Жюль Ромэн - Парижский Эрос

— Но из нее могут также возникнуть на долгий период кризисы контрреволюции, бешеной реакции, отчаянного национализма, удушающей диктатуры, чудовищного милитаризма; длинная цепь реакционных насилий, низменной ненависти, гнета и рабства. И мы — мы отказываемся от этой варварской азартной игры.

Но ему недостает свойственного пророкам едкого сарказма. Он не только не любит задерживаться, подобно им, на мерзости и ужасах, но страдает от собственного ясновидения. Чувствует противоречие между видениями, внушенными ему пророческим духом, и теми, что шлет ему собственное сердце, — светлыми образами, торжественными курениями, благородным фимиамом жизни. И вот он, почти невольно, покрывает мрачные видения позолотой красноречия. Ритмичной музыкой успокаивает грядущую катастрофу. А главное — отказывается верить в рок. Героически решает про себя, что «ничего не предначертано». Умоляет народ напрячь все силы для борьбы со злом. Да, главное, не складывать рук!

— Люди Европы идут и сгибаются под бременем вооруженного мира и не знают, несут ли они на плечах своих войну или труп войны… Так пусть же они двинут плечами. Пусть сбросят на землю двусмысленную ношу. Пусть объявят всем правительствам, что их воля, их желание направлены в первую очередь не на благосостояние, не на хлеб насущный, а на мир; на мир человечный и безоружный.

Между тем как его жесты и голос заклинают народ, необыкновенная, немного сумасбродная мысль пронизывает его мозг, мысль не гордая, как могло бы показаться, а внушенная только любовью и тревогой, мысль отцовская: «Только бы они меня не утратили! Только бы я был еще здесь!»

Непереводимая игра слов. По-французски «poireau» значит и «порей», и «бородавка». (Прим. перев.).

Портовые бассейны в Марселе. (Прим. перев.).

Paris — Lyon — Méditerranée, железнодорожная линия Париж — Лион — Средиземное море. (Прим. перев.).

Начало сонета «Les Conquerants»: Comme un vol de gerfauts hors du chamier natal… (Прим. перев.).

Последние две строфы сонета «Soir de Bataille» образуют единый период, кончающийся словами «L'imperator sanglant». (Прим. перев.)

См. «Люди доброй воли», кн. I.

Первые строки четвертой строфы стихотворения Бодлера «La chevelure» («Копна волос»). (Примеч. перев.)

Смотри: глубоким снегом засыпанный,

Соракт белеет, и отягченные

Леса с трудом стоят…

(Перевод А. П. Семенова-Тяньшанского)

Злая сдается зима, покоренная вешней лаской ветра,

Влекут уж к морю высохшие днища…

(Перевод А. П. Семенова-Тяньшанского)

Начало пятой строфы стихотворения Бодлера «Moesta et errabunda».

Заглавие сборника стихотворений Виктора Гюго.

Семейный пансион.

Это намек на крылатое слово, пущенное Альфонсом Карром в 1849 году по вопросу об отмене смертной казни: «Пусть господа убийцы начнут» (т. е. перестанут убивать). (Прим. перев.)

Эти цитаты понятны только в контексте, который мы приводим ниже в переводе И. Рачинского (см. Лукреций, «О природе Вещей», Москва, 1913). Курсивом мы выделяем слова, которые соответствуют цитированным в приведенном автором отрывке:

«Жизнь человека у всех на глазах пресмыкалась здесь на земле, удрученная бременем вероученья, что из владений небесных главу простирало и сверху взор угрожающий свой непрестанно бросало на смертных».

(Книга первая, стихи 62–65).

«Сразу исчезли все страхи души, грани мира распались».

(Книга третья, стих 16). (Прим. перев.)

Да здравствует император! (Прим. перев.)

«Ура императору!» (Прим. перев.)

Изречение Паскаля. (Прим. перев.)