Мери Энн поднялась и сделала реверанс, продолжая пристально смотреть в глаза старику. Вреда не будет, если показать ему, что она все поняла.
- Именно это я и имел в виду, дорогая, - подтвердил старик. - Не зарекайтесь: ваши туфли могут разорваться в любой момент.
Он протянул ей свою карточку, украшенную всевозможными завитушками.
ТОМАС ТЕЙЛОР
обувщик королевской семьи
9, Бонд-стрит, Лондон
- Мне кажется, тут ошибка, - сказала ему Мери Энн. - Вы должны были бы написать: "Томас Тейлор, посол Марокко при дворе Его Величества". Кстати, вы шьете по меркам? Или мне придется купить те туфли, которые вы мне предложите?
Его крохотные глазки сверкнули, отвисшие щеки собрались в складки.
- Моя юная леди, уверяю вас, вы будете довольны.
Его племянница радостно захлопала в ладоши и позвала своих друзей.
- Мери Энн собирается покупать туфли у дядюшки Тома.
Все зааплодировали, рассмеялись и принялись обсуждать новость.
- Осторожней, тебе это дорого обойдется.
- Ты разоришься, дорогая.
- А для родственников есть какие-нибудь скидки, дядя Том?
Старик вздохнул, улыбнулся и промолчал. Никаких неприличных предложений, все довольны. Он перевел разговор на музыку и на пение. О туфлях позабыли, и вскоре вечер подошел к концу. Капитан Саттон, бывший в недавнем времени гренадером, и молодой человек, с которым один из братьев Тейлоров познакомился в армии, проводили Мери Энн домой. Капитан Саттон, когда прощался с ней, протянул руку, и она заметила, как в его глазах промелькнуло какое-то странное выражение.
- Когда же, госпожа Кларк, - спросил он, - мы опять встретимся? На Крейвен Плейс или на Бонд-стрит?
Может, это был пробный шар? Она захлопнула дверь перед его носом и взбежала по лестнице, миновала комнату вдовы Джона, потом святая святых комнату помощника священника. Прошла мимо приготовленных к завтрашней службе и сложенных в стопку молитвенников. Через детскую, где спали все четверо ее детей, таких слабых, еще ничего не понимающих, зависящих от нее. Зашла в свою комнату, где на полу разметался храпящий Джозеф, который свалился с кровати. Ее удивило, почему помощник священника не слышал шума упавшего тела. По крайней мере, ей не пришлось испытывать стыд, если бы Джозеф вздумал прийти за ней к Тейлорам, он избавил ее от своего внезапного появления у них, за которым последовало бы молчание, потом ничего не значащий разговор, чтобы скрыть неловкость. А добродушный молодой Тейлор поддерживал бы пьяного Джозефа под локоть.
Она наклонилась, чтобы вывернуть его карманы, и обнаружила шиллинг когда он уходил из дома, у него было три гинеи. Завтра он, как всегда, начнет извиняться и оправдываться: ну, сыграл пару раз в кости с отличными ребятами. Она подложила подушку ему под голову и оставила его на полу.
Где бумага и перо? Какую жертву она сегодня отдаст на растерзание этим хищникам? Давно госпожа Уэстерн ей ничего не рассказывала. Последняя ее история была о том, как в чулане Девоншир Хауза нашли завернутого в кружево младенца. Сказали, что это ребенок кухарки, но ходят слухи... Ничего нового о господине Питте? Мери Энн быстро соображала. В вестибюле видели шатающегося премьер-министра. Несколько строчек из Поупа, чтобы ввести всех в заблуждение. Помнить, что основной удар будет нанесен в конце. Мери Энн писала двадцать минут. Отложив перо, она закрыла глаза.
Стояла полная тишина, слышалось только мерное дыхание Джозефа. Один раз заплакал ребенок. Она поправила одеяло, взбила подушку, и малыш опять заснул. Никак не дадут отдохнуть ее голове, приходится все время как-то выкручиваться.
Оценивающий, вопрошающий взгляд капитана Саттона. "На Крейвен Плейс или на Бонд-стрит, госпожа Кларк?"
Глава 9
Через неделю Тейлоры нанесли ответный визит. А за день до этого Мери Энн получила записку от капитана Саттона: "Сегодня на бирже я встретил одного своего знакомого, Билла Даулера. Можно мне привести его с собой?" Ответ: "Буду счастлива". Это оказалось той самой случайностью, которая меняет всю жизнь.
Мери Энн, взволнованная всеми приготовлениями к приему, расстроенная необходимостью постоянно одергивать Джозефа, измученная до предела, нуждалась в поощрении. И она нашла его. Рядом с ней сидел незнакомец. Он ей очень понравился: голубоглазый, среднего роста, со здоровым цветом лица. Болтовня остальных гостей дала этим двоим возможность произвести разведку. Подшучивание друг над другом перешло сначала во взаимное согласие, а потом во взаимопонимание. В какое-то мгновение их внутренние мелодии зазвучали в унисон. В результате произошла взбудоражившая обоих реакция соединения. В ее жизнь внезапно вошел мужчина, который ей очень понравился, и это повлекло за собой массу сложностей. Как же ей справиться с опасностью? Желание, которое, казалось, навечно умерло за годы жизни с Джозефом, вновь разгорелось с появлением Даулера. Он объединил в себе то, чего был лишен Джозеф. Сначала он все обдумывал, взвешивал каждое слово, а только потом высказывался. У него были сильные руки, а его широкие плечи... Только теперь Мери Энн осознала, какую ошибку совершила, поддавшись внешнему обаянию Джозефа. Сейчас все было по-другому.
"Почему мы не встретились раньше?" - Это слова говорили друг другу тысячи влюбленных. Он не торопил ее, он был спокоен и сдержан, разжигая тем самым горевший в ней огонь, заставляя ее думать - и поражаться силе чувств, требовавших от нее забыть о гордости: "Я хочу его. Как же мне его подтолкнуть?"
Как можно надеяться на какие-то ответные чувства, если живешь в доме помощника священника? Вот главное препятствие. Ведь Билл Даулер - человек чести, что делало его, по всей видимости, столь привлекательным в глазах Мери Энн. Он не будет красться по ночам к ней в комнату, ей нечего бояться скрипящих половиц. Они приходил на обед к пяти и уходил в десять - и оба страдали, но честь была спасена. Он был неспособен скомпрометировать женщину. Единственный сын любящих и нежных родителей, он впитал в себя их принципы: бойся Бога и остерегайся дьявола.
Прием в Воксхолле? Конечно, это замечательно. Но они приходили в сопровождении нескольких знакомых - и никогда вдвоем. Плечо касалось плеча, когда они смотрели кукольное представление; руки соприкасались, когда указывали на медведя Бруно; смех звучал в унисон; глаза постоянно искали друг друга; их нежность проявлялась в каждом жесте. Но к чему это приводило, когда заканчивался прием? К жесткому сиденью в экипаже, медленно трясущемся по направлению к Бейсуотеру, в то время как двухместная коляска могла бы сотворить чудеса.
Намеки Мей Тейлор вызывали у него некоторые подозрения и наводили на размышления.
- Разве вы не знали, что ее муж самое настоящее животное?
- У меня возникло подобное предположение: Саттон мне кое-что рассказывал.
В его голосе слышалась забота, он обращался с ней очень бережно. Но он не переступал границ, ничего не предпринимал. Только пара томиков стихов, нежное поглаживание Эдварда по голове, кукла для Элен.
- Вы скажете мне, если вам понадобится моя помощь?
Скажет? Бог мой! Неужели он считает, что она сделана из камня? Неужели она должна спокойно сидеть, скромно сложив руки на коленях, кивать и заставлять себя сдерживаться? Или ей стоит начать гадать по ромашке - прямо как ученице из Хэма? Любит, не любит. Возьмет меня, не возьмет. А пока каждую ночь она видела спящего Джозефа, впустую растрачивая драгоценные недели, теряя волшебные, возвышенные вечера середины лета.
Именно Джозеф в конце концов вынудил ее принять решение. Возможно, он, несмотря на свой затуманенный вином мозг, догадался, что не только усталость сделала ее такой молчаливой; возможно, он почувствовал, что скрывается за зевотой, за постоянным внутренним сопротивлением, за нежеланием взглянуть прямо в глаза.
- Что случилось с тобой в последнее время? Почему ты так изменилась?
- Изменилась? А что ты ожидал? Посмотри в зеркало.
Не было больше завуалированных упреков, только нападение. Звучавшее в ее словах отвращение показало ему, как низко он пал. Он уставился в зеркало и увидел свое отражение: урод, жалкое подобие человека. Черты расплылись, кожа покрылась пятнами. Темные глаза превратились в щелки на одутловатом лице. Трясущиеся руки, поникшие, ссутулившиеся плечи. Перекошенный рот, как будто его ужалила оса. Полный крах того человека, каким он был раньше, а ведь ему нет тридцати.
- Прости меня. Я ничего не могу поделать.
Стыд овладел им утром, когда, сцепив руки, он жалобно молил о прощении, о снисхождении.
- Мне просто не повезло, все ополчились против меня.
Беседы с братом, помощником священника, ничего не дали. За торжественным "Пусть Всемогущий Господь принесет тебе успокоение" следовали слезы и обещания, что в будущем подобное не повторится, но в глубине души он понимал, что Мери Энн презирает его, и к вечеру надежда на спасение покидала его. Один стаканчик, чтобы успокоить дрожь в руках; второй - чтобы помочь своей уязвленной гордости; третий - чтобы придать походке былое щегольство; четвертый - чтобы мир вновь расцвел яркими красками; пятый - чтобы обругать их всех, стать Господом Всемогущим; шестой - чтобы затуманить мозг и все забыть. Наконец полное забытье, и он в руках дьявола.
