«Мать права, она — артистка, великая артистка! На сцене она затмевает всех! И ее голос! Да, этот дар не случайность, это знак судьбы!» — думал он.
Гнев и ненависть в его душе уступили место гнетущей тоске. Случилось непредвиденное, и Тошан решил вернуть Мукки матери незадолго до Рождества. Теперь он никак не мог уйти, терзаемый страстным желанием подойти к Эрмин, прикоснуться к ней.
«Не сейчас, — сказал он себе. — Я должен оставить ее в покое. Если я задержусь еще на минуту, я сделаю какую-нибудь глупость! Думаю, вокруг Эрмин сейчас десятки людей и она не выйдет из театра».
Оставалось чуть больше часа до отправления поезда, на котором ему предстояло совершить бесконечно долгий обратный путь, такой же, какой он недавно проделал с сыном. Спонтанная поездка поглотила почти все его сбережения. Тошан решил перейти через улицу Сен-Жан и сесть в такси. В тот момент, когда он попросил шофера отвезти его на вокзал Гар-дю-Пале, в машину сел какой-то мужчина и захлопнул за собой дверцу. Это был Жослин Шарден.
Быстро справившись с изумлением, молодой метис посмотрел на тестя с таким спокойствием, чтобы не сказать с холодностью, что тот даже удивился.
— Дорогой Тошан, — начал он, — Эрмин так счастлива, что вы вернули ей Мукки! Но счастье ее будет полным, если вы придете и, поговорив с ней, забудете наконец свою ссору двух влюбленных!
— Она могла бы прийти и сказать мне это сама, — возразил он. — Тогда мне бы не пришлось говорить с вами, видеть вас.
— Я помешал ей, чтобы она не заболела. Моя дочь не идиотка: увидев Мукки на сцене, она поняла, что вы где-то рядом. Куда вы едете?
Тошану не хотелось продолжать этот разговор в присутствии постороннего человека, водителя такси. Сжав зубы, он молчал.
— Не знаю, что творится у вас в голове, — продолжал вполголоса его тесть, — но ваш приезд в Квебек наводит на мысль, что вы хотели услышать, как поет Эрмин. Это было прекрасно, божественно! Надеюсь, теперь вы понимаете, что нельзя запрещать ей развивать свой талант.
По мнению Тошана, автомобиль ехал слишком медленно. Окажись они сейчас в темном переулке, он бы с удовольствием ударил Жослина, но ему приходилось сдерживаться.
— Мне очень тяжело, господин Шарден, — тихо сказал он, вложив в это «господин» все свое презрение, — сидеть с вами рядом и не иметь возможности раскроить вам череп. Вы прекрасно знаете, почему я уехал и почему вас презираю. Проявите смелость хотя бы раз в жизни, не стройте из себя невинную овечку!
Такси остановилось у вокзала. Тошан расплатился и вышел. Жослину хотелось попросить шофера повернуть назад и отвезти его обратно к театру, но он сдержал тяжелый вздох и тоже вышел. Пришло время разговора с оскорбленным сыном. Предстояло признать свои ошибки, и от этой мысли сердце у него заболело, лоб покрылся испариной. Холод пронизывал до костей. Сил сопротивляться не было.
— Я не собираюсь вас убивать, — бросил ему Тошан. — Не смотрите на меня так, будто я бешеный волк!
— Это из-за вашей матери? — наконец удалось выговорить Жослину. — Она рассказала вам наш секрет?
— Нет. Я догадался сам, — ответил молодой метис. — Она страдала, попав в собственную ловушку. И в первое время я ненавидел ее. Потом стал ненавидеть вас. Почему? Да потому, что мужчина, достойный называться этим словом, должен с уважением относиться к вдове — одинокой женщине, честь которой некому защитить. Если бы вы не являлись отцом моей жены, клянусь, вы были бы уже мертвы или искалечены!
Тошан поднял лицо к небу. Шел снег. Где-то зазвучали колокола. Созерцание ночного неба, укутанного толстой шубой туч, помогло ему успокоиться. Он дорого дал бы за то, чтобы сейчас рядом оказалась Эрмин, поцелуем заставила его замолчать, если только еще не вычеркнула мужа из своей новой жизни.
— Моя мать заслуживает быть любимой, — глухим голосом сказал он. — Она объяснила, что между вами произошло. Я знаю, вы отчаялись, потому что Лора собиралась замуж, а вы сами считали себя обреченным на смерть от болезни. Вы хорошо провели вместе время, и, по сути, меня это не касается. Но в таком случае вам нужно было проявить порядочность и остаться с ней.
— Я не просто хорошо провел время с вашей матерью, я уважал ее и ценил даже больше, чем вы можете думать, — попытался оправдаться Жослин. — Я хотел остаться с ней, но Тала отказалась. Она говорила, что летом приедете вы с Эрмин и правда выплывет наружу. Тошан, поверьте, это она подталкивала меня уйти, завоевать Лору и заботиться о дочери. Благодаря ей, и только ей, я выздоровел, я это знаю! И мне легче оттого, что я наконец могу открыто это сказать. Я очень благодарен вашей матери!
Тошан направился к входу в здание вокзала Гар-дю-Пале. Он шел быстро, подняв воротник пальто.
— Мой мальчик, простите мне зло, которое я вам причинил! — взмолился Жослин.
Ему пришлось прибавить ходу, чтобы догнать зятя. Холл вокзала был просторным, но вокруг сновали десятки пассажиров. Тошан остановился у выхода на платформу.
— Вы ей благодарны? — холодно повторил он. — В таком случае могли бы быть к ней внимательнее, когда она приехала в Валь-Жальбер! Сказать по правде, Мукки я привез в Квебек, потому что у меня не было выбора. Вы не знаете главного: ваша с матерью связь принесла свой плод. Вы — отец невинной десятимесячной девочки, которая в любой момент может умереть! А может, уже умерла. В регионе Лак-Сен-Жан и на Перибонке еще холоднее, чем здесь. Перед тем как сесть в поезд, я отвез мать и мою маленькую сестру Киону к монахиням в больницу Сен-Мишель, в Робервале. Девочка, такая хрупкая и маленькая, страшно кашляет.
— Господи! — вырвалось у Жослина. — Что вы такое говорите, Тошан?
Этот вопрос он задал, уже будучи в состоянии паники. Его страшная догадка, так долго не дававшая ему покоя, оказалась правдой: ребенок Талы — его ребенок.
— Вы прекрасно слышали, — отрезал молодой метис. — Я возвращаюсь в Роберваль и всю ночь буду молиться, чтобы мою маленькую сестру спасли. Мою сестру, которая также приходится сестрой Эрмин и Луи, — вашу дочь! Ни слова Эрмин и Лоре — так хочет Тала. И я уважаю ее волю.
— Я еду с вами! Вы можете отказаться, но я все равно поеду!
Жослин дрожал, сгорбившись в своем дорогом пальто из серого драпа. Он снял перчатки и шейный платок и направился к кассе. Тошан пожал плечами. Он никому не мог запретить сесть в поезд и в глубине души знал, что приезд Жослина придаст Тале сил. И если Кионе суждено угаснуть, как маленькой звездочке, которая уже не может светить, по крайней мере, отец будет с ней рядом…
Ни Тошан, ни Жослин не обратили внимания на женщину, закрывавшую лицо платком, а волосы — отороченным мехом капюшоном. Она медленно шла прочь, покачиваясь, как человек, испытывающий головокружение. Это была Бадетта, которую Эрмин и Лора отправили вдогонку за стремительно развивающимися событиями. И то, что она узнала, глубоко взволновало ее.
* * *
Эрмин не удалось ускользнуть из Капитолия. Она была готова обежать все улицы города в поисках Тошана, но ей пришлось отказаться от этой идеи, поскольку гримерную заполонили почитатели. Явился и директор театра собственной персоной и сообщил, что в баре угощает всю труппу шампанским.
— Мой дорогой друг, если ваш супруг здесь, мсье Шарден его найдет, — повторяла Бадетта, которую растрогала печаль молодой женщины.
— Конечно, — подхватила Лора. — Мсье Дюплесси тоже его ищет! Тебе нужно принарядиться! И не волнуйся так!
Молодая женщина невольно погрузилась в радостный хаос, оставив сына заботам Шарлотты и Мирей. Устав после долгой поездки, Мукки заснул на узком диванчике в гримерной, на котором иногда отдыхала его мать.
Импресарио явился с новостями. Виду него был таинственный.
— Эрмин, могу сообщить вам, что ваш муж сел в такси, и ваш отец — вместе с ним. Думаю, эти господа побеседуют немного и вернутся, чтобы выпить с нами за ваш исключительный талант!
Краснобайство и утонченные обороты Дюплесси рассердили Эрмин, которая внезапно сильно побледнела. Пока ее мать разговаривала с импресарио, она стала умолять Бадетту взять такси и отправиться следом за Тошаном.
— Я уверена, мой муж отправился на вокзал, он уезжает! — с тревогой прошептала она. — Прошу вас, поезжайте за ним, потому что я не вырвусь отсюда! Тошан с отцом в ссоре, я не знаю из-за чего, но, боюсь, это может кончиться плохо. Попытайтесь их урезонить!
Бадетта согласилась не раздумывая.
— Я ваш друг, не так ли? И я сделаю невозможное, чтобы вам помочь, — ответила она.
Эрмин поблагодарила ее шепотом, со слезами на глазах. Прошел уже час, а журналистка так и не вернулась. В театре отмечали триумф представления.
Лоре казалось, что она в раю. Внук проведет новогодние праздники с семьей! Кроме того, каждый принимался поздравлять ее, узнав, что она — мать «соловья из Валь-Жальбера» — прозвище, которое подхватили все газетчики. Но юная дива, как громко называл Эрмин Дюплесси, поднимая бокал, без конца смотрела на входную дверь. Она едва обращала внимание на комплименты, расточаемые ее красоте и таланту.
