— Нет, сэр, не был, и по самой основательной причине — я был в то время за милю от этого места. Было доказано, сэр, что когда произошла эта драка, я в гостинице играл в домино — и тогда и даже еще ранее; и милорд и мистер Эпперли освободили меня, потому что не было причин задерживать.
— Если это действительно были не вы, и вы знаете, кто это был, вы должны это сказать, — медленно произнес Герберт Дэн.
— Я сужу иначе, сэр. Я не имею доказательств, и мне могут не поверить. Я предпочитаю выждать время. Вы все еще считаете меня виновным, мистер Герберт?
— Считаю, Рэвенсберд.
Целую минуту Рэвенсберд смотрел на него, как будто был не в состоянии поверить этому признанию. Потом он опустил глаза и отвернулся.
— Может быть, вы это думаете, — сказал он, — говоря, по-видимому, более сам с собою, чем с Гербертом. — В таком случае, я могу только сказать, что наступит время, когда мы оба будем выведены из заблуждения. Я поклялся милорду, что я не виноват, что не я убийца; я опять клянусь в этом вам. Доброго утра, мистер Герберт!
Герберт Дэн все смотрел вслед Рэвенсберду, пока он не исчез вдали, когда Мичель и надзиратель прошли своею дорогою из замка. Герберт Дэн подошел к первому.
— Я слышу, Мичель, что после всех слухов, которые разнеслись вчера вечером и сегодня утром, вы теперь отпираетесь от своих слов и не обвиняете Рэвенсберда?
— Это была ошибка, сэр, людей говоривших, что я обвинял его. Я думал, что это непременно должен быть Рэвенсберд, кажется, я это и сказал, но я никогда не говорил, что я его видел или узнал. Это было невозможно при лунном сиянии с того места, где я стоял. Теперь оказывается, что это не мог быть Рэвенсберд, и мне досадно, что он через меня подвергся неприятностям.
— Так вы не узнали противника капитана Дэна?
— Не узнал, сэр.
— Сюртук Мичеля вытащили сегодня, мистер Герберт Дэн, — вмешался надзиратель, желая также поговорить. — Должно быть, волны оставили его на берегу в прошлую ночь, и лодка Билля Ганда вытащила его с ранним приливом. Шляпа капитана Дэна также была прибита к берегу, но, может быть, вы уже слышали об этом.
Герберт Дэн кивнул головой. Он, по-видимому, не был расположен продолжать разговор, и таможенные продолжили свой путь.
— Я узнаю по крайней мере настоящие причины, по которым освободили этого человека, — рассуждал он сам с собой, направляясь к замку. — Все говорят, что это должен быть Рэвенсберд.
Он дошел до ворот замка, когда дверь передней вдруг отворил Брефф, провожавший Эпперли и сержанта Бента. Герберт подошел к стряпчему, сержант ушел.
— Нам надо подождать, мистер Герберт, — отвечал стряпчий на вопрос Герберта Дэна, и тон его был взволнован, а лицо красно, потому что он опять стал считать Рэвенсберда виновным. — Я не могу сомневаться в добросовестности свидетелей. Гауторн и его жена — люди честные и во всяком случае остались бы верны Дэнской фамилии; но тут есть какое-то плутовство, это верно, как то, что мы с вами стоим здесь. Бент говорит, что он это знает. Часы Гауторна с умыслом были переведены, или какая-нибудь дьявольская штука в этом роде.
— Рэвенсберд сейчас сказал мне с самым хладнокровным спокойствием, что он был в гостинице во время падения с утесов капитана Дэна, что это было доказано лорду Дэну.
— Какая дерзость! — вскричал Эпперли. — Он этим хвастается. В какой-то мере это было доказано, и лорд Дэн не мог не освободить его; но нашим делом будет теперь опровергнуть это доказательство. Против него есть два ужасно подозрительных факта; Бент записал их. Один тот, что он обратил внимание присутствующих на часы мистрисс Гауторн, с тайной целью, разумеется, заставить заметить, что он воротился в гостиницу в двадцать минут девятого; другой, что он уходил из гостиницы на полтора часа, и не хочет сказать, куда он уходил или что он делал. Будем ждать, мистер Герберт!
Значительно кивнув головою — и в этом движении заключалось многое, стряпчий поспешил за сержантом Бентом. Герберт обернулся к Бреффу, который стоял возле во время этого разговора.
— Что вы думаете об этом, Брефф? Рэвенсберд положительно уверяет в своей невиновности.
— Мы, слуги, сэр, не знаем, что и думать. Если бы случившееся не было против него — то есть ссора с барином и его мстительные угрозы — мы никогда не стали бы подозревать Рэвенсберда. Он никогда не был мстителен. Потом опять показания свидетелей убедили нас: если он был в гостинице, он не мог быть на утесах.
— Справедливо, — отвечал Герберт Дэн, говоря машинально, как будто его мысли были в другом месте. — Эпперли подозревает, что часы были переведены, но я, право, не знаю.
Брефф покачал головой.
— Если бы они были переведены, то должны были отставать целых три четверти, допустив, что Рэвенсберд бежал во всю прыть, сделав свое дело на утесах, и я не вижу, как все могли попасть в ловушку, двое, трое приметили бы это. На три четверти часа ошибиться трудно, сэр.
— Разумеется, — согласился Герберт. — Это дело очень таинственно.
— Слышали вы, сэр, что леди Аделаида была свидетельницей драки? — спросил Брефф, любивший, как многие, говорить о чудесах.
— Нет.
— Это правда, сэр. Вы знали, что она вчера прибежала с утесов крича. До сегодняшнего утра она уверяла, что не видала ничего, но когда ее позвали в залу к ним всем — к милорду, к сквайру Лестеру и к Бенту — она не могла выдержать и высказала всю правду. Она видела, как боролись два человека и один из них упал, и это напугало ее до смерти.
— Она узнала их? — спросил Герберт Дэн, и в тоне его слышалась торопливость.
— Нет, сэр, не узнала. Ее призвали опять и привели к присяге.
— Привели к присяге! — повторил Герберт Дэн.
— Право, привели, мистер Герберт, — сказал Брефф, понизив голос. — Мне кажется, это было жестоко. Сколько я мог понять, Бент, сержант, потребовал присяги, потому что он вбил себе в голову, что она, может быть, узнала противника капитана и боялась признаться в этом. Надеюсь, они теперь удостоверились!
— Она приняла присягу?
— О да, сэр! Она не узнала этого человека и не противилась. Софи рассказывала мне об этом. Ее сиятельство видела только очертания двух фигур и что одна из них упала, но она не видала ничего больше; им следовало бы это знать, а не беспокоить ее присягою. Она была в развалинах и выглядывала оттуда.
Герберт Дэн поднял голову с видом облегчения.
— Я искренно рад, что она не узнала. Женщинам… девушкам… нехорошо быть замешанным в этих вещах. Как жаль, что ее обеспокоили! Если борьба происходила на краю утесов — мы имеем печальное доказательство этому — а она была в развалинах, едва ли она могла узнать их. Однако все-таки было хорошо разъяснить сомнение.
Брефф смотрел на Герберта Дэна, который говорил с задумчивым видом, как будто его мысли были очень далеко.
— Отворите дверь, Брефф. Я иду к милорду.
Все в своем парадном кресле, но теперь один, сидел лорд Дэн. Он принял своего племянника с большим дружелюбием, чем оказывал ему последнее время. Великая горесть смягчает сердца. Герберт сел и терпеливо слушал все показания, которые лорд Дэн рассказывал ему. Он рассказал все, даже то, что он заставил леди Аделаиду принять присягу, и Герберт не прерывал его ни одним словом.
— Вы думаете, что Рэвенсберд виновен? — спросил Герберт, когда дядя его кончил.
— Рэвенсберд виноват, — с убеждением отвечал граф. — Все указывает на него. Отстраните Рэвенсберда, и кого другого можем мы подозревать? Гэрри не имел ни одного врага. Весь Дэншельд любил его.
— Это правда, — отвечал Герберт тем же машинальным тоном, каким он раза два отвечал Бреффу.
— Какое несчастье, что Аделаида не приметила, так как она уже была там, — продолжал лорд Дэн. — Бент думал, что она узнала Рэвенсберда и боялась это сказать, или защищала его для этой француженки. Смешная мысль, и я жалею, что поддался ей. Дело в том, что бедняжка так была испугана вчера, что не могла еще оправиться от ужаса и не хотела признаться, что видела что-нибудь, и это заставило меня подозревать.
— С одной стороны, хорошо, что леди Аделаида не узнала их, — заметил Герберт. — Для нее было бы чрезвычайно неприятно давать показания в суде.
Лорд Дэн согласился с этим, и разговор был прерван приходом Лестера, который сидел с леди Дэн. Герберт пошел наверх, надеясь найти Аделаиду.
Ни ее, ни леди Дэн не было в гостиной. Он пошел искать, когда увидал Софи.
— Это ты, красавица Софи, — воскликнул Герберт, который любил поволочиться за горничной и пощеголять своим немногим знанием французского языка. — Где леди Аделаида?
— Мне некогда сегодня слушать ваш вздор, мистер Герберт, — сердито отвечала Софи. — Моя барышня больна.
— Больна?
— Больна и даже лежит. Я иду на кухню приготовить для нее чай из трав, которого англичане, бедные невежды, делать не умеют. У нее теперь леди Дэн, пришла ее бранить.
