Едва закончив свою речь, Лесаж тут же заметил, что вновь прибывшим некуда сесть. Он пошел в соседнюю комнату и принес оттуда три стула. Потом опять ушел за кубками и бутылью с ромом.
— Ром собственного изготовления, — с удрученной улыбкой пояснил он, — добрый старый ром, с тех времен, когда мы еще имели право сажать сахарный тростник! Но поверьте мне, господа, — воскликнул он, наполняя протянутые к нему кубки, — попомните мои слова, эти времена очень скоро снова вернутся!
— Выходит, у вас есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Лафонтен.
— Я знаю из верных источников, что господин Трезель совсем на мели. Говорят даже, будто недостача, которую он должен возместить Островной компании, достигла чуть ли не семидесяти тысяч ливров! Он пропал, если только ему не удастся найти секрет отбеливания сахара!
— Да полно вам! — заметил Доранж. — Ведь, если разобраться, это ведь нам с вами придется платить, чтобы заштопать эту дыру! Ведь компания-то, она никогда не остается внакладе!
Лафонтен поднялся со стула.
— Господа, — проговорил он, — сохраним надежды, которые желает вселить в наши сердца наш добрый собрат Лесаж. Однако не будем терять из виду, что без генерала Дюпарке все, что бы мы ни задумали, останется только благими пожеланиями.
Он обвел собравшихся многозначительным взглядом и, увидев, что все согласно закивали головами, продолжил свою речь:
— Хочу сказать вам, что я предпринял по своему собственному почину и разумению… Для начала я послал свою «Сардуану» к берегам Сент-Кристофера с посланием для командора де Пуэнси, предложив ему отпустить на свободу Дюпарке в обмен на выкуп.
Все лица с тревогой обратились в его сторону.
— Увы! — продолжил Лафонтен. — Я получил ответ господина де Пуэнси, он категорически против моего предложения и даже не потрудился дать никаких объяснений!
Послышались ахи и вздохи разочарования.
— Учитывая все это, — продолжил Лафонтен, — я обратился лично к господину де Туаси, который, как вы знаете, пребывает ныне на Гваделупе. У меня имеется и ответ господина де Туаси, он таков же, как и ответ господина де Пуэнси. Господин де Туаси не желает вести с командором никаких переговоров, он требует его полной и безоговорочной капитуляции, и даже не упоминает имени генерала Дюпарке, который попал в плен оттого, что пожелал защитить его права и интересы!
На сей раз кто-то громко ахнул от злости.
— А знаете ли вы, чем сейчас занят господин де Туаси? — вопросил Лафонтен. — Полагаю, господа, вам это не известно, и намерен просветить вас на сей счет. Поскольку у него не хватает храбрости, чтобы отправиться и обстрелять форт Бас-Тер, он остается на Гваделупе и проводит все светлое время суток, строча послания регентше и кардиналу Мазарини, жалуясь на нехорошее поведение господина де Пуэнси! Ну а что сейчас происходит во Франции, вы и без меня знаете: там идет война с фрондой! Так что можете себе представить, что у Регентства и кардинала Мазарини полон рот других забот, и им вовсе не до огорчений обиженного господина де Туаси! А потому, если мы сами ничего не сделаем, то рискуем вообще больше никогда не увидеть нашего генерала!
— Сделать что-нибудь, да мы и сами только об этом мечтаем! — воскликнул Доранж. — Но хорошо бы еще знать, что мы могли бы предпринять?
— Что говорить, — одобрил Лесаж, — мы все согласны. Может, у кого-то есть какая-нибудь идея? А вы, господин Лафонтен, нет ли у вас какого плана или задумки?
Колонист откашлялся.
— Послушайте, — заявил он, — все вы помните, как я снарядил свою «Сардуану», ни слова не говоря о своих намерениях генералу Дюпарке. Я собрал несколько сотен колонистов, чтобы оказать ему поддержку и добиться того, чтобы восторжествовало правое дело господина де Туаси. Если бы все началось сначала, то вы без труда можете себе представить, что я предпочел бы лучше отрубить себе обе руки, чем снова пытаться предпринимать что бы то ни было в защиту этого губернатора без власти, слишком слабого, чтобы править именем Регентства, которое наделило его полномочиями!.. Но черт меня побери! Я готов оплатить из своего собственного кармана новую экспедицию, чтобы вырвать Дюпарке из когтей де Пуэнси и этих каналий англичан!
— Я с вами! — воскликнул Матье Мишель. — Можете записать меня первым в списке, Лафонтен.
— И меня тоже! Меня тоже! — тут же закричали многие колонисты.
— Благодарю вас, друзья мои. Однако мне думается, что нам придется собрать немало наших, ведь силы командора не изменились. В его распоряжении, считая солдат капитана Уорнера, по-прежнему насчитывается две-три тысячи людей! Не хочу прослыть пессимистом, но нам не должно забывать о жестоком поражении, которое мы понесли на Сен-Кристофе!
При упоминании об этом печальном событии в комнате воцарилось тяжелое молчание.
Нарушить его, со всеми ораторскими предосторожностями, решился Лесаж.
— Господа, — проговорил он, — я прекрасно понимаю ваше желание как можно скорее вернуть свободу нашему дорогому генералу, и никто более меня не исполнен решимости помочь вам в этом благом деле… Однако, прежде чем сообщить вам некоторые вещи, ради которых я и попросил вас здесь собраться, я хотел бы заметить, что нынешняя ситуация на Мартинике совсем не благоприятствует тем действиям, о которых мы только что с вами говорили. Ведь всего десять дней назад здесь убивали солдат, грабили и жгли дома, в частности сгорели склады компании, равно как и интендантства… Возможно, вас несколько успокоила тишина этих последних дней. Однако я вынужден предостеречь вас, что тишина эта обманчива и впереди нас ждут новые серьезные и весьма тревожные события…
Он сделал паузу. Слова его произвели на собравшихся тяжелое впечатление.
— Однако все это не должно помешать нам выпить, — продолжил он. — Поднимем же кубки за здоровье короля! Л’Арше, соблаговолите взять на себя труд наполнить чарки!
Л’Арше взял бутыль и разлил ром по кубкам, которые протянулись к нему со всех сторон. Когда все присутствующие получили свою порцию, Лесаж поднял свой кубок до уровня глаз и произнес слова, тотчас же хором подхваченные всеми:
— За нашего короля и за процветание Мартиники!
— За нашего генерала Дюпарке! — добавил Лафонтен.
И каждый повторил:
— За генерала Дюпарке!
После чего все поставили свои кубки и приготовились слушать Лесажа.
— А сейчас я хочу рассказать то, что вам еще неизвестно, — снова заговорил он. — Не знаю, знакомы ли вы с неким офицером генерала Ивом Лефором, однако не сомневаюсь, что слухи о нем достигли и ваших ушей.
— Да-да, конечно, слыхали! — раздалось сразу несколько голосов.
— Так вот, я встречался с этим Лефором. Знаю, что о нем распускаются слухи самого гнусного толка, однако у меня есть о нем свое мнение. У мятежников нет более непримиримого врага, а у генерала более преданного ему офицера! От этого человека я узнал, что господин де Бофор вместе с двумя десятками прочих колонистов сочинил некую хартию, по которой они намерены добиться полной независимости от компании. Лапьерьер должен подписать ее в сроки, назначенные мятежниками, а именно послезавтра. Если на этой хартии будет стоять подпись временного губернатора, то это, как вы сами понимаете, будет сделано именем генерала. И ему тогда уже нечего будет делать! Мадам де Сент-Андре, чья дружеская привязанность к Дюпарке нам всем хорошо известна, самолично поручила Лефору вмешаться, дабы не дать мятежникам добиться своих целей, что, увы, представляется делом весьма нелегким, учитывая слабость характера господина де Лапьерьера. С другой стороны, если хартия все-таки будет подписана, нам придется навсегда распрощаться с надеждами собрать вокруг себя достаточно колонистов, чтобы вырвать нашего губернатора из застенков господина де Пуэнси!
— Я ничего этого не знал! — оцепенев от удивления, воскликнул Лафонтен. — Но, в таком случае, надо действовать без всякого промедления!
— И что же вы собираетесь предпринять? — поинтересовался Лесаж.
— Как это что! Проломлю башку Бофору, вот и все дела! Это ведь Бофор, не так ли, возглавляет и подстрекает всех бунтовщиков?
— Да, вы не ошиблись, — согласился Лесаж, — именно Бофор у них главный зачинщик и подстрекатель. Но что, интересно, мы выиграем, вступив с ними в открытую борьбу, ведь на их стороне то преимущество, что они вроде бы защищают наши с вами интересы, и завтра же к ним может присоединиться подавляющее большинство колонистов Мартиники? Думаю, среди вас не найдется ни одного человека, у кого бы не было желания освободиться от этой компании, которая разоряет колонию ради обогащения нескольких тысяч никчемных людишек, пользующихся высокими протекциями. Если бы речь не шла о лишении компании власти и влияния на острове, мы все, конечно, были бы заодно. Но мы ведь все прекрасно видим игру этого хитреца Бофора. Одержи он верх в этом деле, рано или поздно он все равно займет место губернатора. Кто тогда сможет ему противостоять? У него будет достаточно поддержки, чтобы купить всю Мартинику, и он станет здесь этаким вице-королем, обладая всей полнотой власти над нами… Надо ли уточнять, ведь всем уже давно известно, что это авантюрист весьма опасного сорта? Достаточно ли вам всего этого, чтобы опасаться последствий, которые повлечет за собой подписание этой хартии? Ведь Лапьерьер, который замещает ныне губернатора, обладает всей полнотой власти! Если он поставит свою подпись, то назавтра он уже ничто! И командовать вместо него будет Бофор! Меня совершенно не интересует, отправит ли Бофор Лапьерьера гнить в сырой темнице. Это не имеет никакого значения! Мне хотелось бы знать, что тогда будет с нами, и потому я хочу задать вам вопрос: могли ли бы вы предпочесть Бофора Дюпарке? Ибо, видит Бог, дьявол оказался бы сильнее Провидения, если бы нам не удалось так или иначе вызволить из тюрьмы нашего доброго генерала!
