Прошла минута, и за Мелиссой затворилась дверь спальни. Почему? — недоумевал он. Он видел россыпи веснушек на ее грудях, гибкую талию, светленькие волосики на ногах и потрясающее оранжево-рыжее пятно между ног. Она принимала от него все, что он ей давал — пока он делал вид, что это только секс. Отчего же разыгрывать огорчение?
«Потому, что она женщина, ты, трепло поганое!»
Он готов был выплюнуть это ругательство вслух. Нельзя играть по ее правилам. Следовало довериться инстинкту и любить ее так, как ее следует любить.
Резким движением руки он выплеснул остатки чая на жалкие огоньки. Все, ради чего он трудился, улетело в трубу клубом серого дыма.
Мелисса лежала в ванне. Выйдя из коттеджа, она прошла в дом через кухню, предупредив шеф-повара, что вечером не выйдет к обеду. Затем помчалась к себе в комнату, но не в состоянии была усидеть: все в ней перемешалось, и она не могла долго оставаться на одном месте. Взяв халат и кое-какие мелочи, она отправилась на поиски ванной вполне в духе Авроры. И наконец, обнаружила легендарную ванную, о которой рассказывал ей Рейли, ту самую, с камином и плиткой цвета Средиземного моря в июле.
Она сбросила с себя полотенце, как бросают перчатку, и открыла на всю мощь краны стоящей на лапках ванны. Мелисса похвалила себя за то, что повела себя так умно. Она все сказала правильно. Никакой привязанности. Никаких обещаний. Никакой навязчивости. Лучше не бывает.
Стоя на тенистой полянке рядом с коттеджем, он задержал ее только на минуту, отдавая рисовальные принадлежности.
— Дорогу назад найдете? — спросил он.
Сердце ей подсказывало: возврата больше нет. Она кивнула и направилась к дому.
Через семь часов она нежилась в горячей воде, предварительно вылив туда бутылочку похожего на молоко ароматического масла.
— Чудесно! — проворковала Мелисса. Сквозь прищуренные глаза она глядела на темно-синюю плитку, блестящая поверхность которой покрывалась паром. Тело ее блестело, кожа стала нежной, возбужденной, познавшей свою власть.
Мелисса собрала волосы узлом и обвязала их полотенцем. Но кончики волос все-таки попадали в воду, и она вытащила их, уложив поверх округлой кромки ванны. По затылку прошелся ветерок. Она скорчила рожу и плотнее обвязала голову полотенцем, опустив подбородок в воду. Так спокойно, так уютно…
Кого она, черт побери, обманывает? Да целый галлон розовой эссенции не приведет ее в состояние покоя! Каждый раз, когда она закрывала глаза, она ощущала, как Рейли целует ее, ласкает, позволяет себе такие ласки, которые должны были бы шокировать ее, и где-то в глубине души действительно шокировали. Но самым шокирующим было осознание того, что она наслаждалась им, открывалась ему, точно они стали вечными любовниками. Точно она отдала ему все, чем обладала.
А ведь так и было!
Только ему об этом знать не следует. И когда позже Мелисса вышла на воздух, она задумалась, что бы сказать такое о происшедшем — остроумное и завлекательное, в самую точку. Такое, что дало бы ему понять, что она не принимает все это близко к сердцу. Хелена нашла бы самую подходящую для такого случая фразу. Но Мелисса не была и никогда не будет Хеленой.
Она раскрыла глаза и стала разглядывать длинные, узкие пальцы ног, которые ей никогда не нравились, и задумалась, а какого мнения он о них. И ноги у нее не слишком ли худые? А бедра не слишком узкие? Интересно, он разочарован? И потому повел себя так холодно? При ярком свете дня он, конечно, детально разглядел ее.
Другие женщины, возможно, возразили бы против такой спартанской «технологической» обстановки. Но не Мелисса. Не в ее стиле требовать столь преходящего и эфемерного, как романтическая атмосфера.
Мелисса привстала, склонилась над ванной, расплющив грудь о холодный фаянс, и взяла в ладонь горстку соли; она стала втирать ее в лицо, в руки, в тело.
Что случилось, то случилось. Она уже взрослая. Она знает, как кратка и непрочна бывает любовь.
«Если бы хоть это чувство продолжалось подольше!»
Она приказала сердцу умолкнуть, провела ногтями по кусочку мыла, точно по пилочке. «Ты этого больше не сделаешь. И не надо рассуждать задним умом, анализировать, критиковать, ругать себя и его». Она опустила мыло, точно батискаф, и погрузила в воду подбородок. «Чистейшая химия, да и только. Любовь — это вовсе не романтика. Романтика — это тоже не романтика».
«Он мог быть хотя бы немножко повнимательнее и не бросать меня одну в спальне».
«А кто сказал ему, что мне хорошо? Что я люблю одиночество?»
Тем не менее, у Мелиссы были все основания чувствовать себя оскорбленной, отвергнутой, раздраженной. Она, по правде говоря, изо всех сил старалась отделаться от этих эмоций. Холодный, очищающий гнев был бы более полезен.
По мере того, как Мелисса называла собственные ощущения их именами, они съеживались и пропадали. Она угрюмо уставилась на мерцающие огоньки в камине, как бы поддразнивающие ее своим треском. Пустота — вот единственная испытываемая ею реальность. Ей вдруг показалось, что они лишились того, чем обладали, чего-то хрупкого и невосстановимого.
Она даже не могла его любить. Она страшилась его полюбить. Полюбить — означало потерять. «А если я его уже потеряла?»
Мелисса зажмурилась. Сердце — вещь хрупкая, точно стекло. Передавать его другим рискованно. Но и обнимать его слишком крепко, прижимать слишком не гарантирует сохранности. Сердца все равно трескаются. Ясно было, почему отвернулся от нее Рейли: она прижала к себе его тело, но самому не позволила приблизиться. Бездумно, нечаянно, она сделала больно ему.
А она слишком его любила, чтобы опять причинить ему боль.
Мелисса откинулась в воде и застонала. В следующий раз, когда она с ним увидится, она сделает так, чтобы они оба осознали собственное положение. Сегодняшний день был аберрацией, разовым уходом в мир, которого не может быть. Она испытывала сожаление, если она причинила ему боль, искреннее сожаление. Водить его за нос непростительно.
Огонь все потрескивал. Где-то за дверью скрипнула половица. Мелисса раскрыла глаза. На пороге распахнутой двери стоял Рейли.
Опустившись в воду по самый подбородок, Мелисса вжалась в ванну.
— Прошу прощения за то, что не встала.
Но Рейли попросту ее не замечал. С грудой полотенец и коробкой массивных белых свечей он подошел к умывальнику.
— Этим помещением пользуются редко. Я полагал, что мадам понадобятся дополнительные полотенца.
Так она теперь мадам! Ладно, пусть он придерживается этой раздражающе-отчужденной манеры вести себя и делает вид, будто между ними ничего не произошло. Она не собиралась отговаривать его. Ему будет легче, если инициатором разрыва будет он.
Мелисса чуть расслабилась и расправила плечи. Вода была полна ароматических масел и совершенно непрозрачна, так что он ничего не увидит. Тем более, что он и не смотрит. Рейли игнорировал ее, как настоящий дворецкий, он раскладывал полотенца в шкафчике, подкидывал в камин растопку.
— Вы не будете возражать, если я подложу в камин еще одно полено?
Мелисса наградила его испепеляющим взглядом, в ней внезапно вспыхнул гнев.
— Дополнительное тепло было бы уместно.
Он развел плечи, словно ему в спину ударил нож.
— Отлично, мисс.
— Не ожидала, что вы сюда зайдете, — заявила она, вздернув подбородок.
— Я был в саду. И увидел свет в башне.
Она представила себе, как он в этот час бродит по саду. Она ощутила, как к нему липнет вечерний воздух, как пристают запахи трав. Во влажной близости ванной комнаты она уловила знакомый аромат его кожи. Вихрем пронеслись воспоминания. Мелисса крепко сжала бедра.
Голос Рейли зазвучал раскатисто и грубо.
— У персонала этим вечером выходной. Я бы не пришел, если бы это было кем-то замечено.
— Я бы иначе и не подумала. — Мелисса не подумала бы и обратного.
— Вы не спускались к обеду.
— Шеф-повар прислала сэндвич. — Он так и остался на ночном столике. У нее пропал аппетит.
К величайшему ее удивлению, он подобрал складки брюк и уселся на каминном выступе. Опершись локтями о колени, он изучал ее.
— Мне следовало сказать больше.
Сердце у нее екнуло.
— Не извиняйтесь.
— Я сделал вам больно. А обещал, что никогда этого не сделаю.
«А я боюсь, что полюбила тебя, — подумала Мелисса. — А ведь я обещала себе, что этого не сделаю».
Она прокашлялась.
— Не надо ничего говорить, Рейли. О любви не могло быть и речи. Я не планировала то, что случилось.
— Значит, мы будем делать вид, будто ничего не было?
На такое она была не способна, она не могла ничего забыть.
— Произошло нечто чисто физического плана.
— Это, действительно, имело место.
Пальцами ног она под водой нащупала мыло и поддела его.
