Ему нужны были обещанные премиальные. В банке ему сказали, что продлят кредит, если «Перрико» сможет подтвердить, что премиальные действительно будут. «Перрико» была согласна на это только в том случае, если испытания начнут приносить результаты. Отсюда спешка, желание подогнать факты, потребность лгать. Это была вина не его, а банка.
Усиленная подготовка к началу испытаний привела к расколу в ТФБП. Посещаемость собраний уменьшилась, так как участницы засомневались в своей преданности делу, и вместе с тем их все более прельщали потенциальные возможности чудо-лекарства.
Марина откликнулась на срочное предложение Сюзи устроить девичник. Подозревая, что Сюзи собралась излить правду о своих семейных проблемах, она отложила давно запланированный ужин с Полом Джеромом во имя солидарности с своей подругой.
Она напустила на лицо сочувственное выражение, однако оказалась совершенно неподготовленной к тому, какое направление придала Сюзи разговору.
— Ты хорошо все обдумала, Му? Что ты знаешь об этом лекарстве? Ведь ты же можешь умереть, получить тромбоз или еще что-нибудь. Ты ведь даже не знаешь, какие побочные эффекты у этого препарата. А при твоих габаритах со здоровьем нельзя шутить. Запросто можешь получить инфаркт или удар. И потом, я думала, ты счастлива, имея такой вес. А если эксперимент не получится или тебе дадут «пустышку», значит, твои надежды окажутся напрасными. Зачем тебе подвергать себя всем этим мучениям?
— И это говорит женщина, вес которой не перевалил за девять стоунов, когда она была беременной.
Сюзи с удивлением посмотрела на Марину.
— Язва! Мне не послышался soupcon[22] на зависть?
— А что в этом удивительного?
Сюзи это признание изумило еще больше.
— Но зачем все это нужно? У тебя же все есть — карьера, роскошная квартира, куча денег, да и заботиться ни о ком не нужно, кроме как о себе.
Марина довершила картину:
— И еще я большая, как дом. И может, вполне может быть, мне немного надоело быть толстой.
Сюзи знала Марину достаточно хорошо, чтобы не реагировать на это замечание.
— Есть и еще кое что, — продолжала Марина. — Знаешь, я тебе совсем не завидую. Во всяком случае, не очень. — Ложь номер один. — Если появится возможность безопасно и легко сбросить лишний вес, то за попытку подумать о своем здоровье я буду обязана самой себе. — Ложь номер два. — И потом, тебе-то что до всего этого? Не будь мы старыми приятельницами, я бы могла подумать, что ты хочешь, чтобы я осталась толстой, иначе равновесие в наших отношениях нарушится в мою пользу.
— Полагаю, вся это чушь из области психологии идет от твоих новых подружек из ТФБП. Что они тебе порассказали? Что худые женщины предпочитают дружить с толстыми, потому что от этого они кажутся еще более привлекательными? Что мы не хотим, чтобы наши приятельницы сбрасывали лишний вес, иначе они станут привлекательнее нас?
Марина тактично напустила на себя застенчивый вид. Именно так большинство женщин в ТФБП и думают. Но Марина за долгую историю взаимоотношений с Сюзи научилась кое-чему. Может, со стороны Сюзи и не было умысла. Может, просто так развивается история их взаимоотношений.
Марина вспомнила вечера в модных барах и ресторанах, в ночных клубах и дискотеках, которые посещают самые яркие знаменитости. Она припомнила, как мужчины тайком бросали на них взгляды. Как читала по губам споривших мужчин, кто из них пригласит на танец Сюзи, а кому выпадет несчастье развлекать ее толстую подружку. Она не раз видела, как бросают монету, как едва шевелятся губы и неслышно произносятся молитвы, когда мужчины страстно молили Бога избавить их от трехминутного сидения со слоном в смешном платье.
Прежде чем отвечать, она глубоко вздохнула. Неосторожное слово может повредить дружбе, которая, несмотря на трудности, в жизни Марины была самой крепкой. (Кровные узы с родителями Марина не называла отношениями. Как и все люди.)
— Сюзи, да что ты распсиховалась? Если честно, то я и сама не знаю, зачем мне это. Да, я говорила, что не буду принимать эти таблетки, когда Дэвид впервые упомянул о них у тебя за ужином, но я передумала. Может, я просто слабый человек, неглубокий и пустой, как…
Она улыбнулась своей профессиональной улыбкой и переменила тему.
— Ну а что у тебя с Кеном? Кажется, у вас в доме накалилась атмосфера. Давай выкладывай.
Им снова стало по четырнадцать лет, когда они сравнивали груди друг у дружки и постеры Дэвида Боуи, умирали от диджеев «Радио Люксембург» и хихикали, когда учительница называла часть семестра месячными. Сюзи подалась вперед и все выложила.
— У меня любовник. Вот так-то! Теперь и я тебя шокировала.
— Вовсе и не шокировала. Я и сама давно догадывалась. Еще до Рождества, на том ужине.
Сюзи пристально посмотрела на нее.
— О чем это ты догадывалась?
— Просто ты вся как-то по-особенному сияла, а Кен не получал от тебя обычной доли внимания. И кто же этот счастливчик? Я его знаю?
Сюзи с облегчением вздохнула.
— Нет, нет. Просто один человек, с которым я познакомилась… в спортзале.
— И у вас это серьезно?
— Возможно. Да что это я такое говорю? Конечно несерьезно, я же замужем, и у меня двое детей. Нет, это так, интрижка.
Будучи законченной лгуньей, Марина без труда могла вычислить соратницу по этой части. Ей очень хотелось увидеть Сюзи страдающей. На нее снизошла проницательность, и она поняла, что даже у худых бывают проблемы. Но была и другого рода проницательность, более глубокая. Она порождалась пристрастным отношением Сюзи к намерениям Марины сбросить лишний вес. Это было настолько не в ее характере. Пока Марина не заметила… Да разве может такое быть? Нет, конечно же нет. Еще как может. Из-под лайкрового платья, которое несколькими неделями раньше ниспадало красивыми складками на миниатюрной фигуре Сюзи, начинала выпирать плоть. Сюзи толстела.
— Сколько раз тебе еще говорить? Оно прошло полные испытания. Побочных эффектов нет. Оно совершенно безопасно.
Ввязавшись в очередной раз в спор, который продолжался все вечера на протяжении двух месяцев, Тереза принялась перемешивать соус с излишней агрессивностью.
— Терри, умоляю тебя! Не делай этого. Я порасспрашивал насчет этого Дэвида Сэндхерста, и то, что я услышал, мне не нравится.
— И мне не нравится, что я сейчас слышу, и главным образом потому, что я это слышала уже сотню раз.
Род запустил пальцы в волосы, надеясь, что вдохновение посетит его. Ему пришла на ум избитая фраза.
— Терри, я так себя веду только лишь потому, что переживаю за тебя. Мне не нравится, что с тобой происходит.
— А что со мной происходит? Если не считать того, что у меня появилась надежда на нормальную жизнь, разве не так?
— Да ты послушай, что ты говоришь! Ты ведь не уродина, не страшилище, ты не больна. Ты — это просто ты, все та же, в которую я влюбился, на которой женился, и я не хочу, чтобы ты менялась.
— Ага, вот мы и приехали!
Тереза ткнула ложкой в сторону мужа и увидела, как по его белой рубашке изящной дугой растекается зеленый соус. Непроизвольно возникшее желание смыть пятно водой, прежде чем оно растечется, охладило ее гнев. Что, в свою очередь, разозлило ее еще больше.
— Ты только посмотри, что я из-за тебя наделала!
— А что значит «вот мы и приехали»? — спросил Род.
Тереза между тем принялась тереть его рубашку мокрой тряпкой.
— Теперь все ясно, вот что это значит. Все вы, мужчины, одинаковые.
— Это ты о чем?
— О мужчинах, про которых пишут в журналах для желающих похудеть. Они не дают своим партнершам худеть, потому что так им спокойнее жить. Ведь если их женщины останутся толстыми и уродливыми, они не смогут найти никого другого.
Род отпрянул от Терезы. Наверное, в тысячный раз за время их супружества Тереза поняла, что сболтнула лишнее. Ей тотчас захотелось, чтобы время повернулось вспять, ну хотя бы на несколько минут.
Когда Род заговорил, в голосе его прозвучало больше горечи, нежели негодования.
— Знаешь, от чего мне больнее всего? Оттого что, как мне кажется, ты и правда в это веришь. За все эти годы никто другой не смог бы любить тебя больше, чем я, и все равно ты во мне сомневаешься. Это безнадежно.
Он отошел в сторону, и Терезу охватило знакомое ей чувство отчаяния. Она в который раз возненавидела себя. Одна только мысль удерживала ее от падения на самое дно, где разбиваются последние надежды. Через несколько месяцев я буду стройной. И тогда все снова будет хорошо.
— А, это ты.
Гейл хотела было захлопнуть дверь перед самым носом Эммы, но у нее было слишком мало подруг, чтобы позволить себе столь решительные жесты. Какое-то время она раздумывала, как ей лучше поступить, так что Эмме могло показаться, что ее, может, и не пустят вовсе (понятно, в некоторых случаях действительно трудно сдержаться), потом Гейл раскрыла дверь ровно настолько, чтобы ее гостья смогла в нее протиснуться.
