- Не твое дело!
- Не мое, - странно легко соглашается он. - Так я поднимаюсь?
- Нет! - выкрикивает она. Я устала! Я тебе не открою!
- Ты что, боишься меня? Во-первых, я должен отдать тебе книгу. Во-вторых; ты кое-что мне должна. А в третьих, как тебе нравиться во-вторых?
- Давай поговорим как-нибудь в другой раз!
- Почему - в другой? Я проехал полгорода , чтобы добраться до твоего дома. Ты в курсе, как подорожал бензин? И потом - я прождал тебя чуть ли не два часа! При этом, ни в чем тебя не упрекаю. Я поднимаюсь.
Он вешает трубку. Евгению охватывает злость: а почему она так задрожала? Кто такой Аристов? По дороге домой она мечтала, что придет, примет душ - неужели кто-нибудь помешает ей это сделать?
Она оставляет дверь приоткрытой, а то и правда, приедет и станет в дверь колотить - не хватало еще, чтобы соседи услышали! Небось, Аристов подумает, что она пошла мыться специально к его приходу. Ну и черт с ним! Пусть думает.
Она стоит под душем и слышит, как он, царапнув дверь, сообщает:
- Не возражаешь, если я телевизор включу? Сейчас "Новости спорта" показывают. Я хочу посмотреть как наши с аргентинцами сыграли.
- Чувствуй себя как дома, - ехидно говорит она.
Халат Евгения не надевает, чтобы, как говориться, не создавать прецедента. Выходит к нему в джинсах и закрытой футболке.
Аристов в своих неизменных кожаных перчатках - неужели рукам не жарко, лето на дворе! - подавшись вперед, сидя смотрит телевизор.
- Есть будешь? - буднично спрашивает она.
- Куснул бы кого-нибудь!
- У меня есть плов. Могу предложить устрицы. Консервированные.
Он отрывается от телевизора и смотрит на неё долгим взглядом.
- Небось, и маслины есть?
- Есть, - говорит она спокойно.
- И крабы?
- И крабы.
Он рывком поднимается из кресла и выключает телевизор. Смотрит невидяще на погасший экран и спрашивает, не оборачиваясь:
- Я тебе неприятен?
- Ты - чужой.
- Чужой по духу?
- По паспорту!
- А этот... Алексей был не чужой?
- Алексей мог быть чужим. Он пришел и ушел, а с тобой я этого не хочу!
- Чего же ты хочешь?
- Все. Или ничего, - выпаливает она и испуганно замолкает, не успев прикусить язык.
Он стремительно оборачивается и подходить к ней близко. И целует её долго. Нежно. И тихо говорит:
- Спасибо.
Потом отодвигает её от себя и идет к выходу, по пути сунув ноги в какие-то босоножки без пяток.
- Ну вот, больше ты мне ничего не должна!
- Он выходит, осторожно прикрыв за собой дверь, и как Евгения не прислушивалась, шума лифта она не слышит. Аристов спускается по лестнице. Она ещё какое-то время бродит без цели по комнате, но тут ей на глаза попадается записка, переданная с фруктами супругами Ткаченко: "Лопухина, ты не забыла? Мы все ещё твои друзья!"
Она некоторое время стоит столбняком, потом что-то перехватывает ей горло, и Евгения начинает рыдать. Она плачет долго, надрывно, горько и все повторяет кому-то: "За что? За что?" Незаметно засыпает и спит на диване, одетая, до самого утра.
Утром сама она говорит: "Хватит, поплакала, и будет!" поймав себя на моно - диалоге с внутренним голосом, думает :" Надо завести попугая и с ним разговаривать. Или сдать эту квартиру внаем и переехать к маме. Никита будет рядом."
Так ничего и не решив, она принимается за уборку, но тут приходит Маша.
А приходит она в черных очках, закрывающих пол-лица. Моет в ванной руки и садится за кухонный стол, наблюдая, как Евгения возится ею крайне редко, но поскольку Маша предпочитает натуральный кофе растворимому, она перевязывает перетершийся провод вилки изолентой; сыплет в кофемолку поджаренные зерна и смотрит сквозь прозрачную крышку, как та перетирает их в пыль. Все, как в лучших домах Лондона и Ново-Титаровки!
- У тебя глаза болят? - спрашивает подругу Евгения.
- Не глаза, а глаз, - прыскает Маша и медленно будто стриптизерша лифчик снимает свои очки - колеса:
Да, прятать есть чего! Под левым глазом у неё такой огромный синяк, что глаз опух и не открывается, зато другой, правый, непривычно воинственно блестит.
- Красиво?
- Смотря, на чей вкус! - медленно говорит Евгения, вдруг со стыдом вспоминая свою нелепую идею насчет того, что неплохо бы Маше изменить мужу.
- Если тебя не шокирует мой вид, я, пожалуй, сниму очки, - между тем говорит Маша. - В комнате сидеть в очках - мове тон!
- Не шокирует, - говорит Евгения. - кто это тебя?
- Любимый муж Сереженька! Кому бы ещё пришло такое в голову? Я так хохотала!
- Хохотала?!
- Ну да! Сережа себя всегда считал суперменом. Мол, он ни при каких обстоятельствах не теряет самообладания. А женщин бьют только слабаки. Сильные их себе подчиняют. И вдруг .. Посмотри, какая шишка, - вдруг озабочивается она, - это я башкой о шкаф стукнулась!
Евгения покорно трогает шишку и кивает, не сводя с Маши удивленных глаз. Она не только не расстроена, а даже будто гордится следами побоев.
- Ты наверное, хочешь знать, за что? - насмешничает Маша. - Ему почему-то не понравилось сравнение с таким благородным животным, как олень. Радовался бы, что не с козлом!
Она улыбается.
- Так сильно ударил из-за оленя? - "врубается" Евгения.
- Правда, не из-за всего оленя, а только верхней части.
- Имеешь в виду рога?
- Конечно, что же я ещё могу иметь в виду!
- Ты сказала, что Сергей - олень...
- Нет, я сказала, что у него рога как у оленя!
- Но в прошлый раз ты сожалела, что не видишь никого достойного.
- Ой, Женечка, человек предполагает, а Бог располагает! Вчера не было - сегодня есть. Представляешь, выхожу я из офиса, а Витя как раз поднимается мне навстречу. Собственно, я тогда ещё не знала, как его зовут. Вдруг я цепляюсь каблуком за эту дурацкую металлическую решетку для чистки обуви и начинаю падать, Человек я, как ты можешь догадаться совершенно неспортивный, группироваться, как другие не умею, и при падении разбиваюсь вдребезги!. Так бы я и расшиблась, если бы не он!
- Да кто он-то?
- Я же тебе говорю: Виктор. Ты его не знаешь. В общем, он меня подхватил, и мы познакомились.
- Давно это было?
- В минувший понедельник. Для кого-то понедельник - день тяжелый, а мне, я заметила, именно в понедельник везет.
"Не может быть такого совпадения!" - думает Евгения. - У неё тоже Виктор?
- С недавних пор меня прямо стали преследовать совпадения, - слышит она голос Маши. - Виктор, оказывается живет с в соседнем с тобой доме.
- Он - симпатичный? - спрашивает Евгения, чтобы хоть как-то поддержать разговор: этого не может быть!
- Он - умный, - Маша улыбается, и добрый. Мы знакомы всего пять дней, а кажется, я знаю его всю жизнь!
- Как же Сергей узнал обо всем?
- Я ему сказала, - безмятежно признается Маша. - если жена не ночует дома, что можно придумать?
- Не ночует! - ужасается Евгения. - ты же говорила, что панически его боишься.
- Боялась... Все прошло, как с белых яблонь дым. Собственный муж меня не узнает. Казалось, я должна была чувствовать себя виноватой, а я выгляжу победительницей. Даже мой синяк, как полученная в бою рана... пусть теперь он боится! Вчера ко мне подъехал, а я тебя не хочу. Ты в сексе не разбираешься, думаешь только о себе, а мне так и заболеть недолго!
- Машка!
- Не беспокойся, Женечка, ничего ему не сделается. Сказки все это, будто мы, женщины, мужиков калечим своими неуместными замечаниями. Мол, они - такие уязвимые! А мы? Стоило мне встретить нормального мужика, посмотри, что со мной стало! Я хочу, внутри все поет, радостью не с кем поделиться. Потому к тебе чуть свет примчалась... Да, кстати, будь осторожна: Сергей на тебя злость затаил. Считает, что твой дурной пример на меня подействовал.
Мысли у неё скачут - непривычное состояние для рассудительной, спокойной Маши, она никак не может к этому привыкнуть.
- Женечка! Впервые в жизни я... как бы это сказать... НЕ нравиться мне это идиотское слово - оргазм. Такое насквозь медицинское, будто речь не о людях идет, а о подопытных морских свинках... По-моему, я даже сознание потеряла. Витька испугался, трясет меня: "маша! Маша!" А я где-то летаю. Теперь я знаю, почему некоторые женщины ходят хмурые и злые. Потому, что не кончают!
- Мария, что за откровения!
- Точно! Будут меня убивать, я сейчас и умру с улыбкой. Потому, что я - женщина. И могу доставлять удовольствие мужчине! - она лукаво улыбается. - Возможно, и не одному! А то этот мент поганый чуть было меня не угробил. Как женщину. Если бы не Витюша! Жека, я ему готова ноги целовать!
- Маш, пожалуй, экзальтация нам не к чем. В крайности - то зачем бросаться?
- Конечно, я шучу. Но ты не можешь себе представить, что чувствует такая, как я, уже погибающая и вдруг воскресшая для новой жизни!
- Почему не могу? Могу. Зато ты теперь можешь догадаться, почему мы с Аркадием разошлись!
- Неужели и ты...
- И я. Немного в другом варианте, но итог тот же: неуверенность в себе, как в женщине, желание махнуть на себя рукой и просто плыть по течению, ощущение того, что для тебя жизнь закончилась. Что ты больше никого не сможешь взволновать, а тебя никто не сможет полюбить...
