Девушка оглядывала Рейвен, словно чуя угрозу с ее стороны.
«Ты, небось, даже не знаешь, кто такой Симон», — подумала Рейвен.
— Молодец, — кивнул Калеб.
Рейвен отметила про себя, что ее черное платье отлично сочетается с его черным костюмом. Они бы смотрелись такой чудесной парой на фотографиях.
— Мы можем поговорить? — спросил Калеб, а девушку рядом опалил жестким взглядом, в котором читалось: «Проваливай».
Девушка обиженно поджала губы, но отошла.
— Конечно. — Рейвен осталась довольна таким исходом.
Калеб мягко взял ее за руку и провел к двери. Рейвен оказались на кухне, где трудились несколько человек — складывали оставшееся угощение, мыли посуду. В кухне пахло соленой рыбой и куриным бульоном.
Калеб провел Рейвен в холл, а оттуда — в пустую комнату, скорее всего, в гардеробную. Он уселся на диванчик, стоявший вдоль стены, и похлопал рядом с собой.
— Присядь на минутку.
Рейвен колебалась. Калеб вел себя так мило, а она понимала, что нарушает правила, ей нельзя находиться с ним рядом. Но и оставить все, как есть, она не могла.
Рейвен села, но постаралась сохранить дистанцию.
— Послушай, — начал Калеб, — я в тот вечер выпил и совершенно взбесился. И потом, ты не можешь меня винить, ведь ты же целовалась с другим парнем.
— Я не собиралась с ним целоваться. И уж тем более, не хотела ранить тебя. — Рейвен вспомнилась поездка в автобусе после конкурса оркестров. Как они с Горасом сидели на заднем сиденьи, и его рука перебирала ее волосы. Рейвен отвернулась от Калеба, опасаясь, что он прочтет все это в ее глазах.
— Я знаю, что ты не хотела ранить меня. — Он пересел так, чтобы смотреть ей в лицо. — Но ты ранила.
Его слова звучали искренне, но Рейвен могла поклясться чем угодно, что сейчас в нем говорила не любовь, а задетая гордость.
— Что ж, я рада, что мы поговорили, — сказала Рейвен. Ей вдруг стало очень неуютно. Словно бы подсознание подсказывало, как это неправильно, что она сейчас сидит рядом с ним.
— Я тоже. — Он помолчал. Потом придвинулся ближе и взял ее за руку. — Я не хочу, чтобы мы ненавидели друг друга.
— У меня нет ненависти к тебе.
Похоже, Рейвен переборщила с черным платьем и обаянием, которое включила, чтобы отогнать от Калеба соперницу.
Здесь, вдалеке от общего зала и гремящей музыки, было почти тихо. Рейвен подумала, не слишком ли часто она дышит, и не истолкует ли Калеб это превратно. На нее накатывал приступ клаустрофобии, а вовсе не возбуждение.
Рейвен попыталась встать, но Калеб еще крепче сжал ее руку.
— Подожди. — Он обнял ее. — Я скучал по тебе.
— Калеб…
Он приподнял ее подбородок и поцеловал. Рейвен остановила его не сразу, просто застыла от неожиданности. Она столько раз целовала его раньше. Но сейчас все было так просто и естественно, словно она надела уютный, но старый и дырявый свитер, который давно пора выбросить. Калеб обнял Рейвен за талию и подтолкнул к кушетке.
Жар прилил к щекам, а разум кричал: «Остановись!»
Рейвен выскользнула из-под Калеба и буквально спрыгнула с кушетки.
— Что такое? — спросил Калеб.
— Мы расстались.
— Но можем соединиться. — Он поднялся. — Я хочу, чтобы мы снова были вместе.
Сейчас он говорил это только потому, что хотел близости. Видимо, в этом и состоял весь план. Для этого Калеб и увел Рейвен сюда, в уединенное местечко, подальше от посторонних глаз.
Но она не собиралась спать с ним. Не только потому, что тем самым нарушила бы Кодекс. Просто это идиотизм, и подруги никогда не простят ей такого. Правда, совсем не обязательно рассказывать им об этом. Но сама-то она будет знать, что намеренно нарушила одно из самых важных правил.
— Я ухожу, — объявила она и поправила волосы. Потом открыла дверь и вышла в коридор.
Калеб побежал следом.
— Подожди, Рей!
— Не называй меня так. — Почему-то в его устах это прозвище звучало глупо.
— Я всегда называл тебя так. Прекрати, слышишь?
— Я уже все сказала!
— Если ты не хотела снова быть со мной, зачем тогда отгоняла от меня Яэль, как будто приревновала ее?
Рейвен замедлила шаг.
— Кто такая Яэль?
— Девушка, с которой я разговаривал, когда ты подошла.
Она тряхнула головой. Что тут ответишь? Это была большая ошибка.
— Рейвен, черт возьми! Не будь такой стервой! — Калеб сказал это грубо, точно как в тот вечер, когда порвал с ней. Если бы здесь была Алексия, она бы сказала, что Рейвен не заслуживает такого обращения.
А какого она заслуживает, Рейвен понятия не имела. Она, конечно, не принцесса, которой надо прислуживать — но называть стервой?
Она остановилась у двери, взялась за ручку, а потом обернулась к Калебу и сказала:
— Не будь ты таким кретином, мне не пришлось бы превращаться в стерву.
С этими словами она распахнула дверь и выбежала на улицу.
Правило 15: Найди себе хобби или что-то, что тебя очень увлекает.
Сидни уже вторую субботу проводила у себя на чердаке. Надо было прогуляться по магазинам. Или, может, заняться учебой. Или сделать прическу. Но Сидни совершенно не хотелось выходить, что уже говорило о многом. Последние два года она, напротив, старалась почаще улизнуть из дома, поскольку теперь это была лишь пустая оболочка их прежнего семейного гнезда: мама не бывала дома девяносто процентов времени, а папа изо всех сил старался стать мистером Мамой.
Чтобы как-то отвлечься от мыслей о Дрю, Сидни решила разыскать пакет, который унесла на чердак с полгода назад. В нем было несколько мятых фотоальбомов, старое шерстяное одеяло, журнал и цифровая камера. Когда-то эта камера была последним словом техники, но потом безнадежно устарела.
Сидни хотела отыскать камеру и заняться фотографией во исполнение требований правила 15.
Она перешагнула через большой кожаный чемодан и наткнулась на стопку пустых картонных коробок. Чердак простирался во всю длину и ширину дома. Он почти весь был завален картонными коробками и полиэтиленовыми пакетами. Папа Сидни все складывал в коробки, а вот мама предпочитала пакеты — говорила, что они практичнее, поскольку предохраняют вещи от сырости и плесени.
Пакет, который разыскивала Сидни, был прозрачный, с розовыми фламинго. По идее, найти его среди коричневых коробок и грязно-зеленых пакетов, которые покупала мама, было несложно. Но почему-то Сидни никак не могла отыскать его.
Вообще-то, он должен был лежать тут, рядом с дверью, где она его оставила. Может, мама забрала? Может, ей понадобился фотоаппарат?
Миссис Ховард когда-то увлекалась фотографией. Она, бывало, брала Сидни в Бич Фолз-парк, и там они снимали лебедей и оленей, и пруд с утками в дальнем конце парка, где зимой катались на коньках.
Сидни любила эти их вылазки. Они были такими привычными, как то старое одеяло, которое тоже лежало в пакете с фламинго. Сидни укрывалась им до того самого дня полгода назад, когда решила, что уже выросла. Это одеяло ей подарила бабушка, которой уже нет в живых.
Сидни разыскивала пакет не только из-за камеры, но и из-за этого одеяла. Она потеряла самое дорогое в своей жизни — Дрю. И теперь искала хоть что-то, что будет столь же близким и родным и хоть как-то заполнит пустоту в душе.
В лучике лунного света, просочившегося в окошко чердака, плясали пылинки. Интересно, сколько сейчас времени и найдет ли она эту чертову сумку? Наверное, больше девяти, раз луна уже вышла.
Сидни подумала о Дрю, о том, где он сейчас и что делает. Хоть бы он был не с Николь Робинсон!
— Ага! — воскликнула Сидни, заметив розовый пакет, выглядывающий из-под листа фанеры. Она отодвинула лист в сторону. В воздух тут же поднялись клубы пыли. Когда пыль осела, Сидни уселась на пол, придвинула пакет поближе к себе и заглянула внутрь.
Поверх канареечно-желтого одеяла лежала цифровая камера. Интересно, а мама скучает по их воскресным вылазкам в парк? Теперь Сидни неделями не общалась с мамой. А если они все же разговаривали, то уж точно не о том, как когда-то им было весело вместе. Разговоры, в основном, касались учебы, да и то не затягивались надолго. Обычно все происходило так:
— Как дела в школе? — спрашивала мама.
Сидни отвечала:
— Хорошо. Получила пятерку по…
В этот момент телефон или ноутбук мамы подавал сигнал о новом сообщении.
— Мне нужно ответить, — говорила мама и погружалась в работу еще на несколько часов.
Сидни взяла камеру в руки и включила ее. Камера три раза пискнула, потом загорелась зеленая лампочка зарядки. Батарейки еще работали. На экране высветился последний снимок.
На нем были Сидни и Дрю — они сидели на качелях на заднем дворе. Оба спиной к снимающему, но смотрели друг на друга, поэтому их профили были четко очерчены на фоне ярко-оранжевого пламени в чугунной жаровне.
