— А вы вполне уверены в этом монахе?
— О мадам! — воскликнул Лефор. — Мне известны только два средства по-настоящему узнать человека: шпага или бутылка… Вполне понятная щепетильность не позволяла мне попробовать с этим францисканцем первое из них, однако, если придет такая нужда, я без всяких колебаний тут же сделаю из его брюха ножны для своей шпаги!.. Но, черт меня побери, мне так приятно смотреть, как он лакает из моей бутылки, что порой даже приходит охота и самому заделаться монахом!
— Но ведь, — возразила Мари, — не сможете же вы в одиночку заманить их в эту самую западню. А на Лапьерьера вам рассчитывать нечего… Уж я-то его знаю!..
— Мадам, добейтесь только от Лапьерьера, чтобы он дал мне возможность действовать по своему усмотрению, а уж об остальном-то я и сам позабочусь…
Ив поднялся со стула.
— Прошу прощения. Надо внести ясность во все. Пусть он предоставит мне полную свободу действий и принесет мне извинения. Он оскорбил меня! Он сказал, что у меня лицо негодяя и что порядочный человек не может носить мое имя! Да обыщи он хоть весь остров, вряд ли он найдет второго такого, как я!.. Значит, пусть извинится и выслушает меня… Мадам, если вам удастся этого от него добиться, то даю вам слово, через четыре дня все колокола Сен-Пьера разом зазвонят за упокой семнадцати душ!..
— Мне хотелось бы знать, — поинтересовалась все же Мари, — кто будет рядом с вами…
— Капитан Байардель, с которым я намерен тотчас же повидаться, если вы будете добры предоставить мне хоть какую-нибудь лошаденку, и солдаты, вернее сказать, колонисты, которые одновременно и солдаты, и труженики. Друзья…
— Что ж, Лефор, жребий брошен! Я намерена позвать к себе Лапьерьера. Попробую добиться, чтобы он послушался меня… Я уверена, что только вы один сможете добиться успеха.
Она проводила его до дверей.
— Я велю, чтобы вам дали лошадь, — проговорила она, — одну из тех, которым всегда отдавал предпочтение генерал. И вы доставите мне большое удовольствие, если примете ее как залог нашей дружбы… Прощайте, сударь…
Матье Мишель некоторое время ехал вдоль берега Роксланы. Стояла ночь, и колонисту то и дело приходилось, резко дергая за поводья, осаживать свою лошадь, которая пугалась деревьев. Они купами росли вдоль воды, и ветви их были похожи на протянутые руки, на щупальца каких-то апокалиптических зверей, вот-вот готовых схватить свою жертву. Однако он свернул к югу и выехал на верхнюю Кабстерскую дорогу, по которой направился в сторону холма Морн-Руж.
Дорога поднималась вверх и была труднопроходимой. Животное то и Дело спотыкалось, грозя выбить всадника из седла и сбросить его в один из ухабов.
К счастью, путь Матье Мишеля лежал недалеко. Он быстро добрался до небольшого деревянного мостика, который прогнулся под тяжестью лошади с седоком. Поднявшись на стременах, он смог разглядеть за зарослями бамбука и древовидных папоротников каменную постройку, в которой ярко горел свет.
Миновав мостик, он не сбавил скорости. Однако едва собрался было свернуть с дороги и, чтобы срезать часть пути, поехать напрямик, как где-то совсем близко раздался голос:
— Эй, кавалер! А вам не кажется, что поздновато шляться верхом по полям? Готов поклясться, что вас ждет здесь какое-то очень уж срочное дело, иначе зачем бы вам шарахаться в такой темноте, да еще по такой поганой дороге!
— Я не знаю, кто вы такой и как ваше имя, — ответил Матье Мишель, не показав ни малейшей растерянности и почти инстинктивным жестом вытаскивая из седельной кобуры свои пистолеты, — но ведь я же вас не спрашиваю, почему вы сами околачиваетесь здесь в столь поздний час!
Матье Мишель услышал взрыв хохота, и тотчас же другой голос крикнул:
— Ничуть не удивлюсь, если это окажется наш приятель Матье. Бьюсь об заклад, что сейчас он уже заряжает свои пистолеты и держит палец на курке!
— У этого парня неплохие глаза, — снова заговорил Мишель, — если он в такой кромешной тьме способен отличить человека от дерева и лошадь от овцы!
— Ну, так оно и есть! — снова зазвучал первый голос. — Конечно, это Матье Мишель!.. Эй, приятель, давайте сюда, не бойтесь, мы ваши друзья…
— Может, и друзья! — снова заговорил Матье Мишель. — Да только приближаться к вам я все-таки погожу. Лучше подойдите поближе и покажитесь мне чуток, чтобы я смог разглядеть, кто вы такие есть! Только учтите, малейшее подозрительное движение, и у меня для вас припасены два свинцовых зернышка, и, клянусь честью, они попадут куда надо!
Вместо ответа он услышал ухмылки и топот двух лошадей. Одна из них даже заржала. Потом из тьмы показались фигуры двух всадников. Один из них был намного крупнее телосложением, и Матье Мишель тотчас же понял, с кем имеет дело.
Он тоже, в свою очередь, тихонько рассмеялся и заметил:
— Ага! Неразлучные! Мог бы и раньше догадаться! Значит, Л’Арше и Сен-Бон, так, что ли?
— Они самые! — воскликнул Сен-Бон, тот, что покрупнее, первым выехав на открытое место и приближаясь к Мишелю, который тем временем снова прятал в седельную кобуру свое оружие.
— Приветствую вас, господа! — проговорил он. — Надеюсь, мы не слишком рано… Я видел, что у нашего друга Лесажа уже вовсю горит свет. Надеюсь, все уже в сборе и мы не будем самыми последними!
— До дома осталось ближе, чем можно достать выстрелом из мушкета, — сообщил Л’Арше. — Так что, считай, мы уже на месте.
Не произнося более ни единого слова, трое всадников подстегнули своих лошадей и рысью поскакали вперед.
Когда они подъезжали к дому, до них донеслось лошадиное фырканье и ржание.
— Похоже, нас будет немало, — заметил Матье Мишель.
— Нас никогда не может быть слишком много, — ответил ему Сен-Бон.
Свет, который казался им таким ярким издалека, на деле оказался всего лишь какой-то жалкой лампадкой, сооруженной из фитиля, опущенного в сосуд с пальмовым маслом. Она заполняла всю комнату дымом, как, впрочем, и курившиеся там трубки, так что трое мужчин, толкнув дверь, поначалу не смогли рассмотреть ни одного лица.
Мгновение они слышали, как из уст в уста передавали их имена, но почти одновременно и сами воскликнули:
— Привет всей честной компании!
— Привет, друзья! — ответил им кто-то.
Потом они увидели, как к ним подошел Лесаж и по очереди пожал им всем руки со словами:
— Мы ждали только вас!
— Я немного опоздал, — пояснил Мишель, — но это все из-за одного из моих негров, которому всего три часа назад вздумалось пуститься в бега!
— Негр удрал? — переспросил другой колонист, в котором Матье узнал Доранжа. — Но вам, по крайней мере, хоть удалось его поймать?
— Дьявол меня побери! — был ответ Мишеля. Не привозили еще из Африки ни одного черного, который бегал бы быстрее меня, это уж можете мне поверить! Я послал его вместе с пятью-шестью другими рабами резать табак вблизи холма Морн-Желе. И вот, представьте, нынче вечером является мой «командор» и сообщает мне, что раб Аркадиус дал деру! Я тут же сажусь на лошадь, беру своих собак… И вы знаете, где я его поймал, моего Аркадиуса? Аж у холма Морн-Фюме! Далеко убежал, резвый оказался парень!
— Дурной пример! — проговорил Лесаж. — Надеюсь, Мишель, вы наказали его, как он того заслуживал?
Матье Мишель самодовольно улыбнулся.
— Двадцать ударов кнутом и заковал в цепи… теперь он предупрежден. Если он снова возьмется за свое, я его оскоплю!
— А я, — проговорил Сен-Бон, — придумал штучку получше. Я приказал вырыть яму прямо под печью, где пекут хлеб. И всех шутников, которым приходит в голову меня ослушаться, я посылаю провести денек в этой ямке в тот самый день, когда там пекутся булочки! Солнце палит, и еще жар от печи, не было ни одного, который бы не потерял, по меньшей мере, трех фунтов дурного сала.
— Ну ты уж скажешь! — смеясь, бросил Л’Арше. — Дурного сала! Можно подумать, что у твоих негров еще осталось какое-то сало! Ведь всем известно, какой ты скряга! Держу пари, что у тебя не найдется ни одного негра, который бы помнил какую-нибудь другую еду, кроме проса.
Лесаж похлопал в ладоши и проговорил:
— Господа, прошу внимания. Наш собрат отыскал своего негра, все в порядке, но время позднее, и мы собрались здесь, чтобы поговорить о вещах куда более важных. Господин де Лафонтен приехал сюда очень издалека специально, чтобы встретиться с вами. Я хочу попросить его поделиться своими планами и намерениями. Что же касается меня, то потом я хочу рассказать вам множество вещей, которые, не сомневаюсь, будут для вас весьма и весьма интересны!
Едва закончив свою речь, Лесаж тут же заметил, что вновь прибывшим некуда сесть. Он пошел в соседнюю комнату и принес оттуда три стула. Потом опять ушел за кубками и бутылью с ромом.
