-Понятно, - Ирина порадовалась, что точно угадала, но и немножко была раздосадована, что так все предсказуемо, где же кураж, где неожиданности?
Прибежала Катя, тревожно обвела всех взглядом - так - бабушка на месте, мама пока еще здесь.
-Дед на работе?
-На работе, Катюш, - мать мигнула Ирине, мол, сама потом как нужно объясню.
- А Костя еще у нас?
- Да, конечно. Иди мой руки.
- Мам, пойди на минуточку" - позвала она Ирину.
- Ну что, они помирились?
- Кекс, я проиграла. Требуй, что хочешь.
- Ничего не хочу - у Кати закапали слезы.
- Ну-ну, не надо, - Ирина начала тормошить девочку, - тебе бабушка объяснит. Просто так бывает - вроде и не помирились, а все же помирились. Вместе они не будут, но и ссоры нет.
- Как это?
- Ну, у взрослых, сама знаешь, там много разного чудного в характерах - вот какая-то часть характера захотела другой дружбы. Дед - он и есть твой дед.
- А твой - отец - добавила уже почти успокоившаяся и заинтересованная разговором Катя.
- И мой отец, а бабушка уж сама решит, кто он ей. Ладно?
Они взялись за руки, и вышли из ванной. Ирина кивнула незаметно матери, что все более или менее в порядке. Катя уселась есть свою морковку, а Ирина пошла попрощаться с Костей. Решено было, что он останется здесь до полного выздоровления, а там будет видно, во всяком случае к Ирининой просьбе он пообещал отнестись внимательно.
В метро Ирина открыла свою книгу. Она подписана была в свое время Саше, но в тот день, когда предполагалось презентовать книгу, встреча у них по каким-то причинам не состоялась и книжка осталась у Ирины в сумке. Ирина прочитала: "Другу и единомышленнику. В память о былом - январь 1999г." Именно эту книгу Саша не прочитал, читал он другие ее рассказы, другие сборники. Что бы он сказал о "Частном случае"? Ирина открыла 17 страницу и углубилась в чтение. Прочитав начало, Ирина поняла, что не может именно сейчас вникать в выдуманный сюжет. Расход родителей, Костя - вот, что болит.
Ирина вышла из метро на станции "Преображенская", посмотрела на часы было свободных минут десять, она зашла в магазинчик, где всегда варят приличный кофе, взяла чашку в руки, и все же опять раскрыла книжку: как же уже тогда не любила она в себе определенные черты, как хотела избавиться, а какой неприятной изобразила эту училку! Сейчас так бы уже не написала сейчас некий просвет намечается и от этого еще грустнее видится прошлое, грустнее, но мягче. Спрятав книжку в сумку, Ирина решила, что Витя, Алла, Майя - куда интереснее.
В редакции ей встретилась знакомая поэтесса, презентовала новый сборник, проворковала, что ее опять выдвигают на премию и намекнула, что еще одна рецензия не была бы лишней. Ирина сегодня видела всех как-то мягко, у нее возникло сочувствие и к редакторше, которая при ней звонила домой и спрашивала, как себя чувствует кошка, и к поэтессе, и к девочке за компьютером - у той были прыщики на носу и плохо покрашены волосы. Ирина вдруг осознала, что очень и очень хочет пореветь у кого-нибудь на плече, что-то вдруг напряжение последних суток сделалось непосильным. "Скорее к Татьяне, она будет говорить о своем, я отвлекусь, а потом, потом домой! Наконец, я останусь одна в своей норе, выревусь, вымоюсь и усну; Татьяна встретила ее у входа в "Рюмочную"
- Ирка, какая ты точная! Я жажду тебя, как ворон крови. Не могу, давай быстро возьмем что-нибудь и я тебе расскажу. Сволочь, какая же он сволочь!
Набрали закусок- котлет, баклажанов, взяли водки и сок. Сели.
- За тебя, Ир! Какая ты сильная все же, можешь от них вовремя уходить или вообще к ним не приходить, когда зовут, ну пусть хоть застрелятся! Ирина смотрела на Татьяну с грустью - раскраснелась, глаза блестят, яркая крупная блондинка, смешливая и сумасбродная, ну во что она еще ввязалась? Представляешь, я хотела дождаться, когда за детьми приедут и к тебе бежать, Пашка спал себе, а я с детьми играла - они такие смешные эти Оля-Толя. Сказку рассказывают так, - например, Оля; "Жили - были дед и...", Толя вступает: "Жили были.." и так далее. Представляешь? У него ровно на два слова отставание, ритм получается - заслушаешься. Они все так учат. Я их Цветаеву наизусть научила читать "красною кистью рябина зажглась", разучили - так красиво выходит, я им говорю: "Маме почитаете". Тут наконец, шофер звонит в дверь, ребята вроде бы собираться бросились: ботиночки, комбинезоны, а тут Павел выходит - у него спьяну все перемешалось, ему пригрезилось, что детей только что привезли и сейчас он их развлекать будет - он их в охапку, в комнату, они визжат, брыкаются, шофер стоит - не знает, что делать, дети ничего не понимают. Он их подкидывает, радуется, вроде здоровается так, я стою дура дурой, он меня не видит. Лохматый, помятый, козлом скачет и орет - "Сейчас, мои зайчата, в "Макдональдс", я только лекарство приму, и шмыг в кровати, к своему пойлу. Тут я к нему подошла и шипеть начала: "Отпусти детей домой! За ними шофер приехал, их мать уж минут десять ждет. Сейчас звонить тебе будет наверняка". А он - "Ты что это - моих детей не уважать? Гнать их тут вздумала. До-мой" - и передразнивает меня. А детки за руки взялись, к двери отступают - они его таким раньше не видели, Бог миловал. Я тоже от него отошла, к шоферу приблизилась и тихо-тихо говорю: "Открывайте дверь, я детей выведу, оденете в подъезде". Сама же стою перед Пашкой руки в боки, базарю вроде с ним, сама детей прикрыла, они хоть маленькие и к такому непривычные, догадались и к открытой двери, я же слушаю Пашин бред - он меня костерит, все грехи мне перечисляет - и мать я плохая, Гришу бездарно воспитываю, с отцом видеться не даю, не то, что его Ленка - присылает детей к папе, и вот сейчас он с ними в "Макдональдс"... Я оглянулась, увидела, что и вещички их догадливый шофер собрал, на меня вопросительно смотрит, вроде ждет распоряжений, а дети, слышно, за дверью, что-то спрашивают, кажется. Я ему: "Езжайте!" Он кивнул, и исчезли. Тут Пашка, конечно, заметил, что монолог он мне свой адресует, а дети-то где? "Оля, Толя -зайчики, куда спрятались? Сейчас..." Выскочил в коридор, выглянул за дверь. Замолчал. Вроде бы трезветь начал и злиться. Тут теперь и Ленка уже виновата - детей настраивает и перекупает и шофер - слишком себе много позволяет, небось Ленкин хахаль давно и прочую чушь. А я уйти почему-то все не могу и не могу - стою, как оплеванная и завороженная одновременно. Потом все же очнулась, говорю: "Все, Паша, я ухожу, мне пора". Его действий и речей никак не комментирую больше. А он, знаешь, так злобно прищурился и говорит, нет, сквозь зубы цедит: "Чтоб ноги твоей здесь больше не было!" Я ушла и плакала, плакала. Плачу и думаю, что я реву - вижу ведь, что поганец, пьянчуга и сама с ним вроде дела иметь не хочу, а когда прогнал, обидно стало. Почему это так? Как ты думаешь, Ириш? Мы совсем расстались или одумается он?
Ирина курила, слушала Таню. Павла она знала и не симпатизировала ему, но это здесь ни причем, встать надо на Танину позицию - они жили вместе какое-то время, устраивали друг друга, видимо, по крайней мере Танька не раз высказывалась, что любовник он ого-го, так что "чужую беду" руками тут разводить и пробовать не стоит. Надо и утешить ее и отвлечь...
- Помнишь, Тань, я тебе рассказала про Сашку У. Ну это тот, кто эссе написал "Преступление как наказание." О кармических завязках, о сублимации, в общем такую эстетскую заумь, но интересно, занимательно, много примеров из жизни и литературы. "НЛО" опубликовал, все читали - обсуждали. Он же мой друг старинный. Так вот он умер. Я его уже третий день поминаю, давай и с тобой помянем.
Татьяна подняла рюмку, перекрестилась.
- Так вот это Саша с женщинами такая сволочь был, так их использовал для своих целей, а любили...
- И ты, Ир?
- Я, слава Богу, в ранней молодости этим переболела, позже тяжелей бы далось... А тебя, видимо, Павел увлек яркостью да неординарностью, да претензиями - и хорошо это! Без таких увлечений в нашей биографии мы какие-то недоделанные получаемся, непропеченные.
- Я с этой точки зрения не смотрела, конечно. Вот теперь отдохну, обдумаю. Может мне съездить куда-нибудь, как думаешь?
- Думаю, да. Проветришься, осмотришься.
- Но он такие вещи злые говорил, вот например, что я мать бездарная, Гришку плохо воспитываю.
- Грише твоему восемнадцать уже - вы с ним ладите, тебя он понимает, ценит, любит. Что еще? Что слабой тебя видит, ошибки твои? Так мы живые и не только им - детям нашим - матери, мы еще кому-то - дочки, кому-то жены, кому-то любовницы. Мы - женщины и все тут. А они - мужчины. Вот, например, один мужчина в 70 лет взял и ушел от своей жены к другой женщине ... 67 лет. Вот так. И этот мужчина - мой отец. Так что, давай Тань, выпьем за хорошее качество личной жизни!
- Ура! Ирка, я же говорила, что ты гений. Пашка - это плохая личная жизнь. Ну его. Где-то впереди, пусть лет в 70, ждет хорошая.
Ирина возвращалась домой уже в очень неплохом расположении духа - Таню удалось помирить с самой собой, у родителей хоть и расход, но есть какая-то ясность, Катя... Вот с Катей не все ясно, удастся ли ей мягко перенести перемены в семье... Тут нужно будет еще поработать над этим. И, конечно, Костя. Хочу ли я, чтобы он уехал? Не знаю, так спокойнее, но правильнее ли.
