Она уже пришла в себя и с любопытством смотрела на него.
— Так зачем же ты мне все это сейчас говоришь?
— У меня нет желания провести остаток своих дней за этой бредовой пачкотней. И потом, я не люблю лгать, — учтиво добавил он.
Жозе неподвижно стояла перед ним. Она смутно вспомнила о бессонных ночах, которые он заставил ее провести, о его наигранном смятении и напускном упорстве. Она коротко и сухо рассмеялась.
— Ты немного переиграл. Пойдем, тебя ждет твой меценат.
Лора покраснела от возбуждения и счастья. Она села между ними на заднее сиденье и всю дорогу не умолкала. Время от времени ее трепетная ладонь боязливо ложилась на руку Алана. Он отвечал ей с искренним удовольствием, и Жозе, слыша их смех и видя конвульсивные движения этой ладони, хотела умереть.
Квартира Лоры Дор на улице Лоншам была слишком велика, слишком торжественна, так заставлена массивной мебелью, что никто не знал, по крайней мере в начале вечера, куда поставить пустой бокал. Жозе пересекла ее деловым шагом и закрылась в ванной комнате, где тщательно смыла следы недолгих горячих слез, пролитых часом раньше. Всмотревшись в свое отражение в зеркале, она нашла для своего лица неспокойное, яростное выражение, которое ей явно шло, плавно удлинила линию глаз, вытянула овал лица, подчеркнула выпуклость нижней губы и, наконец, улыбнулась творению своих рук — незнакомке, куда более зрелой и опасной, чем она сама. Ее охватила приятная дрожь, желание сокрушать, шокировать, которого она не испытывала с тех пор, как покинула Ки-Вест. «Они начинают меня раздражать, — прошептала она, — они начинают не на шутку меня раздражать». Под «ними» она подразумевала лживую, безликую толпу. Она вышла из ванной, чувствуя прилив сил, сладкий раж, который она была уже не в силах сдерживать. В гостиной, прислонившись к стене, весело ворковали Алан и Лора. Уже подъехали несколько человек из тех, что были приглашены на выставку. Жозе сделала вид, что не замечает их, и налила себе полный бокал виски. Алан бросил ей:
— А я за последние два месяца свыкся с мыслью, что ты пьешь только воду.
— Меня мучает жажда, — ответила она и так ослепительно ему улыбнулась, что он смутился. — Я пью за твой успех, — сказала она, подняв бокал, — и за успех Лоры, ибо благодаря ее стараниям все сложилось так удачно.
Лора рассеянно улыбнулась в ответ и слегка дернула руку Алана, чтобы тот обратил на нее внимание. Он не хотел отводить глаз от жены, но Жозе лихо подмигнула и повернулась к нему спиной. Она окинула взглядом гостиную в поисках добычи — любого благодушного, представительного мужчины, который поухаживал бы за ней. Но народу было пока совсем мало, и ей пришлось подсесть к бледной как никогда Элизабет Ж., которая опять ждала своего несносного любовника. Полторы недели назад она совершила очередную попытку самоубийства, и ее запястья были красноречиво перехвачены бинтами.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Жозе.
Она отпила глоток из бокала и нашла виски отвратительным.
— Спасибо, лучше. — Попытки самоубийства Элизабет были такой же банальной темой для разговоров, как чья-то простуда. — Ума не приложу, где Энрико, ведь он давно должен быть здесь. Вы знаете, я так рада за Алана…
— Благодарю вас, — сказала Жозе.
Она смотрела на Элизабет с необыкновенной теплотой, она чувствовала, что готова очаровать тигра.
Согретая этим взглядом, Элизабет оживилась. Она немного поколебалась и изрекла:
— О, если бы Энрико добился хотя бы половины подобного успеха! Это примирило бы его с людьми, он был бы спасен. Ведь он, представьте себе, в ссоре со всем земным шаром.
Она говорила об этом так, будто речь шла о ссоре двух ее горничных. Жозе понимающе кивнула. Она превосходно себя чувствовала. Почему? «Да потому что я живу, совершаю поступки, исходя из своих интересов, и меня уже не волнует, как это воспримет прохвост, который продолжает сейчас там, в глубине гостиной, неизменно лгать». Это заключение наполнило ее злым ликованием. Элизабет продолжала:
— Он мне говорит: «Вот если бы мне помогли твои друзья…» Разумеется, ему нужна помощь, но не могу же я заставить Лору принять участие в его судьбе. Он думает, что мои друзья не любят его, потому что я жалуюсь им на него. Но ведь я никогда не жаловалась. Я его понимаю. Ведь он необычайно талантлив, но так страдает из-за своих неудач, из-за слепоты так называемых ценителей искусства, которым подавай жалкие копии… то есть… я, конечно, не говорю об Алане.
— Можете говорить и о нем, — холодно сказала Жозе. — Лично я равнодушна к его живописи.
— Вы не правы, — слабо запротестовала слегка потрясенная Элизабет, — в ней есть что-то такое…
Ее перевязанное запястье описало кривую. Жозе улыбнулась.
— Чего нет у других, да? Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, не накладывайте больше на себя руки, Элизабет.
«Похоже, я пьяна, — подумала она, удаляясь, — это от двух-то глотков. Вот тебе и на!» Кто-то подхватил ее под руку. Это был Северин.
— Жозе, прости меня, пожалуйста, за то, что я тебе наговорил. Ты очень обиделась?
Он был сконфужен, говорил тихо и вкрадчиво, как бы опасаясь снова причинить ей боль. Она тряхнула головой.
— Ты разбередил мне душу, Северин. Однако выше голову! Помнишь тот фильм с Бэт Дэвис? Она устраивает в Голливуде грандиозный праздник и незадолго до его начала узнает, что кто-то отбил у нее любовника.
— «Все о Еве», — удивленно произнес Северин.
— Да. Помнишь, как она вышла к гостям и небрежно им бросила: «Пристегните ремни, будет качка». Так вот, будет качка, дорогой мой Северин.
— Что-нибудь с Лорой, Аланом?
— Нет, со мной.
— Что это ты накрасилась под роковую женщину? Жозе, погоди…
Он нагнал ее в баре. Она осторожно опускала два кусочка льда в свой бокал.
— Что ты собираешься предпринять?
Он не знал, радоваться ему или бить тревогу. То, что он называл «пробуждениями Жозе», имело порой катастрофические последствия.
— Я намерена развлечься, мой дорогой Северин. Мне осточертело играть сразу несколько ролей: медсестры, бойскаута и греховодницы. Мне хочется развлечься. Причем именно здесь, а это не так просто. Меня так подмывает, просто руки чешутся.
— Будь осторожна, — сказал Северин. — Не стоит портить себе кровь из-за…
Он не договорил. В гостиную вошел улыбающийся, приветливый мужчина, и, увидев, как изменилось лицо Северина, Жозе оглянулась.
— Конечно же, это Лора его пригласила, — сказал Северин.
— Да это же наш дорогой Марк, — спокойным голосом произнесла Жозе и пошла ему навстречу.
Он совсем не изменился. Все те же правильные черты лица, та же слегка утрированная раскованность и не сходящая с губ светская улыбка. Увидев Жозе, он не смог скрыть секундного смешного испуга, потом обнял ее.
— Пропащая!.. Не хочешь ли ты опять разбить мое сердце? Здравствуй, Северин.
— Откуда ты взялся? — угрюмо произнес тот.
— Я с Цейлона, пробыл там полтора месяца по заданию газеты. До этого — два месяца в Нью-Йорке и полтора в Лондоне. И кого же я вижу по возвращении? Жозе! Пусть будет благословенна старушка Дор! Хоть раз в жизни она не зря меня пригласила. Как ты провела эти два года, дорогая?
— Я вышла замуж. И сегодняшний вечер, если ты не в курсе, устроен в честь первой выставки картин моего мужа.
— Ты замужем? С ума сойти! Постой, постой, если я не ошибаюсь, — он вытащил из кармана список приглашенных, — ты теперь мадам Аш?
— Совершенно верно.
Она весело смеялась. Нет, он действительно совсем не изменился. Прежде он дни напролет изображал из себя заваленного работой, циничного репортера, а по ночам разглагольствовал о драматическом шедевре, который когда-нибудь поставит в театре…
— Мадам Аш… Ты похорошела. Пойдем выпьем чего-нибудь. Послушай, брось ты своего художника и выходи за меня замуж!
— Я вас оставляю, — сказал Северин. — Вам есть что вспомнить, и я буду только помехой.
Они и вправду целый час не умолкали, перебивая друг друга и то и дело восклицая «а ты помнишь тот день?..» или «а что стало с…». Жозе и не предполагала, что хранит столько воспоминаний об этом отрезке своей жизни и что ей так приятно будет их освежить. Она совсем забыла об Алане. Он прошел мимо, взглянул на них с притворной рассеянностью и спросил: «Развлекаешься?»
— Это твой муж? — спросил Марк. — Недурен. К тому же у него талант.
— У него денег — куры не клюют, — смеясь, отвечала Жозе.
— А что ты? Неужели счастлива? Это было бы уже слишком! — заявил Марк.
Она молча улыбнулась. Слава Богу, Марк никогда не ограничивался одним вопросом. Благодаря своему темпераменту, который заставлял его постоянно переходить от одной темы к другой, от одного настроения к другому, он приобрел славу самого беспечного и приятного молодого мужчины в Париже. Жозе вспомнила, как он изводил ее в последние дни их недолгой любовной связи, и немало удивилась тому, как хорошо ей было с ним теперь.
