— На прошлой неделе был Лос-Анджелес, награждения Оскаром, — сказала Харриет. — Лорд Оливер, Джек Николсон, Чер.
Она вспомнила о бассейне Каспара ромбовидной формы, пальмах и ковре из огней под Голливудскими холмами.
— Никакого сравнения с вечером со стрелами в пабе «Сноп пшеницы»? — спросила Элисон.
Они засмеялись и смеялись так безудержно, что толкались и спотыкались в темноте.
От смеха голова Харриет стала более легкой, чем от выпитого накануне виски.
— Мне очень понравился «Сноп пшеницы».
— Очень хорошо, когда есть с чем сравнивать, — важно произнесла Элисон. — Вы не полюбили бы «Сноп пшеницы» так сильно, если бы не видели ничего другого.
— Думаю, что я могла бы ошибаться в другую сторону.
Харриет размышляла о годах собраний, отелей, самолетов и нечастых отпусках, которые включали еще самолеты и другие отели.
— Хорошо, что вы позволили мне сразу включить вас в игру.
— Прекрасно! — Харриет была серьезна, несмотря на то, что Элисон была веселой. — Я очень благодарна. Я не представляю, что произошло бы, если бы я не приехала сюда с вами на этот уик-энд. Я думаю, я могла бы сойти… слегка сойти с рельсов.
— Да.
— Спасибо.
— Спасибо, что приехали.
Они посмотрели друг на друга. Элисон открыла дверь коттеджа, и их встретил запах жареного мяса. Когда они сели за обеденный стол, Харриет осмотрела этот стол и множество разнокалиберных стульев, стоящих вокруг него. Она вспомнила, что сказал мужчина в пабе.
— Обычно вы привозите сюда много народа на уик-энд? — Она непроизвольно почувствовала ревность.
— По-разному. Иногда да, если возникает стадное чувство, а в иных случаях я предпочитаю оставаться одна. Или только с одним человеком.
Харриет подавила свое любопытство.
— А все эти люди знают вас? Называют вас Эл?
— Я же говорила вам, что я здесь выросла. Я ходила в школу в Тентерден. Здесь мой дом. Большинство людей я знаю здесь с детства. А вы откуда родом? Это, наверное, есть в моих материалах, но я забыла.
Харриет рассказала ей о Сандерленд-авеню и о домах, которые предшествовали Сандерленд-авеню, вплоть до самого начала еще без Кена, о чем Кэт старалась не вспоминать.
— Фактически, я родом ниоткуда. Я всегда считала своим домом Лондон. Только сейчас я была изгнана.
Непроизвольно она поднесла руки к лицу. Образ моллюска в раковине снова пришел к ней на память, и она поняла, что почувствовала себя в безопасности лишь в тот момент, когда вошла в коттедж Элисон.
— На что это похоже, жить в доме, в котором ты выросла?
Элисон обхватила стакан руками. Ее лицо порозовело.
— Иногда раздражает. Но безопасно.
— Я завидую вам, — искренне призналась Харриет.
Они съели обед. Харриет стала мыть посуду, а Элисон пошла в кабинет посмотреть телевизионную программу. Когда она вернулась, они сели на диваны, стоящие напротив друг друга, чтобы прикончить бутылку вина. Элисон читала книгу, а Харриет слушала музыку, закинув сцепленные руки за голову.
— Гармоничная картина, — заметила, в конце концов, Элисон, закрывая книгу. Она зевнула. — Я думаю, пора ложиться спать.
Харриет овладело любопытство. У нее вдруг вырвался вопрос:
— Когда вы приезжаете сюда только с одним человеком, это мужчина?
— Когда я попыталась спросить вас о Каспаре Дженсене, я обледенела под вашим взглядом.
— Это было при камере. Сейчас мы с вами в четырех стенах. Я расскажу вам про Каспара, если вы хотите.
— Честный обмен. Или не очень честный, потому что моя история далеко не так интересна. — Она подобрала под себя ноги, усаживаясь поудобнее. — Да, иногда это бывает мужчина. Не обязательно один и тот же. Сейчас вообще никого нет. Я раньше волновалась, когда не было. Позже я начала понимать, что я чувствую себя просто удобнее, когда нахожусь в одиночестве. Мне нравится мое собственное общество, ну а когда не нравится, то всегда есть компания друзей. Я люблю свою работу, а она требует массы времени. Мне не нужен мужчина в качестве дополнения.
Подняв глаза, она встретилась взглядом с Харриет. И Харриет, которая в первую встречу решила, что она унылая и примитивная, сейчас осознала, что она незаурядная и даже, более того, замечательная, что вызывало зависть. Ей были интересны те принципы, на которых обосновывалась ее собственная оценка.
— Вы не хотите выйти замуж и иметь детей?
— Я так не думаю, — сдержанно ответила Элисон и в ответ не спросила об этом. Расскажите мне о Каспаре.
Харриет несколько секунд размышляла.
— Я надеялась, что смогу переделать его. Я думала, что смогу помочь ему покончить с пьянством. Любовь преданной женщины.
Она думала, что после награждения она могла бы потребовать этого от него. Наивный оптимизм этой мысли едва не вызвал у нее смех.
— Любая женщина, с которой он когда-либо имел дело, должна была верить в это. Каспар не хотел, чтобы ему помогли избавиться от пьянства. Каспар нравится себе таким, какой он есть. Представлять себе что-нибудь другое — это иллюзия.
Она вспомнила Малхолланд-драйв и девушку, погибшую в автомобиле. Гнев и досада, как занавес, закрыли от нее все. Она пристально разглядывала ворс бархатной подушки, чтобы сдержать неиссякающие слезы.
— Я любила его, а потом перестала любить. — Затем она добавила, что у него есть десятилетняя дочь. — Вы не знали этого? Ее зовут Линда.
Элисон слушала, а Харриет рассказывала ей о Линде Дженсен.
Когда она закончила, Элисон сказала:
— Вам бы хотелось иметь детей. — Это было утверждение, а не вопрос.
— Но только не без мужа.
Харриет вспомнила о Джейн и Имоджин. А потом о Дженни и Чарли.
— Я не уверена, что даже с мужем, с супругом. Если только я найду такого. Если я захочу такого.
Элисон медленно подняла свой наполовину пустой стакан. Они выпили друг за друга. Тост был ироничным, но они почувствовали связующие нити и начало настоящей дружбы.
— Я думаю, пора спать, — повторила Элисон.
Когда Харриет поднималась вверх по узким ступенькам, она знала, что есть многое, о чем ей стоит подумать. Она обложила себя подушками в простой спальне с белыми стенами, в которой кто-то когда-то, наверное, очень давно выкрасил всю деревянную мебель ярко-голубой, как колокольчики, краской. Харриет представила себе Элисон в школьные годы усердно красящей, прикусив язычок между зубами.
Она хотела подумать, однако вторую ночь подряд она засыпала, как только закрывала глаза.
Утром Элисон очень внимательно прочитала все воскресные газеты. Харриет выпила несколько чашек кофе и бродила по саду. Казалось, что воздух был мягким. Низкое серое небо потеплело, слышалось пение птиц на вязах, ограничивающих сад. Тонкое покрывало нежной зелени, казалось, за ночь спустилось на землю, пряча темные контуры окружающих участок Элисон кустов.
Харриет шла медленно, внимательно разглядывая мох, пятнами покрывающий камни, которыми была вымощена дорожка, клейкие узелки почек и появившиеся молодые побеги. Предчувствие дождя в спокойном воздухе, казалось, делало утро еще более благодатным.
Харриет слушала звуки с соседнего участка за живой изгородью из бука. Шум был похож на шум от катанья ребенка на трехколесном велосипеде по бетонной дорожке. Время от времени он кричал:
— Посмотри! — И женский голос издалека хвалил и подбадривал его.
Запахи готовящейся еды смешивались с запахами земли, дыма и растений.
— Ваш сад очень красив, — похвалила Харриет, вернувшись в дом, — обработанный, но естественный. Мне жалко, что я не знаю половины растений в нем.
— Он сейчас не в лучшем виде, — вздохнула Элисон, не поднимая глаз от газеты. Мой вам совет — не увлекайтесь садоводством. В этом деле тирании столько же, сколько и удовольствия. Посмотрите, тут немного о «Пикокс».
Харриет склонилась над ее плечом.
Она прочитала, что ее компания медленно восстанавливается под руководством Дэвида Давентри после ухода Божьей милостью предпринимателя Харриет Пикок и что доверие Сити к высокоэффективной работе предприятия, производящего «Мейзу», очевидно, было непоколебимо.
— Кто этот Давентри? — спросила Элисон.
— Человек Робина. Способный администратор, я думаю. Довольно мрачный, насколько я помню.
Харриет отвечала автоматически. Когда она поняла то, что было написано, у нее перехватило дыхание, как будто кто-то ударил ее. «Пикокс» — больше не ее компания. Это фирма Робина и Дэвида Давентри. Эта конечность больше не дергалась, ее кровь больше не текла через нее. Она была отрезана.
Через несколько секунд она уклонилась от любознательности Элисон. Она полагала, что время от времени она будет забывать о том, что случилось, а воспоминания будут сопровождаться такими же ударами. Она будет забывать все больше и больше, а удары будут слабее.
