Она могла бы не подпускать всего этого к себе путем отрицания внешнего мира, но это также скрывалось и внутри вместе с нею, невыразительное в нейтральных стенах, безусловное в пустых шкафах, красноречивое при отсутствии жизни внутри элегантного оформления.
Она никогда не чувствовала себя более бессильной и еще более беспомощной.
— Я сожалею, что не могу поговорить с вами, — сказала она Саймону.
Даже эта односторонняя беседа стала казаться неуместной и несообразной. Он никогда не повторил ей, что он хотел бы, чтобы она действительно была его дочерью.
С облегчением Харриет увидела, что на улице темнеет. Казалось, что нет никаких признаков весны. Зимой солнце днем стояло недолго, а сейчас оно было погашено вечерним холодом. Харриет дрожала. Ее кровь оставалась жидкой после щедрого тепла Западного побережья. Она говорила себе, что сейчас было бы прекрасно отдернуть шторы навстречу зеленоватым сумеркам, включить отопление и посмотреть телевизор.
Она взяла из шкафа банку «Мармайта» и намазала его на последние крекеры. Она приготовила чай, заливая водой пакетик с чаем на дне чашки, в которой до этого был кофе. Она вынула пакетик, бросила его в раковину и вдруг ясно представила тошнотворную грязь на дне раковины Саймона. Она схватила чайную ложку и протолкнула коричневый комочек в сливное отверстие раковины. Потом она повернула ручку мусоропровода и слушала работу механизма, перемалывающего и уносящего мусор.
Харриет решила. Позже, когда будет совершенно темно, после десятичасовых новостей, и это будет, наверное, наилучшее время, она выйдет на улицу и сделает необходимые покупки. Она спустится вниз с холма к работающему допоздна супермаркету в Белсайз-парке. Он открыт до полуночи, и редко можно встретить кого-нибудь в его узких проходах в последний час работы.
Харриет помнила это очень хорошо, потому что магазин находился как раз за углом невдалеке от той самой квартиры, которую она снимала, когда боролась за создание «Пикокс». Она обычно заскакивала туда и покупала готовые блюда из морозильника, сгребая все, что там было, и не тратя времени на размышления. Она была слишком занята для того, чтобы готовить. Это было давно, хотя с тех пор она всегда была очень занята. До сих пор.
Ну а потом. Она спустится с холма и создаст запасы. Она купит массу продуктов, это будет хорошая возможность. Банки и пакеты с сухими продуктами, которые можно хранить, — вот что ей нужно. Не будет необходимости бегать за продуктами каждые пять минут. Будет значительно лучше иметь все, что необходимо, под рукой в кухонном шкафу.
Харриет кивнула с облегчением. Она посмотрит вечернюю мыльную оперу, потому что она уже начала понимать, кто есть кто, да и, в конце концов, почему она не может делать этого? Потом еще была пьеса, которую она хотела посмотреть, а после нее — новости. Затем она прогуляется. Эта будет одна из ее тихих, тайных ночных прогулок, которые успокаивали ее в прошлом, и она сделает еще один круг, направляясь к дому после позднего посещения магазина.
Приятно будет выйти на свежий воздух. Сколько прошло дней после того, как она вернулась домой из «Пикокс»?
Харриет перенесла намазанные «Мармайтом» крекеры и чай в гостиную. Она села на угол дивана, обложив себя подушками. Она ела, не чувствуя вкуса, ее глаза сосредоточились на экране телевизора. Она посмотрела мыльную оперу, игровую программу, пьесу, а потом новости, в которых репортажи из Ливана, Китая и история с принцессой Дианой пришли, казалось, из одинаково удаленных миров.
В полдесятого она скованно встала, чувствуя, что ее ноги как бы покалывает булавками и иголками. Она долго провозилась в поисках шарфа, который она надела под пальто, и красного берета, который она не надевала несколько лет. Однако она была убеждена, что он был единственной вещью, которая бы не давала ушам замерзнуть. Потом она нашла кошелек, положила его в сумку, которую носила через плечо, и внимательно обошла по кругу квартиру, проверяя замки и задвижки на окнах и дверях.
Было почти одиннадцать часов, когда она вышла через парадную дверь.
Она в нерешительности остановилась на верхней ступеньке, вглядываясь в ночную тьму, однако были слышны только отдаленный шум уличного движения и музыка из соседнего окна. Конечно, не было никого, наблюдающего за ней или ожидающего ее, что она со своим рациональным умом понимала.
Она прогуляется, сделает покупки и снова вернется домой. Подходя к воротам, она подумала о том, что завтра поедет в «Пикокс». «Я заберу вещи из своего кабинета, поговорю с Грэмом, выпью чашку кофе с Карен. Завтра днем. Или, возможно, послезавтра утром».
Она начала прогулку. К ней пришли воспоминания о других ее ночных блужданиях. Снимать тревогу в темноте было ее старой привычкой. Она ходила по спящим улицам вокруг Сандерленд-авеню, когда умер Саймон, и она чувствовала преследующий ее страх так же, как она чувствовала, что он собирается ночью в углах и прижимается к оконным стеклам ее комнаты. Ее шаги ускорились. Крутой уклон холма нес ее быстрее по направлению к уличному движению, прочь от жилых улиц с живыми изгородями. Она не могла подчиниться страху. Она пойдет в «Пикокс» завтра, она шире раздвинет шторы.
Руки Харриет раскачивались в ритм ее шагов.
Она пересекла главную улицу, и незапланированный маршрут привел ее к жилым домам, где голубые телевизионные огни были видны через незашторенные окна, а музыка гремела вызывающими взрывами под кирпичными балконами. Большие собаки без ошейников сопели над рваными, черными пластиковыми мешками, разливающими свое жирное содержимое между мусорными ящиками. Харриет заспешила мимо рекламной мазни на углах домов и снова погрузилась в оранжевую пелену уличного освещения. Через некоторое время она подошла к тому месту, где бегала вместе с Линдой в тот счастливый день перед встречей с Каспаром на обеде с гамбургерами. Прошел уже почти год с того дня, когда она приехала домой с Робином и увидела Линду, скрывающуюся в живой изгороди.
Харриет пошла дальше вниз по пыльной улице, думая о Линде. Через несколько дней она вернется в Англию на летний семестр.
Линде не понравятся завешенные шторы, закрытые двери и неотвечающие телефоны.
«Давай, Харриет. Приведи себя в форму». Харриет даже улыбнулась от пыла своего самонаставления. Не было причин прятаться со своим поражением. Она не должна доставить Робину такого удовольствия. Надо было поворачивать, если она хотела попасть в магазин до полуночи.
Была четверть двенадцатого, когда она толкнула дверь. Усталый продавец в синем халате кивнул ей от кассы, узнав ее по тем дням, когда она жила в Белсайз-парке. Харриет ходила туда-сюда по тесным проходам, бросая пакеты и банки в корзину. Она видела, что продавец, ожидая ее, спускает стальные жалюзи, готовясь к закрытию магазина на ночь.
Она поднесла свою нагруженную корзину к кассе. Она провожала взглядом банки с супом фирмы «Кэмпбелл» и банки с паштетом, которые продавец вносил в кассовый аппарат, и с удивлением подумала о том, зачем она накупила все это.
Сумма, которую продавец сосчитал ей, показалась ей гигантской. «Деревенский паштет» в маленьких стеклянных баночках, купленный в магазинах, открытых до полуночи, всегда был дорогим, напомнила себе Харриет.
Она раскрыла кошелек. В нем было много денег, больше, чем она ожидала. Харриет слишком широко усмехнулась. Она заметила, что продавец наблюдает за ней краем глаза, перекладывая ее покупки в два коричневых мешка. Харриет положила несколько банкнот на стойку, а он отодвинул две из них назад.
— Достаточно, достаточно, — пробормотал он.
— Большое спасибо, спокойной ночи, — приветливо сказала Харриет.
Продавец проводил ее до двери магазина и запер ее за ней с видимым облегчением. Он опустил вниз шторы, закрывающие стекло, и Харриет услышала, как щелкнули замки. Она подняла свои коричневые мешки и пошла домой.
Под главной дорогой проходил подземный переход. Днем Харриет всегда пользовалась им, потому что дорога была загружена. Поздно ночью здесь было меньше машин, но быстро бегущая цепочка из них должна была проскочить мимо, когда она подошла к краю тротуара, ко входу в туннель слева от нее. Она с облегчением подумала, что покупки сделаны, и мечтала о возвращении в уединение ее дома.
Ее ум был занят, сосредоточен на возвращении домой настолько быстро, насколько это было возможно, прочь от людей, автомобилей и уличного освещения. Ни о чем другом Харриет и не думала. Она начала спускаться по знакомым ступенькам, плотно прижимая мешки к груди.
Она не смотрела на нацарапанные надписи и кучи мусора возле грязных стен. Она увидела ноги двух мужчин, как только они появились, спускаясь по ступенькам, чтобы встретиться с нею в противоположном конце перехода. Она продолжала идти, не ускоряя шагов, все ее желания были сосредоточены на доме.
