— Вообще-то мне порекомендовали одну подходящую женщину из Гватемалы, — сообщила Аврора весело. Это была неправда. Она хотела скрыть от Рози, что решила сама заниматься хозяйством. В последнее время она почувствовала, что устает сидеть за своей работой по сбережению семейной памяти. Она больше ничего не делала, просиживая целыми днями в гараже, пила чай и думала о своей жизни. Иногда думать о жизни было интересно, иногда — нет. В последнее время она переключилась на мысли о том, как жили другие, например Джерри или Рози. Ее трогало бесконечное глубокое беспокойство Рози о предстоящем замужестве, хотя время от времени это ее и раздражало. Ей даже становилось интересно, как бы она себя чувствовала, если бы она была не Авророй, а Рози, и пришла к тайному решению, что для того, чтобы хоть немного понять это, можно было бы самой заняться домашними делами. Если быть такой, как Рози, ей не понравится, всегда можно найти подходящую женщину из Гватемалы.
К тому же ей было любопытно, сможет ли она прожить одна. Читая свои записи, она поняла, что ей в жизни крайне редко доводилось быть совершенно одной. В последние сорок два года буквально каждый день с ней была Рози — это о чем-то говорило. Гектор Скотт, как она припомнила, в те годы, что они прожили вместе, практически не выходил из дому. Мало отличался от него в этом отношении и Редьярд. Ей пришло в голову, что она дожила до восьмого десятка, почти не испытывая одиночества. Она всегда считала, что одиночество не для нее, но она никогда и не испытала его хотя бы в той мере, чтобы судить об этом. Теперь, наконец, раз появился Артур Коттон, она сможет вкусить одиночества. Она вовсе не боялась этого, у нее даже было подозрение, что ей это может понравиться.
— Никто теперь не уберется у тебя как следует. Какая разница, откуда они — из Гватемалы или еще откуда-нибудь, — заявила Рози твердо. Они подъезжали к своей улице. Рози выглянула из окна на дом Артура Коттона, куда она уже сегодня войдет его женой, и ей почему-то стало очень грустно. Ей вспомнилось, что ее мама называла такое состояние «глубоко и далеко в грусти и печали». Зачем ей это? Зачем она сказала ему «да», если на настоящее «да» не тянула?
— Я буду приходить каждый день и проверять, — сказала Рози, цепляясь в своей грусти-печали за единственное, что хорошо умела делать — отличить дом, в котором произведена хорошая уборка, от дома, в котором таковой не было.
— Можешь проверять до посинения, — согласилась Аврора. — Можешь делать в моем доме все что хочешь. Только не говори об этом Артуру, тогда, по-моему, все будет в порядке. Кстати, — добавила она, возобновляя старый разговор, который они так и не закончили, — а что ты понимаешь под словом «порядочность»?
Казалось, Рози смутилась.
— Не надо было мне говорить этого, — сказала она. — На самом деле у меня ни малейшего представления о том, что это может означать, нет. Может быть, лучше было бы заглянуть в словарь, если бы он был под рукой?
Аврора повернула к дорожке, ведущей к дому, но остановилась почти вплотную у гаража. Посреди двора сидели и глядели на них три белочки.
Аврора выжидательно взглянула на Рози.
— Я думала, что это как-нибудь связано с сексом — так все это прозвучало, — призналась она, — но я не могу сказать, на что способен Артур, потому что у нас с ним еще ничего не было.
— Понятно, — сказала Аврора. — Он все еще нервничает?
— Нервничает, — подтвердила Рози.
— Боже мой! У него было столько времени, чтобы научить свой механизм подниматься. В чем тут, по-твоему, дело?
— Ну, во-первых, он давно от этого отвык, — сказала Рози. — С Эврикой они в последние четырнадцать лет и до самой ее смерти не спали. То есть он почти пятнадцать лет этим не занимается, если учитывать еще и то время, что он за мной ухаживает.
— Боже мой, — опять повторила Аврора, — неудивительно, что тебе трудно видеть хорошее, когда ты размышляешь об этом замужестве. Хотя все равно нужно попробовать. Может быть, когда вы займетесь этим в Козумеле, он взбодрится.
Рози и Артур решили провести медовый месяц не в Париже, а в Козумеле, потому что Рози, увидев это место на плакате в туристическом агентстве, пришла в восторг.
— Может быть. А вдруг и там ничего не получится? — спросила Рози.
— Козумель — это очень романтично, — сказала Аврора, глядя на белочек. — Нет, конечно, Козумель тебя не разочарует. — А ну как разочарует? Что мне тогда делать? А что, если он вообще ничего не умеет, кроме того, чтобы тратить деньги? Сколько шуб можно носить в таком климате, как наш?
— Не так уж много, — согласилась Аврора. — Может быть, нам нужно было раньше поговорить об этом. В последнее время мне казалось, что дело идет на лад. Я решила, что поэтому ты и дала согласие.
— Да нет, я просто не выдержала. Он такой ласковый со мной, и в конце концов я просто не выдержала.
Потом, охваченная своими печалями, глубокими и не столь глубокими, Рози расплакалась. Сначала она просто тихо плакала, потом разрыдалась. Какое-то время Авроре казалось, что эти слезы скоро закончатся, это обычные слезы перед свадьбой, но вскоре поняла, что тут дело серьезнее. Она подвинулась и обняла Рози, свою служанку, свою самую давнюю подругу, и не мешала ей. Белочки на лужайке на них больше не смотрели, а занимались своими делами. Тоненький подбородок Рози поднялся кверху — она была очень и очень расстроена. Аврора держала ее в объятиях и ждала, пока яркий край солнца покажется над домами и коснется лучами зеленых лужаек возле них.
Ровно через четыре месяца и один день после того, как Рози Данлэп вышла за Артура Коттона, ей поставили диагноз: рак поджелудочной железы. Боли появились у нее в секции гимнастики, потом стали сильней. Прошло каких-нибудь две недели, и она почти не могла делать упражнений, которые так удавались ей в последние годы.
Пэтси Карпентер настояла, чтобы Рози легла в клинику на обследование.
— Я не хочу, я никогда не была в больницах, кроме тех раз, когда рожала, — противилась Рози. — Я боюсь больниц. Когда я в последний раз лежала в больнице, Ройсу выпустили кишки.
— Рози, ну же, — уговаривала ее Пэтси. — Скорее всего, тут какие-то пустяки. Давай просто проверим.
— Если я и поеду, не говори Авроре, — попросила Рози. Боль становилась все сильнее. — У нее сейчас нет даже домработницы, в доме такой беспорядок.
— Ну нет, — не согласилась Пэтси. — Для женщины, которая всю жизнь и пальцем не шевельнула, за исключением тех случаев, когда она заманивала мужчин, мне кажется, она неплохо справляется с обязанностями служанки для себя самой.
— Я так не считаю. У нее за каждой занавеской пыль, — настаивала Рози.
Но в больницу она все же поехала. Там ей и сказали, что опухоль поджелудочной железы была довольно застарелая и едва ли можно рассчитывать на выздоровление.
— К сожалению, поджелудочную железу трансплантировать нельзя, — заявил молодой врач. — Вот в Канаде пока еще только начали изучать рак поджелудочной железы, при этом пациента замораживают до бесчувствия. Если вы хотите попробовать этот метод, можно было бы это устроить.
— Говорила я тебе, что боюсь больниц, — твердила Рози, когда Пэтси везла ее домой. — Вот если бы я не поехала и мне не сообщили это, я так бы ничего и не знала, и, может быть, все бы само и прошло.
— Злокачественная опухоль обычно не исчезает, — сказала Пэтси. — Человек — тот точно, исчезает.
— Говорят, что многое зависит от того, как человек сам к этому относится, — сказала Рози. — Может быть, попробовать питаться по рекомендациям?
— По-моему, тебе лучше поехать в Канаду и испробовать этот новый метод, — сказала Пэтси. — Может быть, именно это поможет улучшить обмен веществ или что там еще. И может быть, опухоль не будет расти. Я бы попыталась, если бы это было со мной, — добавила она. Рози была в жутком состоянии, и Пэтси старалась вести машину осторожнее обычного.
Рози опустила глаза на дорогое обручальное кольцо и еще более дорогой браслет, который Артур подарил ей после того, как кончился их медовый месяц. Ни то ни другое ей не шло — и никогда не пойдет. На мгновение у нее возникло сильное желание сорвать их и выкинуть в окно, но она этого не сделала: это огорчило бы Артура, а Артур, в конце концов, был очень милый человек. Но если врач сказал правду, Артур все равно ее потеряет, в сущности, так никогда и не получив ее. Козумель тоже не помог. Хотя свадьба и состоялась и ее семейная жизнь, казалось, в какой-то миг была настоящей, но этот миг показался ей настолько коротким, что уверенности в том, что их и в самом деле можно было назвать мужем и женой, у нее не было. Артур постоянно извинялся за свою импотенцию, а теперь вот ей придется сообщить ему, что у нее рак.
