Нэн тщательно собирала сумку с принадлежностями для ночлега. Кружевная ночная рубашка, смена белья на следующий день, очень красивая сумочка для губки из «Браун Томаса», пудра, новая зубная щетка, зубная паста… Перед уходом Нэн поцеловала мать.
— Я останусь ночевать у Евы в Дунлаогхейре, — сказала она.
— Ладно, — ответила Эмили Махон, прекрасно понимавшая, что Нэн будет ночевать где угодно, только не у Евы в Дунлаогхейре.
Билл Данн встретил Бенни в главном вестибюле.
— Я хотел столкнуться с тобой будто бы случайно и выяснить, как легла фишка, — сказал он.
— О господи, ты о чем?
— Наш общий друг в тундре или нет?
— Билл, ты становишься хуже Эйдана. Говори по-английски.
— Если выражаться на чистом английском, то твой беглый бойфренд, мистер Фоли, хочет знать, смеет ли он приблизиться к тебе после того, как не сумел позвонить.
— Не говори ерунды! — с жаром воскликнула Бенни. — Я не из тех девушек, которые дуются и устраивают сцены. Он прекрасно это знает. Не смог так не смог.
— Теперь я понимаю, почему ты ему так нравишься. И почему он так боится обидеть тебя, — с восхищением сказал Билл Данн. — Бенни, таких, как ты, одна на миллион.
Хитер Уэстуорд не нравилась мысль о том, что при ее встречах с Евой будет присутствовать Эйдан Линч, но это было еще до их знакомства. Вскоре Ева стала жаловаться, что Эйдана девочка любит больше, чем ее. Это объяснялось его затейливой фантазией.
Он сказал Хитер, что у них с Евой будет восемь детей, которые станут рождаться каждые десять месяцев. Они поженятся в 1963-м и будут плодиться и размножаться до конца 1970-го.
— Это потому что вы католики?
— Нет. Просто я хочу, чтобы у Евы было занятие в трудные первые годы моего адвокатства. Мне придется с утра до вечера торчать в Юридической библиотеке, чтобы заработать на количество порций «Славы Никербокера», которое потребуется для такой оравы. А по ночам я буду работать в газете помощником редактора. Я уже все рассчитал.
Хитер фыркнула в стакан с мороженым. Она не была уверена, что Эйдан говорит серьезно, и посмотрела на Еву, ища подтверждения.
— Может быть, сейчас он действительно так думает, но когда-нибудь встретит безмозглую маленькую блондинку. Она взмахнет длинными ресницами, хихикнет, и он тут же забудет о своих долгосрочных планах.
— Ты расстроишься? — спросила Хитер так, словно Эйдана рядом не было.
— Наоборот, почувствую облегчение. Восемь детей — это слишком утомительно. Помнишь, как тяжело приходилось Кларе с ее щенками?
— Но ведь твои дети не родятся одновременно? — Хитер отнеслась к идее всерьез.
— А жаль. Это было бы большим преимуществом, — задумчиво сказал Эйдан. — Мы получали бы пособие от государства, а ты, Хитер, могла бы приходить и сидеть с детьми. Менять пеленки четверым, а Ева — четверым оставшимся.
Хитер весело рассмеялась.
— Честное слово, никакая безмозглая маленькая блондинка мне не нужна, — сказал Эйдан Еве. — Я ведь не Джек Фоли.
Ева посмотрела на него с изумлением:
— Джек?
— Ну, во время поездки в Уэльс. Но все кончилось хорошо. Билл Данн сказал, что Бенни простила его.
— Бенни простила Джека за то, что он не позвонил ей. Она понятия не имеет о безмозглой блондинке, которую ему нужно было простить.
— Ох… На самом деле там ничего не было… — пошел на попятный Эйдан.
Глаза Евы вспыхнули.
— Ну, это было на пароходе, на дурацком валлийском пароходе. Вечером он познакомился с одной блондинкой. О господи, я ничего не знаю. Меня там не было. Просто мне рассказывали.
— Не сомневаюсь, что рассказывали. Причем во всех подробностях.
— Вовсе нет. Слушай, Ева, на твоем месте я не стал бы сообщать об этом Бенни.
— Я ее подруга.
— Что это значит? Ты скажешь ей или нет?
— Ты никогда этого не узнаешь.
Нэн села в машину Саймона.
— От тебя всегда чудесно пахнет, — сказал он. — Самыми дорогими духами.
— Большинство мужчин ничего не понимает в духах, — польстила ему Нэн. — Ты очень внимателен.
Они ехали из Дублина на юг, мимо Дунлаогхейра, пансиона Кит Хегарти и закрытой школы Хитер.
— Здесь учится моя сестра.
Нэн знала это. Знала, что Ева ходит туда каждое воскресенье вместо Саймона. Знала, что Хитер там не нравится, что девочка предпочла бы учиться в обычной дневной школе неподалеку от ее любимого пони, собаки и Уэстлендса. Но Саймон не должен был догадываться о ее осведомленности.
С Саймоном следовало держаться холодно и отчужденно. Не задавать вопросов, не интересоваться его семьей и личной жизнью. Иначе у него появится повод задать те же вопросы ей самой. Она удовлетворит любопытство Саймона позже. Когда полностью завоюет его.
Когда он хорошо узнает ее и поймет, что пьяный отец и беспокойные родные не имеют ничего общего с образом жизни, к которому она стремится.
Она считала, что флиртовала с Саймоном достаточно долго и правильно выбрала время для того, чтобы провести с ним ночь в отеле.
Она прочитала об этом отеле в путеводителе и знала о нем все. Нэн Махон никуда не ездила, не изучив предварительно респектабельность этого места. В том числе и гостиницы, где ей предстояло лишиться девственности.
Саймон очаровательно улыбался ей уголком рта. «Он действительно очень привлекателен, — думала Нэн. — Вот только ростом маловат». Когда она куда-то выезжала с ним, то не надевала туфли на высоких каблуках. Саймон не сомневался в ней, словно знал, что этот день наступит скорее рано, чем поздно.
Во всяком случае, такая мысль у него была.
— Я очень обрадовался, когда ты согласилась пообедать и провести со мной весь вечер вместо того, чтобы уехать домой на такси, — сказал он.
— Да, кажется, это вполне приличное место. Там чудесные старые портреты и картины с охотничьими сценами.
— Верно. Откуда ты знаешь?
— Не помню. Кто-то рассказывал.
— Ты была там с кем-нибудь из своих бойфрендов?
— Я никогда не ночевала в отелях. Ни с кем.
— А теперь переночуешь.
— Ты прав.
Саймон был слегка встревожен, словно ожидал сложностей. Но такие девушки, как Нэн, ничего не делают не подумав.
То, что она не ночевала в отелях с мужчинами, могло быть правдой. Но какой-то опыт у нее наверняка был, в спальне гостиницы или на песчаной дюне. Ладно, там видно будет.
На столе стояли свечи, на стенах темной столовой красовались старинные портреты суровых предков владельца отеля.
Официант говорил с Саймоном почтительно, как преданный старый слуга. Казалось, здесь знали Уэстуорда и относились к нему с уважением.
За соседним столиком сидела пара. Официант называл мужчину сэром Майклом. Нэн на секунду закрыла глаза. Саймон сказал правду: здесь было намного лучше, чем в Уэстлендсе.
Отель напоминал роскошный дворец, в котором с ними обращались как с аристократами. Неплохо для дочери Брайана Махона, мелкого застройщика и пьяницы.
Поняв, что Нэн не солгала ему, Саймон ощутил удивление и легкое чувство вины. Он действительно был первым мужчиной, с которым она ночевала в отеле. Первым во всех смыслах этого слова. Нэн лежала рядом; лунный свет, пробивавшийся сквозь шторы, падал на ее лицо. Она действительно была очень красивой девушкой и, кажется, любила его. Он снова привлек ее к себе.
Бенни понимала, что решение вопроса о партнерстве Шона Уолша нельзя откладывать до бесконечности. Ах, если бы к этому делу можно было подключить мать… Но Аннабел почти все время спала и просыпалась с трудом; так на нее действовали таблетки. Матери требовалось несколько часов, чтобы выйти из ступора.
А когда это удавалось, она начинала ощущать одиночество. Муж безвременно умер, дочь весь день проводит в Дублине, а служанка собирается объявить о своей помолвке с Мосси Руни. Это — единственный луч света в темном царстве.
Доктор Джонсон говорил Бенни, что нужно набраться терпения. Время лечит все. Рано или поздно Аннабел последует примеру аптекарши миссис Кеннеди. Если вдову удается убедить продолжить дело покойного мужа, она приходит в себя.
Выражение лица у доктора Джонсона было такое, словно он хотел сказать что-то еще, но передумал.
«Он всегда ненавидел Шона Уолша, — подумала Бенни. — Может быть, дело в этом?»
— Понимаете, есть проблема с Шоном… — неуверенно начала она.
— А когда ее не было? — спросил доктор Джонсон.
— Если бы мама работала в магазине, она могла бы вести учет…
— Да, знаю.
— Вы думаете, она когда-нибудь сможет это? Или это просто моя мечта?
Он с любовью смотрел на девочку с каштановыми волосами, девочку, которая на его глазах превратилась из пухленькой малышки в большую неуклюжую школьницу, а теперь слегка похудела, но по всем меркам оставалась крупной. Бенни Хоган жилось легче, чем большинству нокгленских детей, которых он лечил от тонзиллита, ветрянки и краснухи, но у нее никогда не было свободы.
