Она прокашлялась.
— Не надо ничего говорить, Рейли. О любви не могло быть и речи. Я не планировала то, что случилось.
— Значит, мы будем делать вид, будто ничего не было?
На такое она была не способна, она не могла ничего забыть.
— Произошло нечто чисто физического плана.
— Это, действительно, имело место.
Пальцами ног она под водой нащупала мыло и поддела его.
— Этот дом не слишком велик.
— Я всегда знаю, кто, когда и где находится. И когда коттедж свободен.
Он предлагал встретиться вновь.
— Я умею быть скрытным, — напряженно добавил он.
«Только не со мной!» — захотелось ей воскликнуть. Мелисса с трудом выносила, когда он кутался в покрывало приличий и сдержанности. Когда он отстранялся ото всех, в том числе, и от нее. Больше всего ее раздражало то, что он это делал из-за нее, ибо именно она не желала, чтобы в основу их отношений легли ласковые слова и вечные клятвы.
— Может быть, нам следует покончить со всем прямо сейчас.
— Это только начало.
— Мы увлеклись, Рейли.
— Это с нами уже случалось.
— Где-то далеко-далеко.
— В окрестностях луны.
Она поглядела на него, и краска пятнами проступила на ее щеках.
— Со мной не надо вести себя тактично; вы были от этого не более счастливы, чем я.
— Могло быть лучше.
Унижение, исподволь точившее ее весь вечер, выплеснулось наружу.
— А пооткровеннее нельзя?
Когда она подхватила мыло, оно выскользнуло у нее из рук. Рейли подал его ей, коснувшись ее пальцев.
— Вы бы переиграли то, что случилось, если бы могли?
Она сложила руки на груди. Вздернутые колени торчали, как два холмика, из воды, два необитаемых острова в белесой лагуне.
— Нет, я бы этого не сделала.
— А я бы сделал.
Она потрясенно окинула его взглядом.
— На моей старой работе шанса исправить ситуацию не было. Но с вами такая возможность существует.
В столь тесном помещении она могла протянуть руку и дотронуться до него. Но она буквально приклеила руки к телу.
— Вы же этого не хотите.
— Я сказал вам сегодня неправду.
Она не желала этого слышать. Он обращался с ней нежно и страстно. Никто и никогда не брал ее подобным образом, не концентрировал все свое внимание на ней, не предвосхищал каждую ее реакцию. Ее напугало, до какой степени он прислушивается к ее неровному дыханию, как глубоко он ее познал.
Значит, он сказал неправду.
— Я вам не верю, — заявила она.
— Я люблю вас. Я только делал вид, что любовь не имеет к этому отношения. Мы можем продолжать делать вид или быть честными и откровенными.
Дыхание у нее перехватило. В комнате вдруг стало прохладно, словно кто-то отворил все окна в башне. Она вскочила, обливаясь водой, и по телу ее стекали струйки. Ей было все равно, что он ее увидит, — он уже все видел. Ей было нужно одно из полотенец.
А он уже потянулся за ним прежде, чем она его об этом попросила.
— Не ваше дело любить меня, Рейли.
— Мое дело следить за тем, чтобы люди получали то, что им нужно.
— Тогда подайте мне это полотенце. Прошу вас. — Встав в ванне во весь рост, и, благодаря ножкам ванны, возвышаясь над ним, она повелительно склонилась к нему — рыжеволосая девушка со сверкающим взором и прилипшей к груди мыльной зеленой ленточкой.
Он держал полотенце как раз на самом пределе ее досягаемости.
— Я же сказала: подайте мне это полотенце.
Мелисса была не в настроении предаваться играм. Она схватилась за один конец и потянула его к себе. Но тут ноги ее поехали, и она чуть не упала: Рейли успел подхватить ее.
Мелисса стала храбро с ним бороться.
— Пустите меня!
— Вы встали на скользкую почву.
— Отпустите!
— Только тогда, когда я буду убежден, что вы в безопасности.
Она перестала дергаться. Рейли вознаградил себя за вынужденную покорность тем, что уронил полотенце к ногам. Затем повесил фрак на стул и начал спокойно закатывать рукава. Три аккуратных поворота — и обнажилась его левая рука.
— Мне пришло в голову, что вы, вероятно, купали Аврору, когда она была совсем маленькой, — задумчиво произнес он.
— Ну и что?
— Мне, правда, мисс, детей купать не приходилось, но я имел честь мыть Ван-Дейка в тех редких случаях, когда он вступал в схватку с местным скунсом. Он также славится тем, что любит кататься во всякой всячине. Как, впрочем, все собаки.
Мелисса попыталась вылезти из ванны, намереваясь пройти к умывальнику.
— Не вижу, какое отношение это имеет ко мне.
Рейли закатал рукава и учтиво встал между Мелиссой и намеченной ею целью.
— Я хочу этим сказать, мисс, что у меня есть опыт держать в ванне не желающих мыться живых существ. Вы еще не закончили мыться.
Она согнулась чуть ли не в три погибели, спрятавшись в воде.
— Вы не посмеете!
Он поднял закатанные рукава повыше локтей.
— Посмею.
— Вы не будете меня мыть! — Она ударила его по рукам и тотчас же вынуждена была замахать своими руками, чтобы не потерять равновесия. — Держитесь от меня подальше, иначе я закричу.
— Мы в восточной башне. Никто не услышит.
— Вы враг рода человеческого. Монстр. Кто только позволил вам распоряжаться этим домом? — Обвинения эти были бы гораздо более весомы, если бы их произносил кто-нибудь еще, а не обнаженная женщина, которая плескалась в ванне и старалась увернуться от неумолимого Рейли.
Он ходил кругами, точно акула.
— Я же сказал, что я люблю вас.
— А я сказала, что хочу выйти отсюда. Предупреждаю, что я сейчас же выскочу через эту дверь, с полотенцем или без!
Угроза прозвучала не очень убедительно. Тем не менее Рейли подошел к двери и запер ее универсальным ключом, после чего опустил ключ в жилетный карман. И, словно поняв, что эта деталь одежды еще на нем, он расстегнул жилет и перекинул его через тот же плетеный стульчик, на котором висело нижнее белье девушки и лежал атласный халат.
Он подошел прямо к ней.
— Вы можете сделать эту процедуру легкой, а можете сделать ее тяжелой. Для себя.
Она бросила на него сердитый взгляд, но его своевременное и многозначительное предупреждение не дало ей возможности опустить взгляд пониже подбородка. И она плюхнулась в воду, с озорным наслаждением расплескивая содержимое ванны на пол.
— Надеюсь, что вода попортит ваши туфли.
— Я чищу их каждый вечер.
Да, он наверняка так и делает, подумала она, вот так же любовно намазывает их кремом, как сейчас он намыливает матерчатую терку. Рейли встал на колени рядом с ванной, положив ей руку на плечо.
— Чему вы улыбаетесь? — сердито спросила она.
— Люблю мыться в конце дня. Считаю эту процедуру успокаивающей. А вы? — В ладони — горстка ароматической соли. Кожа — настоящий атлас.
— Провести вечер в душной башне с сексуально одержимым дворецким да еще против моей воли — не очень-то романтично.
Он усмехнулся.
Мелисса держалась стойко. Ее не проймешь затасканными приемчиками вроде потрескивающего камина, домашнего запаха свежих полотенец, воскового аромата свечей, обволакивающей музыки Дебюсси по радио или грешно-успокоительного массажа, производимого мужскими руками. Когда тебя моют — это квинтэссенция чувственного наслаждения. Он втирал соли ей в шею, а потом ополаскивал это место водой, набранной в ладонь. Она вспомнила. Прикосновение намыленной материи напоминало ей шероховатый кошачий язычок. Пройдут минуты, и это лишенное воли тело ничем не будет отличаться от воды, текучей, испаряющейся. Блуждающий взор ее сомкнулся. Проигрывать надо с изяществом.
Пальцы его нашли последнее напряженное место у нее на затылке. Она что-то пробормотала, и это было последним выражением протеста.
— Если бы вы закричали и вас услышали, настал бы конец легенде, — попытался образумить ее Рейли.
— Какой еще легенде? — спросила Мелисса, находящаяся за миллион миль отсюда.
— Легенде о несчастной жене третьего лорда Дарби, леди Анне.
— А он что намылил ее до смерти? — Фраза прозвучала весьма двусмысленно. Но Мелисса слишком устала, чтобы замечать подобные вещи. День оказался длинным. Эмоционально насыщенным. Физически утомительным. Она не хотела об этом думать. Если бы она задумалась, то обязана была бы осознать, какие чудеса творят с нею его руки.
Рейли приподнял ее. Сосочки окружал гладкий коричневый пигмент, а сами они вовсе не были острыми. Соль, которую он втирал в грудь, пузырилась и щекотала кожу, и каждое, даже самое слабое прикосновение снаружи вызывало соответствующее ощущение внутри. Но жгучего влечения при этом не возникало. Его смывала теплая вода. Затем к ней прикоснулась шероховатая материя, оказавшаяся вовсе не материей, а его языком.
— У вас так легко краснеет кожа!
А когда она не ответила, он пояснил это руками, прогулявшись пальцами по шее, по ключицам, по местам любовных укусов на правой груди.
