Глядя на него, Мона всплеснула руками.
- Что ж, надо отдать тебе должное - свое первое частное расследование в моих владениях ты и вправду провел весьма успешно.
- Ну вот, теперь ты знаешь, что ничего невозможного для нас нет, сказал я, поворачиваясь лицом к ней.
Затем она неожиданно захихикала, как маленькая девчонка.
- Знаешь что? Пожалуй, мэр Детройта должен в честь тебя назвать их новый автомобиль. Они должны отлить самую большой в мире болид и начертать на нем громадными буквами: "Несравненный Джокко".
С этими словами она прижалась ко мне, положив голову на мое плечо.
Спустя некоторое время она сонно сказала:
- За моим домом есть большой плавательный бассейн. Утром я подам тебе завтрак в постель, а потом мы пойдем поплаваем.
- Увы, ничего не выйдет, - вздохнул я. - Не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
Я должен был непременно вернуться к себе и отметиться в нашей конторе. Таков уж был заведенный в нашем Управлении безопасности порядок - я был обязан дать знать Старику, что, выполнив задание, вернулся из Вашингтона в целости и сохранности. Час спустя, выслушав её полуистеричные мольбы остаться и пообещав ей не менее дюжины раз позвонить на другой день, я покинул её роскошные апартаменты и зашагал к своей машине.
Ночь стояла темная и тихая, воздух был удушливый и спертый. В нем так и чувствовалось приближение летней грозы. Я включил зажигание и мои мысли перенесли меня назад, к моей столь поспешной поездке в Вашингтон.
Глава 2
Вскоре после прибытия в Вашингтон я сидел за столом напротив Старика в его офисе.
- Твое прикрытие, кажется, работает превосходно, Джокко, - сказал он. - Как тебе удается совмещать роль частного детектива с деятельностью агента службы безопасности? - спросил он.
- Как нельзя лучше, сэр. Никто, даже местная полиция, ничего не подозревает.
- Насколько я знаю, один из служащих полицейского управления - твой лучший друг.
- Эд Уоррик, сэр. Мы росли вместе.
- Хорошо, - кивнул Старик. - Очень хорошо. - Он помолчал, продолжая просматривать бумаги. - Думаю, тебе любопытно знать, зачем я вызвал тебя в управление, - сказал он наконец, посмотрев на меня поверх очков.
- Новое задание, я полагаю. Что, мою территорию передают другому агенту?
- Нет, - ответил шеф. - Ты остаешься на своем месте. Атланта - твоя зона до тех пор, пока ты сам этого хочешь. Конечно, если нигде не возникнет неожиданность, требующая именно твоего присутствия. Нет, причина, по которой я вызвал тебя сюда, заключается в том, что исчез один очень ценный и пользующийся особым доверием сотрудник Государственного Департамента, а единственная его родственница, родная мать, живет на твоей территории. Его зовут Родни Стоун.
- Как он исчез, сэр?
- Исчез, и все. Просто пропал и никаких следов. Его готовили для дипломатической службы. Он был классным специалистом по дешифровке. Имел, между прочим, доступ к нашим сверхсекретным кодам. - Старик поднялся, наклонился через стол и передал мне папку. - Здесь досье на него и некоторые сведения о его матери. У меня через полчаса назначена встреча с другим агентом. Внимательно изучи эти материалы. Мы пообедаем вместе перед твоим отлетом домой. - У двери он остановился и обернулся. - Ты сам знаешь, какие неприятности нас ожидают, если окажется, что Стоун оказался предателем.
Два часа спустя я сложил все бумаги обратно в папку и положил её на стол Старику.
Родни Стоун, двадцати четырех лет, был сыном миссис Джон Бейкер Стоун, единственным ребенком от неудачного, слишком раннего брака. Его матери было пятнадцать лет, когда он родился. Через несколько лет после развода она вышла замуж за престарелого Стоуна, миллионера, владельца бумажной фабрики, который усыновил Родни и дал ему свое имя. Стоун-младший по окончании колледжа решил поступить на дипломатическую службу и был принят. Тщательная проверив его происхождение и всю подноготную, служба безопасности не смогла ни к чему придраться.
Во время обеда, спустя некоторое время, Старик внезапно сказал:
- Исчезновение молодого Стоуна, конечно, не является катастрофой, но может чертовски навредить нам, если об этом станет известно. Лично я очень сомневаюсь, что парень мог оказаться предателем. Мне кажется, он скорее маменькин сыночек. Если это действительно так, то есть только одно место, куда он мог скрыться. Это ты и должен выяснить, Джокко. Найди его и доставь мне.
- Будет сделано, сэр.
Покончив с едой, Старик отложил салфетку в сторону и откашлялся.
- Джокко, - начал он, и мне показалось, что я уловил нотку смущения в его голосе, - я слышал, как ребята в нашем офисе однажды говорили о тебе, и мне хотелось бы задать тебе один весьма деликатный... гмм... даже интимный вопрос, который совершенно не входит в сферу наших служебных отношений. Ты не возражаешь?
- Вовсе нет, - недоуменно ответил я.
- Благодарю тебя. Я спрашиваю тебя только лишь из любопытства, так как в моем возрасте подобного рола сведения уже абсолютно бесполезны. Но я слышал, что ты владеешь... как бы сказать... гмм... таким методом, при котором можешь долго удовлетворять женщину, не исчерпывая себя при этом до конца. Это правда?
- Да. - Я ухмыльнулся, когда, наконец, понял его вопрос. - Да, это правда.
- Но как? Как это возможно?
Я доходчиво объяснил ему. Мой сосед по комнате в колледже, бакалавр-психолог по имени Билл Эванс, разработал за время нашей учебы теорию, заключающуюся в том, что во время полового акта каждый мужчина в состоянии определить момент наступления оргазма - и может сам предотвратить этот процесс, с усилием сосредоточившись на каком-то, совершенно постороннем предмете, желательно, представляющем для него большой интерес.
Билл проверял на практике свою теорию с любой подвернувшейся студенткой, пока не достиг совершенства. Для него "абсолютно посторонним предметом" - или "финтифлюшкой", как он называл это - было огнестрельное оружие. Будучи коллекционером старинного огнестрельного оружия, он клялся, что разбирал по винтику, чистил и снова собирал каждый из своих старинных мушкетов или пистолетов во время продолжительных половых актов.
Однажды, чтобы доказать правдивость своей теории на вечеринке во время уик-энда, где вино лилось рекой, он переимел и совершенно очаровал семерых молоденьких студенточек, непрерывно продержавшись без оргазма восемь часов и девятнадцать минут. Студенточки испытали удовольствие раз по десять-двенадцать. Когда слух о феноменальных способностях Билла распространился по колледжу, нет необходимости говорить, что он стал желанным гостем для большинства девичьих компаний.
Финтифлюшкой для Билла служило оружие. Я же предпочитал иметь дело с цифрами. Тренируясь, я обнаружил, что умножая два ряда цифр, я могу продолжать половой акт бесконечно долго.
- Я понимаю. - Старик как-то печально вздохнул, когда я кончил рассказывать, затем на его морщинистом лице появилась одна из его редких улыбок. - Если бы только я знал об этом раньше, когда был молодым.
Через час после обеда я сидел в самолете, возвращаясь домой. Вскоре после прибытия позвонил Моне. Выходя от нее, я понял, что меня застигнет гроза, если я не буду торопиться. Когда я приехал к ней, небо было безоблачным и чистым, но сейчас оно было низким и зловещим.
Гроза налетела внезапно. Порывы ветра бросали потоки дождя, закрывая сплошной пеленой ветровое стекло моего автомобиля, когда я свернул с Четвертой авеню на Мемориальное шоссе. Не прошло и пятнадцати минут с тех пор, как я отъехал от дома Моны, когда свет передних фар выхватил из темноты грязную, насквозь промокшую и пьяно пошатывавшуюся девчушку. Когда она сделала ещё несколько нетвердых шагов и вдруг в полном изнеможении рухнула на обочину, я резко затормозил.
Когда я подбежал, она лежала в луже, не двигаясь. Я перевернул её на спину, чтобы посмотреть на её лицо. Ужасные кровоподтеки покрывали всю правую сторону, губы были разбиты и отекли, глаза заплыли так, что их почти не было видно. В общем, выглядела она так, будто её молотили, перепутав с боксерской грушей.
- Пожалуйста, не бейте меня больше, - хрипло прошептала она, когда я поднял её за плечи из воды и откинул волосы с её лица.
- Никто не собирается бить тебя, малышка, - сочувственно произнес я.
Она была хрупкой и изящной с прекрасной фигурой, и хотя в таком состоянии трудно было определить её возраст, я подумал, что ей около восемнадцати.
- Пожалуйста, не бейте меня, - снова прошептала она, вся дрожа.
- Никто больше не будет тебя бить, - повторил я.
Она, очевидно, не слышала меня в первый раз, а теперь съежилась от страха при звуке моего голоса и попыталась закрыть лицо руками, при этом у неё из груди вырвался какой-то животный стон от охватившего её ужаса.
- Успокойся, - сказал я. - Пожалуйста, успокойся и подожди минуту, я сейчас вернусь.
Я подтащил её к тротуару. Внутри у меня возникло отвратительное чувство тошноты, когда я направился к машине. Это чувство постепенно перерастало в глухую ярость, душившую меня, пока я искал в бардачке бутылку виски; когда же я вернулся к бедняжке, ярость так охватила меня, что руки мои дрожали, когда я поднес бутылку "Джека Дэниельса" к её распухшим губам.
