— Должен ли я добавить, — как-то вдруг посерьезнев, спросил Лесаж, — что это человек, которого привез на наш остров лично сам генерал? Так или иначе, господа, но решать вам. Только не забудьте, что если вы будете колебаться или откажетесь, то послезавтра в полдень будет уже поздно, хартия будет подписана, на острове воцарится анархия, и власть генерала будет безвозвратно утеряна! Вряд ли, господа, стоит добавлять к этому что-нибудь еще… Л’Арше, сделайте любезность, разлейте всем рому…
Пока наполнялись кубки, все начали оживленно переговариваться. Было похоже, что общее мнение было на стороне генерала, однако, прежде чем попросить гостей дать свой ответ, не сомневаясь, что он будет положительным, Лесаж позвал раба с блюдом, полным акрасов.
Эти аппетитные пирожки с треской, прожаренные в масле до золотистой корочки, вызвали у заговорщиков новый приступ жажды. Принесли еще рому, и все ели и пили, пока Лесаж наконец не встал и, попросив слова, не задал всем вопрос:
— Так что же, вы за или против плана Лефора?
Ответ был единодушным, хоть и несколько более шумным, чем ему хотелось бы:
— За Лефора! Да здравствует Лефор!
— Коли мы с вами пришли к согласию по всем пунктам, то я попрошу вас, господа, поддерживать связь со мною, ибо я буду в постоянном контакте с Лефором. Мы встретимся послезавтра здесь, чтобы всем вместе спуститься в форт Сен-Пьер. Еще одно, надо, чтобы нас было семнадцать, а сейчас нас пока всего двенадцать…
Тут снова в разговор вступил Лафонтен:
— Я сам позабочусь о пополнении.
Все зааплодировали этим словам и, выпив по последнему глотку рома, разъехались по домам.
В тот же самый час в Прешере, в одном из скромных домов, расположенных вдоль берега реки, собралась другая компания, которая на первый взгляд была как две капли воды похожа на ту, что созвал у себя Лесаж.
Филипп Лазье принимал у себя всех, на чью поддержку рассчитывал Бофор в осуществлении своих замыслов. Однако здесь на ужин подавали молочного поросенка, на караибский манер поджаренного на деревянной решетке. Каждый отрезал себе по куску от струящейся жиром тушки животного, а вино из Франции и Испании лилось рекою.
Лазье начал поправляться. Чтобы не утомлять себя сверх меры, он принимал участие в трапезе, лежа на пальмовой циновке. У Арнуля и Ларше руки все еще были на перевязи. Царило всеобщее веселье. Если пока еще прямо и не говорили о хартии, тема эта, бесспорно, занимала все умы, и ожидалось, что по окончании пирушки Бофор сделает какое-то важное заявление.
Все подумали, что решительный момент наконец-то настал, когда он, повернувшись к Лазье, вдруг сказал ему:
— Мой дорогой Лазье, судя по вашему нынешнему состоянию, полагаю, у вас хватит сил, чтобы быть с нами послезавтра, когда Лапьерьер будет подписывать нашу хартию!
Филипп изобразил какую-то бледную улыбку и все еще слабым голосом ответил:
— Я почел бы за счастье быть там вместе с вами, но можете ли вы себе представить, как доберусь я верхом отсюда до Сен-Пьера?
— Мы найдем вам какую-нибудь карету! — заверил его Бофор тоном, не терпящим возражений. — Кроме того, должен предупредить вас, что, по моему мнению, ваше присутствие будет нашим решающим козырем. Видя перед собой тяжело раненного человека, которого убежденность в своей правоте и преданность делу заставили лично явиться, чтобы поддержать петицию, Лапьерьер уже не сможет более колебаться…
— Хорошо! — проговорил Лазье. — Можете на меня рассчитывать…
Бофор говорил свысока, тоном хозяина, и все с видимым усердием внимали каждому его слову.
Для всех битва была уже выиграна. С Островной компанией для них уже, так сказать, было покончено раз и навсегда, и праздник, что собрал в тот вечер за столом всех этих мятежников, в сущности, был лишь прелюдией, предвкушением более грандиозного пира, которым они шумно отпразднуют свою окончательную победу.
Однако там находились и Арнуль с Ларше. С перевязанными руками и все разгоравшейся жаждой отомстить Лефору и Байарделю. Да и у Бофора тоже хватало причин гореть желанием расправиться с заклятым врагом.
Поэтому не удивительно, что вместо того, чтобы говорить о предстоящей церемонии подписания хартии, Бофор с ехидной усмешкой обратился к двум своим единомышленникам:
— Ну а вы, Арнуль? Вы, Ларше? Надеюсь, уж вы-то не заставите себя упрашивать! — воскликнул он. — Уж вы-то, полагаю, придете, это ведь будет начало вашего реванша, не так ли?
Ларше злобно ухмыльнулся и ответил:
— Можете не сомневаться, господин де Бофор, в этот день я буду по правую руку от вас. Однако настоящий реванш, когда я смогу сказать себе, что, по крайней мере, расквитался с этим Лефором, я возьму только тогда, когда этот человек будет мертвецом!
— И я тоже! — проговорил Арнуль. — Как только моя рука вновь обретет силу, клянусь честью, этому подонку не поздоровится!
— Только остерегайтесь, — с мрачной гримасой проговорил Бофор. — А то я знаю одного человека, который тоже хотел отомстить этому мерзавцу за оскорбление и устроил ночью засаду с краю от дороги, чтобы прикончить эту каналью как скота вонючего, как оборотня поганого!.. Да только ему, похоже, помогал сам дьявол. Мало того, что Лефору удалось спасти свою шкуру, потому что пистолет моего друга, к несчастью, сделал длинный огонь, но пирату же, вдобавок ко всему, удалось всадить ему пулю, которую бедняга по-прежнему носит в боку и которая заставляет его страдать в сезон дождей.
Он остановился, будто пытаясь унять свою ненависть, потом с какой-то дьявольской улыбкой продолжил:
— Вы должны и дальше полностью доверяться мне. У меня такое впечатление, будто большинство из вас еще не до конца оценило всей важности этой хартии, тех прав и возможностей, которые мы сможем из нее извлечь! Для начала, как только компания утратит всякое влияние на острове, отпадет необходимость и в губернаторах, которые, по сути дела, назначались по ее воле. Так что Дюпарке может оставаться в плену, если ему там понравилось, или возвращаться во Францию, это уж на его усмотрение!
— Ну, это уж вы слишком! Дюпарке вовсе не такой плохой человек, — проговорил Лазье. — Во всяком случае, пока он был здесь, он всегда, насколько мог, защищал наши интересы.
— Что правда, то правда, — подтвердил Ривьер Лебайе, — это человек редкой честности и, конечно, вполне дееспособный…
Бофор с неодобрительной усмешкой оглядел сперва одного, потом другого.
— Не может быть! — заметит он. — Ну что ж, раз так, тогда давайте, защищайте своего Дюпарке! Помогите ему вернуться сюда! И я и двух недель не дам, как ваша хартия будет объявлена вне закона! Вы и пикнуть не успеете, как он пошлет против вас своих обстрелянных солдат, и на том все закончится!
— Да нет, мы имели в виду вовсе не это, — поспешил внести ясность Лазье. — Пусть этот человек и не лишен известных достоинств, лично мне от его правления никакого проку.
— Ну слава Богу! — продолжил Бофор. — Слава Богу! Потому что я, друзья мои, надеюсь с вашей помощью преуспеть в этом не хуже, если не лучше его… У меня есть план, — после небольшой паузы снова взялся за свое авантюрист, — как добиться того, чтобы управлять островом вместо него. Это проще простого, я в два счета избавлюсь от Лапьерьера. Регентство и кардинал Мазарини во Франции по уши завязли в войне с фрондой, им сейчас не до нас, и они одобрят все как есть…
Он по очереди внимательно оглядел всех своих сообщников. Было видно, что каждый из них уже мысленно оценивает те выгоды, которые сможет извлечь из своей дружбы с будущим губернатором. Что еще больше придало им решимости поддержать его в этом деле.
Бофор откинулся на спинку кресла.
— И учтите, друзья мои, — твердым тоном заявил он, — что как только бразды правления будут в наших руках, в них одновременно окажется и орудие нашего возмездия. Лазье, Арнуль, Ларше, торжественно клянусь вам, что наша месть будет сокрушительной! Для начала — Лефор и Байардель, их мы немедленно засадим за решетку. Это убийцы. Капитан как офицер будет повешен, а Лефора мы сожжем на костре за сношения с дьяволом. Как только мы расправимся с этими двумя мерзавцами, тут же надо будет отправить во Францию Лапьерьера, который ни на что не способен и только путается под ногами.
— Что касается меня, — проговорил Ларше, — то я дам вам сухого жмыха, чтобы получше разжечь костер.
— А я самолично привезу досок для виселицы! — взвыл Арнуль.
— Послушайте, — вмешался тут Латен, — лично я не уверен, что у меня хватит терпения дожидаться так долго. Уж не знаю, кто там с ними, дьявол или Провидение, но, клянусь честью, если в один прекрасный день я увижу на расстоянии, куда сможет достать мой пистолет, пузо этого окаянного капитана или рожу этого головореза Лефора, то уж он-то не сделает длинного огня, это можете мне поверить!
