Микки верил каждому слову этой песни и был готов сражаться за ее дух. Причина, по которой он стал учеником Уилбура, невзирая на то обстоятельство, что Уилбур был из крупного города, да еще и образованный, была в том, что Уилбур тоже любил юг и знал его славную историю. Уилбур был просто фанатом Гражданской войны и до того, как попасть в тюрьму, коллекционировал медали. Ему нравилось считать себя крупнейшим специалистом в тюрьме по сражениям Гражданской войны, и он мог часами рассказывать Микки о славных победах всех лихих героев Гражданской войны: Фореста и Борегара, Мосби и Джексона. Томми подозревал, что большинство этих рассказов были выдумками Уилбура, но держал свои подозрения при себе и старался вообще не смотреть на Микки, пока Уилбур рассказывал тому очередной эпизод Гражданской войны. Он знал, что Микки ненавидит его. В налитых кровью глазах Микки была ненависть презираемого человека, никчемного южанина с болот, которых презирали сильнее, чем негров из маленьких городишек, разбросанных на болотах Юга.
Томми не чувствовал, что ему следует слишком детально анализировать характер ненависти к нему Микки. Он где-то слышал, что бешеная собака не нападает на человека, если тот сумеет избежать визуального контакта с ней, и этого же принципа он придерживался по отношению к Микки. Он не смотрел ему в глаза. Если Микки нравилось боготворить Уилбура за то, что тот мог нести околесицу о Гражданской войне и ее сражениях, — ну и что? Томми попросту избегал зажигать спичку, которая могла бы воспламенить керосиновые пары ненависти Микки.
Но как-то раз Томми не сдержался. Однажды на прогулке во дворе Микки рассказывал о своей мечте. У него была одна-единственная мечта, и Томми с Уилбуром слышали о ней довольно часто. Мечта заключалась в том, чтобы убежать из тюрьмы, лесами дойти до штата Айдахо и там поступить в рядовые в Армию арийской нации.
— Это благородно, — сказал Уилбур. — У тебя в порядке голова, Мик. Но только с твоим планом одна загвоздка.
— Какая? — спросил Микки.
— Тебе придется выйти из леса задолго до того, как ты доберешься до Айдахо. Ведь так, Томми?
— Точно, — подтвердил Томми.
— Там, на западе, очень много открытой местности, — сказал Уилбур, — но, правда, тебя могут подбросить на попутке. Если наткнешься на хорошего водителя, он довезет тебя до самого места. Некоторые водители просто здорово сочувствуют арийцам.
Микки поразмыслил над этим. Он никогда не бывал нигде, кроме восточной части Техаса, и мир, в котором не росли деревья, был чем-то невообразимым для него. Но если ему и придется добираться через безлесье, чтобы только оказаться в Армии арийской нации и помочь ей сделать так, что Юг снова встанет, он готов был пойти на это.
— Я могу угнать пикап, — сказал он. Он знал, что на попутках ему не доехать. Однажды он уже попробовал это, когда сломалась его старая машина, но ничего хорошего из этого не вышло. Все его просто игнорировали. Был один случай, когда два его родных брата проехали мимо и даже не посмотрели на него. Если он будет добираться до Арийской армии на попутках, он может вообще никогда туда не добраться. И тогда у него возник новый план: он украдет пикап у кого-нибудь прямо из-под окна и будет гнать всю ночь, пока не доберется до Айдахо.
— Ты можешь пригодиться им как солдат-самоубийца, — сказал Уилбур, глядя на Микки. Ему нравилось подвергать испытанию Микки на преданность делу Юга. Это было единственное, чему тот был предан.
— Я никогда не слышал, чтобы в Арийской армии были камикадзе, — отозвался Томми. В сущности, ему не очень-то хотелось встревать в этот разговор, но Микки Клебэрн смотрел на него так мрачно, что у Томми возникло ощущение, что если он так явно будет игнорировать их разговор, вряд ли он будет в безопасности.
— Пока не было, но они могут понадобиться — хотя бы несколько человек. Они могут надеть на Микки пластиковые бомбы, и он разнесет здание Верховного Суда, если у него возникнет такое желание. Именно из-за вмешательства Верховного Суда Юг и был сокрушен, а началось все с того, что черных детей стали пускать в школы для белых, — напомнил Уилбур. Он частенько давал Микки уроки гражданской истории, сообщая, какие именно организации более всего приложили руку к упадку Юга.
Микки не думал о том, чтобы подрываться на мине, или о том, чтобы уничтожить Верховный Суд, у него на уме было сначала как следует пострелять. Он рассчитывал застрелить нескольких негров, а если это не удастся, то какую-нибудь азиатскую сволочь или мексиканцев. Всего за несколько дней до этого какой-то белый в одном из калифорнийских городков не сдержался и расстрелял из автомата мелюзгу на школьном дворе — нескольких школьников убил на месте. Большинство убитых детей были азиаты, и поэтому Микки подумал, что за этим убийством могли стоять Арийцы. Другие заключенные не раз рассказывали ему, что азиатов в Калифорнии было полным-полно, столько же, сколько черных на Юге. Может быть, Арийцы и поубивали детей-азиатов, чтобы предупредить их, что, если те не хотят, чтобы их всех поубивали, им скоро придется сваливать из Америки.
— Я вообще-то собираюсь убивать негров, — сказал Микки, раздумывая над тем, как будет жить после тюрьмы. — Вешать их хорошо, они только этого и заслуживают. Отличное зрелище: негры на деревьях с вываленными языками.
— Ничего себе картинка, — сказал Уилбур. — А после негров кого ты будешь убивать? Азиатов или мексиканцев?
— Этих чертовых желтых, — ответил Микки. За всю свою жизнь ему не довелось видеть так уж много азиатов, но когда он видел их по телевизору, они казались ему ничем не лучше негров.
— Если напустишься на азиатов, будь осторожней, — предупредил Томми.
— Это еще почему? — спросил Уилбур.
— Потому что они ловчее нас, вот почему, — ответил Томми.
Он тут же понял, что сказал это зря, но Уилбур вызывал у него такое отвращение, что он не сдержался. Уилбуру нравилось поражать Микки своими рассказами о Гражданской войне и доставляло удовольствие помогать тому выстраивать планы его убийств, которые тот совершит, как только станет рядовым в Армии арийцев. Уилбур просто дразнил Микки, и Томми не удержался от того, чтобы немного осадить его.
— Кто придумал кунг-фу? Не мы, — добавил он уверенно. — Один хороший нинзя может уложить половину самых крутых Арийцев в этой тюрьме и всех охранников.
— Насчет охранников я согласен, — сказал Уилбур. — Наверное, Микки тоже мог бы уделать охранников, и ему нинзя не понадобится.
— Зачем ты его заводишь? — спросил Томми Уилбура вечером в камере. — Он никогда и близко не подойдет к Айдахо. Он слишком тупой. Я даже не думаю, чтобы Арийцы взяли его к себе.
— Он — огромный, тупой урод, все так, — согласился Уилбур, — но и тебе не надо было хвалить азиатов за то, что они ловчее нас. Микки не нравится думать, что желтый китаеза может быть ловчее белого южанина-американца.
— Ничего не поделаешь, — стоял на своем Томми. — Посмотри на статистику.
Уилбур просто посмотрел на него и улыбнулся.
— Статистика ничего не объяснит Большому Микки, — сказал он.
Томми понял, что и в самом деле был неосторожен. Теперь, когда они бывали во дворе на прогулке или за едой, Микки Клебэрн пристально поглядывал на него. Правда, пока он ничего не говорил и его отношение к Уилбуру не изменилось. На прогулках он не отходил от него, в столовой садился рядом с ним, молча слушал, как Уилбур плел свои рассказы о великих кавалеристах-южанах или о великих победах южан.
Однажды Томми подумал, что внимание Большого Микки может привлечь нечто более достойное, чем он сам. Уилбур заходился в очередной выдумке о том, как поднимается Юг, как вдруг Пес, негр из соседней камеры, который совершенно не выносил Уилбура и не питал к нему ничего, кроме презрения, и даже не унижался до того, чтобы посмотреть в его сторону, как-то, проходя мимо, остановился и легонько тюкнул Уилбуру по темечку костяшкой пальца — чем-то все это было похоже на то, как опытный фермер щелкает арбуз, чтобы определить, спелый ли он.
— Ты можешь нести весь этот бред, засранец, — сказал Пес. — Юг, конечно, снова поднимется, но тебе-то увидеть этого не придется, потому что все вы, белые говнодавы, сдохнете. Если Юг и поднимется, то теперь поднимется черный Юг.
Сделав такое заявление, он отправился дальше. С перепугу Уилбура просто трясло. Теперь он знал, что у него появился враг и этот враг живет в соседней камере.
— Этого сукиного сына нужно повесить на дереве, пока у него не вывалится его чертов черный язык, — сказал Микки.
Ни Уилбур, ни Томми ничего не сказали.
Несколько дней Томми присматривался, не собирается ли Микки убить Пса. Почему-то ему показалось, что Микки мог бы такое попробовать. В конце концов, Пес унизил его командира, жреца его религии. Еще одна песня Хэнка Вильямса-младшего, которая запала в душу Микки, называлась «Деревенский парень, все пройдет». В ней воспевалась житейская осведомленность и находчивость деревенских парней: они знали, как свежевать оленя или поставить вершу, как защититься от городских парней своими складными ножами. Томми подумал, что Микки мог бы попытаться продемонстрировать свою деревенскую осведомленность и находчивость и попытаться убить Пса, но этого не случилось. Он оставил Пса совершенно без внимания и продолжал глазеть на Томми своими мутными глазами цвета болотной жижи.
