На вопрос Лели, зачем торгуют старым барахлом, и кому оно нужно, Сергей Ильич сердито ответил:
— Ты уже взрослая девочка, и должна бы понимать. Разве не видишь, что это от большой нужды? Люди раздеты и разуты. Новая одежда стоит дорого, да и в магазинах не очень-то найдешь то, что требуется.
На палубе парохода Тёма постоянно слышал:
— Совсем обнищал народ. А живет-то как? Дома обветшали, не ремонтируют. Ничего нового не строят ни в городах, ни в поселках. Все, что есть красивого, создано еще в прежние времена. Грязь и бездорожье, как и при царе Горохе!
Тёму эти разговоры, конечно, мало смущали. Путешествие, по сути, открыло ему родную страну, которую недаром все неразрывно связывают с красавицей Волгой. Изобилие рыбы, фруктов, горы арбузов, которые он видел в низовье на всех пристанях, и особенно в Астрахани, поразили его воображение. Но вместе с тем в память врезалась вопиющая бедность прибрежных поселков и живущих там людей.
* * *
Народ все больше нищал, а повсюду развертывались грандиозные стройки. Еще не перестали ликовать по поводу пуска Днепрогэса, как начали осуществлять крупномасштабный проект канала «Москва — Волга», ставящий целью сделать столицу «портом пяти морей». По всей территории страны строились заводы и фабрики, особенно на Урале, — с явным прицелом на случай войны.
По радио и в газетах только и говорилось о новых трудовых достижениях и передовиках производства, устанавливающих рекорды мастерства. Они награждались орденами, государственными премиями и создавалось впечатление, что гигантские стройки ведутся в таком ударном темпе исключительно за счет трудового энтузиазма советского народа. Однако на деле все обстояло иначе.
В результате массовых репрессий все лагеря и тюрьмы были переполнены политическими заключенными. Вот их подневольными руками и возводились плотины и гидростанции, гиганты металлургии и машиностроения. В том числе и канал «Москва — Волга». Об этом по секрету рассказал своим родным вернувшийся Борис Ильич. Взрослые слушали его, согласно кивая. Видно было, что это для них не новость, но для Тёмы рассказ дяди явился откровением.
— Невозможно без сострадания смотреть на несчастных зеков, — с горечью рассказывал дядя Борис. — Условия их труда и быта просто ужасающие, а кормят так, словно нарочно хотят уморить. — Он тяжело вздохнул.
— Все работы производятся в основном вручную, допотопными методами. Как инженер, я не раз предлагал использовать на стройке более совершенную технику, облегчающую труд людей и увеличивающую его производительность. Однако все отклонялось под предлогом, что на это не хватает средств. — И понизив голос, добавил: — Люди мрут, как мухи. Но на их место пригоняют все новые и новые партии заключенных. Так что недостатка в рабочей силе нет. Очень жаль этих несчастных. Среди них встречаются известные в прошлом люди, но приходится молчать, — он с грустной усмешкой взглянул на родственников, — чтобы не оказаться в их числе.
— Выходит, строят канал в основном политзаключенные, а не уголовники? — удивилась Анна Михеевна. — А в кино показывают, что на стройке работать заставляют лишь воров да бандитов, и то в целях перевоспитания. Ты, Боря, разве не смотрел фильм «Аристократы»?
— Конечно, смотрел. Фильм-то хороший, и Астангов играет, как всегда, блестяще, но — дешевая агитка, — поморщился Борис. — Ничего общего с действительностью. В нем правда лишь то, что урки отказываются работать. Так они и не работают!
— Но разве такой примитивный ручной труд не тормозит темпы производства? — спросил Илья, который тоже пришел навестить невестку. — Ведь ваше начальство может поплатиться головой!
— Начальство, видно, придерживается известной истины, что количество переходит в качество, и добивается нужных темпов за счет расширения фронта работ, не щадя жизни людей, — с грустью ответил Борис. — Боюсь, что канал будет построен на костях зеков. Но хватит об этом! Мы все равно изменить ничего не можем, — спохватившись, сменил он тему и обратился к Анне Михеевне: — Значит, скоро ждешь мужа домой?
— Да, обещает вернуться насовсем, — ответила она, радостно улыбаясь. — Сережа там здорово отличился!
— Это благодаря своему новому изобретению? Пресловутой «вошебойке»? — с усмешкой спросил Борис. — О ней даже по радио сообщали.
— Почему пресловутой? — обиделся за старшего брата Илья. — Очень стоящее изобретение! Не каждый инженер сообразит, а ведь Сережа — медик. Это такая термокамера, — объяснил он Борису. — Достаточно сунуть в нее голову вшивого человека и подержать там немного, как вся эта зловредная живность погибает.
— «Вошебойка», конечно, сыграла немалую роль. Ведь в дикой казахской степи, где шла стройка, все были завшивлены: и рабочие, и местное население, — добавила Анна Михеевна. — Хотя изобрел эту камеру Сережа с целью дезинфекции белья. Но все же отличился он тем, что навел там санитарный порядок, до него этого сделать не смог никто.
— А какие были проблемы? — поморщился Борис. — Неужто такие непреодолимые?
— Ты недооцениваешь своего брата, — обиделась невестка. — Ну что бы ты стал делать, если бы построил туалеты, а в них бы почти никто не ходил? Если бы к железнодорожному полотну, где производились работы, целыми семьями приходили любопытные кочевники и, наблюдая, на том же месте справляли нужду? Чего молчишь? Вот также и предшественники Сережи бессильны были с этим бороться.
— Ну так что же он придумал? — сдался Борис.
— Не очень оригинальный, но действенный метод, — улыбнулась Анна Михеевна. — По распоряжению Сережи крепкие парни из его санитарного отряда усаживали аборигенов голым задом в то, что они наделали, и скоро к туалетам уже выстраивались очереди.
Все дружно расхохотались, и, отсмеявшись, Борис серьезно спросил:
— И куда же теперь Сергея назначат? В наркомате без партбилета его навряд ли оставят работать.
— А уже назначили. Директором Чистопрудной поликлиники, — не скрывая радости, сообщила Анна Михеевна. — Ценят его как способного организатора. Обещают со временем восстановить в партии. Вполне возможно, — она мечтательно прикрыла глаза, — нам и жилье дадут в том районе. Так ему сказали в наркомате. Нам давно ведь обещали — в доме с центральным отоплением.
— Полагаю, надо выпить, чтобы это поскорее сбылось, — предложил до этого скромно помалкивавший Илья и налил всем по полной.
И все дружно поддержали его тост, полные надежд на то, что будущее сулит им удачу.
* * *
Возвращение отца запомнилось Тёме переездом всей их семьи на Чистые пруды, а вернее, в красивый дом у Покровских ворот, на первом этаже которого находилась аптека. Весь дом когда-то принадлежал бывшему владельцу этой аптеки, и сам он жил в той квартире на втором этаже, в которую теперь, согласно ордеру, поселили Наумовых.
После ветхой арбатской трехэтажки с печным отоплением новая квартира поражала своим великолепием. Начиная с дубового паркета, батарей центрального отопления, высоких потолков и окон и кончая светлой просторной ванной. Правда, и жильцов в ней было намного больше, но зато имелась общая темная комната для лишнего барахла, и кухня была огромной, так что места хватало всем.
Но родители остались недовольны.
— Слишком перенаселена квартира. Шестеро хозяек на кухне — это чересчур! — жаловалась Анна Михеевна мужу. — Утешает лишь то, что тебе недалеко до работы и школа рядом.
— И дом весь аж трясется, когда по Покровке проходит трамвай. Какой уж тут сон? — вторил ей Сергей Ильич. — Боюсь, что не смогу к такому шуму привыкнуть.
Тёме все здесь было интересно и нравилось, что много соседей. Он считал, что жить вместе намного веселее, и не понимал, почему родителей этот вопрос так беспокоит. На Арбате у них, правда, было только двое соседей: большая рабочая семья Феоктистовых и одиноко доживающая свой век старая дворянка Ольга Федоровна, с которыми Наумовы были дружны и никогда не ссорились.
В новой квартире все было иначе. Слишком разные жили люди.
Слева жил Нил Федотович, бывший привратник, а ныне швейцар в ресторане. Здоровенного роста, малограмотный, он часто был пьян и бил свою молодую жену. Следующими соседями, наоборот, были интеллигентные люди, похоже, из дворян, Марта Адольфовна и Георгий Иванович Самойловы. Он, крупный инженер, постоянно отсутствовал, а его любвеобильная супруга, это знали все, кроме мужа, в это время принимала у себя любовников.
Следующие две комнаты занимали Наумовы. Большую, с красивым эркером, сделали столовой, где на диване устроили супружеское ложе родители и, за ширмой, постель для Тёмы. А вторая, маленькая, была отдана подрастающей Леле. Так что из всей семьи удобно себя чувствовала лишь старшая дочь. И все же, несмотря на стесненность, жизнерадостные Анна Михеевна и Сергей Ильич постоянно устраивали не только семейные праздники, но и веселые вечеринки.
