«Я хочу знать, кто эта женщина! — попросила она. — Мама, помоги мне! Почему я не могу видеть то, что хочу? Почему?»
Ответом ей были только дыхание ветра и шум водопада.
Валь-Жальбер, два дня спустя, среда, 24 июля 1946 годаЖослин покачивался в старом плетеном кресле-качалке, которое Шарлотта взяла у своего брата, когда переселилась в Маленький рай. Эрмин заботливо положила на сиденье мягкие полушки, чтобы создать отцу наиболее комфортные условия.
— Катастрофа! — воскликнул он в третий раз. — Моя бедная Лора, почему ты не посоветовалась со мной по поводу своих вложений на бирже? Женщины в этом ничего не понимают. Ты считала себя умнее всех, и в результате мы оказались в нищете!
— Замолчи, Жосс! — холодно рявкнула Лора. — Ты никогда ничего не смыслил в финансах. Легко критиковать, сидя у меня на шее!
— Я не собирался этого делать, — возразил он. — И не вздумай спорить. Когда мы снова встретились, почти накануне твоей свадьбы с этим Хансом Цале, я тебе сразу сказал, насколько меня беспокоит эта ситуация.
Эрмин накрывала на стол с помощью Мари-Нутты. Молодая женщина бросила раздраженный взгляд на своих родителей.
— Не могли бы вы отложить свои ссоры на вечер, когда останетесь одни в своей спальне? — сказала она. — Детям необязательно все это слышать.
— Где ты тут видишь ребенка? — сердито спросила Лора. — Твоей дочери исполнится тринадцать на следующее Рождество, в этом возрасте в некоторых странах уже работают. Я сама в Бельгии вышивала салфетки с утра до вечера, чтобы как-то помочь своей семье. Мари, наши разговоры тебя беспокоят?
— Нет, бабушка. Но я хочу, чтобы ты называла меня Нуттой, а не Мари. Такое ощущение, что ты нарочно так делаешь!
— Господи, какая бесцеремонность! — вздохнула Лора. — И этот дерзкий взгляд! Эрмин, твоя дочь плохо кончит, я тебя предупреждаю.
— В этом я согласен с бабушкой, — добавил Жослин, глядя на внучку. — Ты должна ее уважать, маленькая озорница. И, откровенно говоря, нам уже надоело это слушать. Мари — прекрасное имя, тебе следует гордиться тем, что ты носишь имя Пресвятой Девы. Да, в наше время дети не говорили со взрослыми таким дерзким тоном. Ну-ка, беги на улицу!
Непокорная Мари-Нутта не заставила себя упрашивать. Она бесшумно выскользнула из дома и присоединилась к своей сестре, поставившей маленький столик в тени большой яблони. Лоранс была настолько поглощена рисованием, что не замечала ничего вокруг.
— Что ты рисуешь? — спросила ее сестра.
— О! Ты здесь? Я тебе потом расскажу. Я кое-что придумала.
— Похоже на монастырскую школу…
— Да, я нарисовала ее по старой фотографии, которую дал мне месье мэр.
— Но ты могла бы пойти туда и сделать эскиз на месте! У тебя здорово получаются карандашные наброски!
— Мне бы недоставало монахинь на переднем плане, — мягко ответила Лоранс. — Если ты пообещаешь хранить тайну, я расскажу тебе о своей идее.
Мари-Нутта уселась на траву, обхватив руками колени.
— Слушаю тебя, Нади!
— О, прекрати! Никто меня так не называет.
— Однако это имя дала тебе бабушка Тала, и, отвергая его, ты предаешь ее память. К тому же она не ошиблась, поскольку Нади означает «благоразумная». Ты самая благоразумная девочка на земле.
— Конечно же нет! Но это не важно. Ну так вот, я хочу сделать маме незабываемый подарок на Рождество. Это будут несколько акварелей, изображающих сцены из прежней жизни Валь-Жальбера. Она так любит свой поселок-призрак! Я начну с монастырской школы, где она была воспитанницей сестер Нотр-Дам-дю-Бон-Консей, затем нарисую церковь, целлюлозно-бумажную фабрику, магазин, а затем, возможно, несколько портретов.
— Думаю, мама будет в восторге. Как тебе не страшно браться за такую долгую работу? Не забывай, что с началом учебного года мы вернемся в пансион.
— Это облегчит мне задачу: не нужно будет прятаться. Киона тоже должна мне помочь.
— Киона? Каким образом?
Лоранс загадочно улыбнулась. Покусывая кончик карандаша, она ответила:
— К ней вернулись ее способности. Я подумала, что, если она может видеть будущее, возможно, ей откроется и прошлое Валь-Жальбера.
— Ты в своем уме, Лоранс? Киона не станет твоей машиной времени! Помнишь эту книгу? Она мне так понравилась[6]!
— Да, нам ее давал почитать во время войны Овид Лафлер. Но речь не об этом. Если бы Киона могла увидеть поселок во времена маминого детства, это было бы здорово. Тсс…
Эрмин только что махнула им рукой с порога дома. Близняшки со смехом помахали ей в ответ.
— Обед скоро будет готов!
— Мы сейчас придем, — пообещала Лоранс.
Эрмин немного задержалась, любуясь своими дочерями. Они менялись медленно, но неотвратимо. Под цветастыми ситцевыми платьями виднелись маленькие острые грудки, а волосы стали чуть более темными и не такими волнистыми, как раньше.
— Так странно видеть, как взрослеют дети, — заметила она, возвращаясь в комнату.
— Не жалуйся! — насмешливо ответила Лора. — У многих матерей нет такого шанса. Я имею в виду тех, кто потерял ребенка еще в младенчестве.
— Спасибо, дорогая мамочка! — возмутилась Эрмин. — Я как раз принадлежу к этой категории. Или ты уже забыла о Викторе?
Она говорила о своем сыне, который родился осенью 1939 года и прожил всего три недели. Эта рана осталась в ее сердце навсегда.
— О Господи, прости меня! — спохватилась Лора.
— С деньгами ты уже была невыносима, а разорившись, и вовсе превратилась в мегеру, — проворчал Жослин. — Надо же было велеть бедняжке Мирей собирать вещи! Она проплакала весь вчерашний день.
— Ну и что? Она же своего добилась! Теперь нам придется кормить лишний рот! И не говори мне, Жосс, что мы можем позволить себе экономку, особенно в таком скромном жилище. Я сама вполне справилась бы с хозяйством. Но нет, вам понадобилось оставлять Мирей, которой давно пора на заслуженный отдых.
Нервничая, Эрмин чуть не уронила в раковину фарфоровую тарелку, которую ополаскивала водой. С тех пор как домой вернулись ее отец и экономка, жить тут стало невозможно.
— Мама, прошу тебя, не будь такой жестокой, — взмолилась она. — Я надеялась, что твое настроение улучшится после наших покупок в Робервале. Теперь у вас есть все необходимое, в кладовке полно продуктов. Через три дня мне придется уехать обратно в Квебек. Я буду чувствовать себя спокойнее, зная, что вы с папой больше не ссоритесь. Скоро здесь станет свободнее. Тошан с детьми двинутся в путь накануне моего отъезда. Киона тоже уедет, а также Мадлен с Констаном. Согласна, сейчас нам здесь тесно, но это временно и…
Услышав чьи-то всхлипывания, она замолчала. В соседней гостиной, которую Шарлотта никогда не использовала, лежала больная Мирей. Эрмин с Тошаном обустроили комнату для экономки на скорую руку, но получилось довольно уютно.
— Я уверена, что Мирей тебя услышала, мама, — вздохнула она. — Пойду успокою ее. Присмотри за рагу.
— Рагу! — с недовольной гримасой повторила Лора.
— Да, рагу! — ухмыльнулся Жослин. — Можешь попрощаться с черной икрой, которую ты заказывала в России, и с английским печеньем. Это тебе в наказание. Не нужно было продавать дом в Монреале, не посоветовавшись со мной.
Эрмин оставила их и кинулась к постели Мирей, которая была еще очень слаба. С чувством глубокой нежности она склонилась над ней.
— Не расстраивайся, — ласково сказала она пожилой женщине, — мама на самом деле так не думает!
— Боже милосердный, как же я несчастна, — простонала Мирей. — Мадам все правильно говорит. Я для вас обуза, лишний рот… Но я не хочу уезжать отсюда, Мимин, я буду чувствовать себя потерянной без мадам. Скажи ей, что у меня есть сбережения и я с удовольствием ей их отдам.
— Об этом не может быть и речи, Мирей! Ты поправишься и начнешь помогать маме по хозяйству. Она будет очень рада тебе, когда наступит зима.
— Конечно! Я еще в состоянии сварить суп, напечь пирогов и оладий. И я могу гладить и штопать белье.
Экономке было семьдесят два года. Обычно бодрая, приветливая и энергичная, она словно сразу постарела на несколько лет. Ее голова была по-прежнему перевязана, а лицо осунулось от печали. Эрмин погладила ее по руке.
— Скажи, Мимин, что мне делать, если мои волосы не отрастут? Мне нравилась моя «серебряная каска»! Помнишь, это Луи прозвал так мою стрижку. Бедный маленький сорванец, он не хотел такой беды. Есть какие-нибудь новости о женщине из подвала?
— Полиция продолжает расследование. Нам сообщат, как только появится какой-нибудь след или когда будет опознано тело. Ты проголодалась?
Всхлипнув. Мирей кивнула. Ее щеки были мокрыми от слез.
— Если рагу мало, я обойдусь миской бульона и куском хлеба, — пробормотала она.
