Говори, черт побери!
— Ну… — Она осеклась, тяжело вздохнула, а затем подняла голову. — Клей…
Ответом ей было тихое посапывание. Хоуп непроизвольно хихикнула. Приятно знать, что она осталась самой собой. Все мужчины скучали с ней… кроме Трента. Хоуп беспомощно вздохнула и посмотрела на Слейтера.
Господи, как ей нужно сказать ему правду!
Впрочем, одной ночью больше, одной меньше… Всего несколько часов без сна, саркастически подумала она.
Хоуп бережно укрыла его и выключила лампу.
— Спокойной ночи, Клей, — прошептала она и вышла из комнаты.
Не успела Хоуп добраться до спальни, как задребезжал телефон. Так поздно ей мог звонить только один человек. Трент.
Она не стала снимать трубку.
Однако Блокуэлл был настойчив. Хоуп с раздражением смотрела на неумолкающий телефон. Нет. Она не подойдет.
Но опасение, что проснется Клейтон, заставило ее передумать. После седьмого звонка она сдалась.
— Хоуп… В чем дело?
При звуке негромкого, полного досады голоса она без сил опустилась на кровать. Мало кто из мужчин мог заставить ее почувствовать себя маленькой и беспомощной. Но, как ни странно, Тренту это удавалось.
— Ты трудилась как пчелка, — сказал Блокуэлл тоном, который другие сочли бы чарующим. Но Хоуп он казался угрожающим.
— Ты прав, я была занята.
— Я так и не сумел убедить Келли подозвать тебя к телефону.
Слава богу, что Келли еще побаивается ее.
— Сегодня было очень много больных. — Она посмотрела на часы. — И я действительно очень устала, Трент…
Однако надеяться на то, что Блокуэлл поймет намек, не приходилось.
— Симпатичная женщина твоя новая медсестра, — непринужденно сказал он.
На нее снизошло вдохновение.
— Попробуй сказать это ей в глаза.
Он засмеялся.
— Будь она хоть трижды красавица, мне нужна только ты, Хоуп. Ты ведь это знаешь.
От звука его голоса по спине Хоуп побежали мурашки.
— И поэтому ты распустил обо мне сплетню? Лживую сплетню, Трент.
Он вздохнул. И Хоуп уловила в этом вздохе какое-то снисхождение. Ее просто взорвало.
— Я не беременна! — выпалила она. — И ты прекрасно знаешь это! Я хочу, чтобы ты перестал болтать чепуху!
— Мы так давно знакомы, Хоуп. Мы принадлежим друг другу.
— Извини, — промолвила женщина и скорчила брезгливую гримасу. Чего ради она просит у него прощения?
— Ты отказываешь мне?
Его голос стал громче, как будто Трент стиснул трубку и поднес ее вплотную ко рту.
— Ты тут ни при чем, — сказала она по возможности дружелюбно. Даже после того, что он заставил ее пережить, Хоуп не могла обидеть его. — Я просто не хочу жить с мужчиной.
Наглая ложь. В ее запасной спальне лежал мужчина, с которым Хоуп хотела бы жить. Но сама сделала это невозможным.
— Ты понял? — спросила она Трента.
— Да.
Она не почувствовала облегчения, потому что не поверила ему.
— В самом деле?
— Ты думаешь, что я недостаточно хорош для тебя.
— Нет, я…
— Но я не чета другим, Хоуп. И стремлюсь к высотам, о существовании которых ты и не догадываешься. Ты слышишь меня?
Его голос стал таким громким, что она отчетливо слышала каждое слово.
— Да, но…
— И ты будешь моей. Обязательно!
От его открыто враждебного тона Хоуп бросило в дрожь.
— Я не сделаю то, чего не хочу, Трент. Не звони мне больше.
— Что?!
Гнев и удивление, послышавшиеся в голосе Блокуэлла, заставили ее сжаться. Но Хоуп не сдавалась.
— Пожалуйста, оставь в покое моего отца. И перестань распускать обо мне слухи.
— О’кей, Хоуп, — спокойно сказал он. — Видно, договориться по-хорошему нам не удастся. Тогда сделаем по-другому. Не ссорься со мной, в этом вопросе мы с твоим отцом союзники, и он верит мне. Если ты хочешь сохранить свою клинику, будешь делать то, что я скажу.
— Не буду!
— Будешь, будешь. Ты беременна от меня… Да, беременна, — повторил он, когда Хоуп попыталась протестовать. — И мы скоро поженимся.
С этими словами он повесил трубку.
Хоуп посмотрела на телефон и рассмеялась, хотя ей хотелось плакать. Трент слишком много о себе вообразил. Она не даст себя подчинить. Но почему у нее от страха сводит живот?
Глупости, сказала она себе и пошла по неосвещенному коридору. Сопровождавшая ее Молли неожиданно напряглась, подняла голову, принюхалась и негромко зарычала. Черная шерсть на холке и хвосте встала дыбом.
Хоуп застыла на месте. Молли никогда не рычала без причины. Поведение собаки заставило ее насторожиться. Она напрягла слух, но, увы, не заметила ничего необычного.
— Молли, — прошептала она и ради собственного успокоения положила руку на спину лабрадора. — Что это?
Собака снова понюхала воздух, повернулась к хозяйке и негромко заскулила. Это было предупреждение. У Хоуп упало сердце.
Она тихо вошла в спальню Клейтона. Здесь было темно, как и в прихожей. Хоуп быстро подошла к окну и опешила: в стороне от дороги, ведущей к дому, в густой чаще блеснул луч света. А за ним еще один.
Кому взбрело в голову бродить по лесу в кромешной тьме?
У Хоуп перехватило дыхание. Прижавшись к стене, она следила за мигающим светом. Отсюда было мало что видно. Молли снова зарычала.
Дом Хоуп, окруженный высокими раскидистыми деревьями, стоял на отшибе. Ближайшее жилье находилось по крайней мере в двух милях отсюда, если не больше. Никто не может бродить по участку без позволения хозяйки. Никто!
Если только… Ох, нет! Если только те люди не ищут брошенное ими тело. Тело, которое было вовсе не трупом, а ее Клеем.
Это не могла быть полиция. Никто не заявлял о его исчезновении: Хоуп сегодня дважды обращалась к своему приятелю и его компьютеру. Никто не разыскивал его, и полиция им не интересовалась.
Впрочем, это не имело значения — Клейтон Слейтер не был преступником. Вывод был один, причем достаточно мрачный: если бы они нашли его, наверняка закончили бы то, что начали.
А что было бы, скажи она Клейтону правду? Признайся в том, что солгала, что хотела использовать его в своих целях? Любой нормальный человек на его месте разозлился бы и тут же ушел, какие бы душещипательные доводы она ни приводила в свое оправдание.
Ушел бы и попал прямо в руки этих бандитов. Какое счастье, что у нее не хватило духу обо всем рассказать!
Свет давно исчез, а Хоуп все продолжала прижиматься лбом к стеклу окна в комнате, где безмятежно спал Клей.
Настало утро, но Клейтон не торопился просыпаться. В стране снов жилось хорошо, там не было боли. Надеяться, что наяву будет то же, не приходилось. Он попробовал открыть глаза. Как ни странно, это оказалось нетрудно. Видимо, его состояние улучшалось.
Прошло почти четыре дня, а память к нему так и не вернулась. Клейтона мучило сосущее чувство тревоги. Он что-то забыл, и это ”что-то”, к сожалению, включало в себя всю его жизнь.
Он осторожно сел. В глазах поплыло, заныли ребра, но чувства, что он при первом же движении развалится на куски, не было. Добрый знак.
Клейтон пообещал себе, что не только сядет, но и встанет. Ему надоело смотреть на мир, лежа на спине. Несмотря на потерю памяти, он знал, что не любит валяться в постели.
Если бы вспомнить, чем он занимался! Это было первое, что следовало узнать у Хоуп. А посмотреть, на кого он похож, можно и сейчас. Конечно, если удастся встать и добраться до зеркала. Он быстро сунул руку под простыню и убедился, что по-прежнему голый.
Около кровати лежали тщательно сложенные майка и пижамные брюки. Спасибо Хоуп. Значит, она думала о нем так же неотступно, как и он о ней. Забыв о разбитой губе, Слейтер слабо улыбнулся и вновь разбередил струп.
— Ч-черт!
— Ты в порядке?
Он поднял голову. На пороге стояла нахмурившаяся Хоуп, облаченная в белый халат.
— Не помню.
Она нахмурилась еще сильнее, и Клейтон рискнул улыбнуться, придерживая одной рукой ребра, а другой — разбитую губу.
— Я шучу. — Хоуп продолжала смотреть на него с сомнением. — Честно, — сказал Клейтон, улыбаясь и испытывая странное чувство радости от того, что видит ее. — Мне… лучше.
— О’кей, — недоверчиво промолвила Хоуп, не сводя взгляда с его губ.
Но он не обратил на это внимания; в мозгу у Клейтона внезапно вспыхнул новый вопрос.
— Почему я лежу здесь, а не в твоей спальне?
Это только что пришло ему в голову. Как он не подумал об этом раньше? Единственным оправданием тому могли быть только невероятная боль и усталость.
— Что?
Он терпеливо повторил вопрос. Странно… Почему она с таким трудом понимает его? Неужели рассеченная губа мешает ему говорить внятно?
Расслышав его слова, Хоуп побледнела.
— Теперь я вижу, что тебе действительно лучше, — сказала она неповторимым грудным, чуть гортанным голосом и подошла к его кровати. — Все еще ничего не помнишь?
