— К счастью, я не отношусь к женщинам подобного рода.
— Разве? — Он зло рассмеялся, вызвав краску на ее лице.
— Убирайся отсюда, — прошипела она, сжав свои маленькие ручки в кулаки.
— В чем дело, милая? Или, подцепив маркиза, ты решила, что слишком хороша для нас, простых смертных? Раньше ты так не думала.
— Гнусный подлец! Негодяй! Развратник!
— Стерва, — бросил Алан настолько безразлично, насколько позволяла закипавшая в нем злость.
Повернувшись спиной к Рите, он зашагал по галерее к массивным входным дверям. Слуга собирался открыть перед ним дверь, но, достигнув выхода раньше лакея, Алан с такой силой распахнул ее, что она с грохотом ударилась о стену.
На улице было холодно. Он забыл плащ, однако готов был замерзнуть, только бы не возвращаться. Алан не мог поверить, что оказался настолько глуп и наивен решил, будто эта хорошенькая маленькая мегера действительно хочет его видеть. Он, наверное, окончательно спятил, если явился сюда. Впрочем, это неудивительно. Уединенность йоркширских пустошей может привести любого теплокровного мужчину на грань отчаяния.
Опустив голову, он шел по кирпичному тротуару, глаза его увлажнились от холода и тумана, мысли буквально жгли мозг.
Фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном возникла так внезапно, что Алан успел лишь слегка притормозить, дабы не налететь на нее. Но они все равно столкнулись. Молодая женщина отскочила, попятилась и, заскользив подошвами по обледенелому тротуару, с легким вскриком приземлилась на зад.
— Вы болван! — закричала она.
— Надо смотреть, куда идете, — резко ответил Алан.
Девушка, сердито фыркнув, протянула ему руку, но он оставил ее жест без внимания. Издав возглас негодования, дама с трудом поднялась, выпрямилась… И встретилась взглядом с обидчиком. Глаза ее близоруко сощурились, а затем удивленно распахнулись, когда она узнала его.
— Вы?
— Я, — согласился Алан, с презрительной усмешкой откинув ее капюшон. — А вы, должно быть, Эмма? Похоже, у всех Кортни манеры Аттилы.
Девушка попятилась. Она снова натянула на голову капюшон, но Алан успел заметить копну густых красно-каштановых волос. Ее глаза казались большими. Их зеленоватый оттенок выгодно оттенялся яркими пятнами негодования на щеках. Ее скулы так и пылали. Неожиданное открытие взбудоражило Алана, как холодный северный ветер: если это действительно Эмма Кортни, то она совсем не безобразна. Отнюдь.
— Что вы здесь делаете?! — негодующе воскликнула она.
— Собирался повидаться с вашей сестрой, однако…
— И вы видели ее? Да? Видели? Отвечайте же, черт возьми! — Эмма нетерпеливо топнула ногой.
Глаза ее полыхали огнем под черными дугообразными бровями. Боже милостивый, похоже, девица так же взбалмошна и сумасбродна, как и вся их семейка.
— Да, — бросил он, — я ее видел. Как и мальчишку. — Он наградил собеседницу прославленной улыбкой Шериданов — холодной, расчетливой и презрительной. — Легкие — как кузнечные меха. Судя по всему, у него темперамент мамочки. Или папочки… Вы знаете, кто отец ребенка, мисс Кортни?
Ни один мускул не дрогнул на лице Эммы, но Алан чувствовал, какая неистовая ярость клокочет в ее душе. Он видел такой же жестко сжатый рот, такой же немигающий стеклянный взгляд на лице матери. Он знал, что внутри у нее все дрожит.
Не говоря ни слова, она отвернулась и, ровно держа спину, зашагала по обледенелому тротуару с грацией канатоходца.
Заносчивая маленькая шлюшка. Задирает нос, будто она лучше его.
— Мисс Кортни! — крикнул Алан.
Девушка приостановилась и оглянулась.
— А сколько у вас татуировок?
Ее подбородок обиженно дернулся вверх. Подхватив юбки, она бросилась к дому, не удостоив его даже бранного слова в ответ. На крыльце стоял дрожащий дворецкий с забытым плащом Алана в руках. Эмма выхватила у него плащ, оглядела его и медленно повернулась к Алану. Снисходительно улыбнувшись, она заявила:
— Настоящий джентльмен никогда не позволит себе носить одежду, находящуюся в таком ужасном состоянии. Воротник совсем обтрепался, сэр.
С этими словами она швырнула подбитую атласом накидку в грязную лужу.
Эмма вбежала в ближайшую комнату, откинула бархатную портьеру и ладонью расчистила круг на запотевшем стекле. Алан Мердок Шеридан садился на лошадь. Вид у него был продрогший и злой. Мокрый плащ он набросил на плечи.
Как он великолепен! Черные волосы, развевающиеся на ветру, обрамляют изящные черты лица, непреклонного и безжалостного в своей силе. Его аристократизм отчетливо проявляется в очертании высоких скул и благородного лба. Губы растянуты в презрительной и надменной усмешке — словно он бросает вызов всему миру.
Когда всадник скрылся в тумане, Эмму охватила дрожь волнения, усиленная холодным ознобом. Подумать только! Она стояла лицом к лицу с Аланом Шериданом и…
— Эмма!
Она обернулась и увидела стоявшую в дверях Риту. Сестра прижимала изящный кружевной платочек к виску и раздраженно глядела на Эмму.
— Ребенок не перестает хныкать с тех пор, как ты ушла. Ты должна сделать что-нибудь, иначе мне снова придется ложиться в постель с головной болью.
Отойдя от окна, Эмма подозрительно взглянула на сестру:
— Что он здесь делал, Рита?
На щеках девушки вспыхнул румянец, а глаза стали похожими на глаза испуганной лани.
— Кто? — Она изобразила недоумение.
— Кто? Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Я только что буквально врезалась в него на улице.
— Откуда мне знать, зачем Алан Мердок был здесь? Я его не приглашала. Возможно, тебе следует поговорить с папой.
Эмма сузила глаза:
— Какое отношение к этому имеет папа?
— Он почти целый час провел взаперти с этой неотесанной деревенщиной. — Обмахиваясь платочком, Рита позволила легкой улыбке слегка приподнять уголки губ. — И у меня такое ощущение, что разговор каким-то образом касался тебя.
Эмма не потрудилась ответить на это замечание. По выражению самодовольства, сияющему в глазах Риты, она могла безошибочно определить, что неприятности не за горами.
Она прошла мимо сестры и, выйдя из комнаты, поспешила вверх по лестнице к детской. Служанка уложила малыша в кровать и тихо напевала колыбельную. У Хьюго Самюэля Кортни, названного так в честь любимого деда Эммы, была внешность ангела и темперамент буяна. Рита приписывала его озорной нрав тому, что сестра балует его, но сама Эмма так не считала. Хью унаследовал поразительную красоту отца, его самостоятельность и буйный нрав.
Полюбовавшись на спящего сына, она направилась в свою комнату, смежную с детской, задержавшись лишь для того, чтобы взглянуть на Дорис, старую няню, которая приехала в Кортни-холл двадцать семь лет назад, вскоре после рождения Эммы. Дорис всегда была ей наперсницей, а теперь заботилась о ее сыне.
Когда Эмма была девочкой, Дорис обнимала ее и обещала, что однажды она встретит своего прекрасного принца.
Но этого не случилось. Да и с чего бы? Внешность ее далека от стандартов, признанных светом. Она не хрупка, как лепесток розы. Ее кожа не бледна, как фарфор. Ее лицо не имеет формы овала, как того требует мода, и она не лишается чувств от бранных слов.
Войдя к себе, Эмма заперлась и закрыла лицо руками, все еще не оправившись оттого, что несколько минут назад столкнулась нос к носу с Аланом Мердоком Шериданом.
Время не изменило его. Он все так же высокомерен и дерзок. И все так же сногсшибательно красив, как все Шериданы. Однако в то время как другие юные леди вздыхали и грезили о Ральфе и Роберте, она всегда была очарована Аланом — отверженным сыном, который, как магнит железо, притягивал к себе скандалы. Эмма, сама будучи парией, воображала, что ее любовь и понимание растопили бы гнев и боль в его душе.
Но из двоих сестер красавицей была Рита, для которой роман с Аланом Шериданом был лишь шансом доказать, что она может завлечь любого мужчину — будь он грешник или ангел. Правда, с Аланом сердцеедка получила не то, на что рассчитывала. Желая использовать его, Рита впервые оказалась использованной сама.
«Что он здесь делал, — недоумевала Эмма. — Какие дела может иметь с ним отец? Всем известно, что попытки Алана управлять рудниками потерпели крах. Рудокопы винят во всем нового хозяина, и вся шахтерская деревушка Винсайд хотела бы повесить молодого Шеридана. И в Лондоне он не осмеливался показаться из страха, что кредиторы разорвут его на части».
Беспокойно шагая по комнате, Эмма снова вспоминала, как выглядел Алан с рассыпанными по плечам волосами, посеребренными каплями тумана. Лицо его было бледно от холода — поразительный контраст с черными кудрями. А его глаза… Она околдована этими глазами. Но, несмотря на ауру опасности и страстей, окутывающую фигуру незаконнорожденного сына Роберта Шеридана, пленительные глаза Алана были безжизненны. Настроение его изменчиво. А внезапные вспышки неистовства в прошлом сокрушили не один джентльменский клуб.
