Я не могла не думать о том, что стало с мисс Мэриан.
Именно в это время я получила депешу со «Счастливчика». Капитан сухо сообщал мне, что в то время, когда я получу это послание, он должен будет пересечь Гибралтар. Вскоре яхта бросит якорь в нашем порту. И если Оливер спросит, была ли я ему верна, я отвечу утвердительно. Но он не задаст мне этого сентиментального вопроса. Он играл моей жизнью, для него она была партией в шахматы.
У нас с ним был общий труп. Этого мощного связующего звена достаточно, чтобы убедить Оливера в моей верности нашему общему делу.
Тем не менее день ото дня росло мое отвращение к возможности стать миссис Дивер…
Перспектива оставить Давентри на миссис Додж для того, чтобы предаться любви на острове Борабора, будила во мне воинственное настроение.
Я гордилась своими владениями, несмотря на то, что мрачная домоправительница явно сомневалась, что я достойна с блеском продолжить славный род.
Да и соглашусь ли я, чтобы миссис Додж и впредь обращалась ко мне, с трудом проглатывая слюну, словно ей предлагали медный купорос? Нет, никогда! Богатства уже было недостаточно для моих амбиций. Я хотела оставаться для своего сына Сеймура вдовой лорда Давентри, а не женой какого-то проходимца. «Какая жестокость, какая неблагодарность, — твердила моя совесть. — Ты всем обязана Оливеру. Он отец Сеймура, а вовсе не престарелый лорд». Но отказаться от своих мыслей я не могла. Я останусь леди Давентри до смерти. Не зря старинный девиз лордов отдавал смерти преимущество перед жизнью.
Оливер появился в замке однажды зимней ночью. Мокрый, словно потерпевший кораблекрушение, он быстрым шагом прошел в комнату. Оливер застал меня сидящей перед камином в большом красном салоне. В тот день я словно специально надела платье из белого муслина, отороченное страусиными перьями. За те несколько секунд, пока он сжимал меня в объятиях, я стала похожей на только что вытащенную из воды рыбу.
Оливер снял свой дождевик и зюйдвестку. Перья, которые чудом уцелели от воды, летали вокруг нас. Можно было подумать, что какой-то хищник жестоко распотрошил птицу…
Заниматься любовью с Оливером было удовольствием, требующим большой отдачи сил и энергии. Еще последние пушинки плавно спускались с потолка, а Оливер уже спал глубоким сном.
С дрожащими ногами и болью в пояснице я тихо освободилась от его расслабленного тела и вновь устроилась у огня. Я пристроила оборванные перья, все еще сохранявшие белизну, на свои бедра, но им не удавалось скрыть чувственные изгибы моего тела от пристальных взглядов предков лорда Давентри, чьи портреты были развешаны на стенах.
Я смотрела на лежащего Оливера. Со времени нашей последней ночи, проведенной в «Зеленых пастбищах» (о, как давно это было!), я не видела его спящим. Его лицо было едва освещено горящим камином. Он лежал, вытянувшись на спине, слегка склонив голову, черные волосы романтично разбросались по лбу, немного прикрывая гордый изгиб бровей. Любовь придала его лицу загадочное выражение. Казалось, над ним развевались складки черного знамени. Немного выше, в черной рамке, виднелся портрет графа Вильяма Сеймура Давентри, умершего более ста пятидесяти лет назад. Он смотрел на нас высокомерным, холодным взглядом.
Меня потрясло странное стечение обстоятельств. Тело Оливера образовывало с вертикальным силуэтом портрета нечто вроде якоря, связанного цепью с прошлым. Каким образом мы очутились здесь, я и Оливер? Я вдруг ощутила всю закономерность происходящего, которое вдруг четко проступило в этом символическом образе. Будущее неотвратимо, а я за рулем корабля-призрака. Что это за феодальный замок, проплывающий сквозь туманы прошлого? Вся во власти галлюцинаций, я смотрела на Оливера. Что-то таинственное светилось над его властной красотой. Мой мозг в полубредовом состоянии пытался ухватить это нечто, узнать и понять…
Мне показалось, что я ощущаю присутствие призрака лорда Седрика. Я содрогнулась от горького одиночества, в котором угрызения совести вставали на горизонте моей жизни, как цепь неприступных гор.
Что мы здесь делаем все трое — Оливер, Сеймур и я? Нас выгонят из этого замка, это неизбежно.
Что-то похожее на металлический скрежет вдруг разорвало тишину; какой-то зловещий, едва уловимый скрип; шорох какого-то существа, приводимого в движение механическим способом, наполнил комнату. Я закрыла глаза в тот момент, когда большие настенные часы, висящие в холле, громко пробили в ночной тишине три раза. Мои натянутые нервы не выдержали. Я бросилась к Оливеру, он вскочил, будто гангстер, разбуженный выстрелом. Инстинктивно поднес руку к кобуре… и вытащил оттуда большую флягу с виски. Не говоря ни слова, он протянул ее мне. Не отрываясь от горлышка, я выпила больше половины содержимого. Он допил остальное и крякнул, подражая морякам. Мне нравился этот сильный, пропахший табаком и виски мужчина, ведущий странный образ жизни.
Мы обменялись вопрошающими взглядами. Я говорила: «А что теперь?» Глаза Оливера, казалось, весело вопрошали: «А что ты об этом думаешь?» Я отвела взгляд с мрачным и напряженным видом.
Насколько я понимала, Оливеру следовало не мешкая покинуть замок. Заря уже разгоралась за высокими деревьями парка, или, по крайней мере, мне казалось, что я это вижу, хотя и была зимняя ночь. Если слуги проснутся чуть раньше обычного, то нас застанут на месте преступления и все будет потеряно!
Оливер радостно осмотрелся вокруг с видом шевалье, вернувшегося после крестового похода и осматривающего свои владения. Затем его взгляд остановился на портрете графа Вильяма Сеймура Давентри. И я с некоторым раздражением увидела выражение триумфа на лице своего любовника. В нашей авантюре мы достигли апогея. Сбывалась его мечта о том, чтобы любым путем овладеть Давентри.
Повернувшись ко мне, Оливер сказал:
— Я бы съел два яйца с беконом, я немного проголодался.
Озадаченная, я нахмурила брови, пытаясь перевести свое замешательство в гнев.
— В это время невозможно сделать яйца с беконом.
— Наоборот, это вполне возможно. Пойдем на кухню, — Оливер обхватил меня своей крепкой рукой.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи.
Оливер открывал и закрывал двери. Было удивительно наблюдать, как он ориентировался в расположении комнат! Он уяснил это лучше, чем я за месяцы жизни в роли хозяйки. Мы спустились по лестнице с большими и низкими ступеньками, стертыми от хождений за несколько столетий, и проникли в сводчатый зал, просторный и мрачный, где среди мебели из черного дуба сверкала медная и оловянная посуда и огромные котлы. Оливер усадил меня за длинный стол, а затем принялся рыться во встроенных шкафах. Он исчез за небольшой низкой дверью и вскоре вернулся, неся кусок ветчины и корзину, полную яиц.
Странная вещь! Ничто из того, что делал Оливер раньше, не пугало меня до такой степени, как его поведение на кухне замка Давентри.
— Анна, неужели тебя это не соблазняет? — спросил он, ставя передо мной чудесную медную сковородку, на которой среди кусочков ветчины аппетитно потрескивали яйца.
Я сидела на скамейке как каменная, чувствуя, что леденею. При всем желании я не смогла бы проглотить и кусочка.
— Ты похожа на леди Макбет, — сказал Оливер, усаживаясь перед печкой.
И если Оливер пил быстро, то ел он всегда с грациозностью кошки, ежеминутно вытирая свои тонкие усики.
Король червей и пиковая дама
Решившись привести все в порядок на кухне и в жизни, прежде чем настанет день, я спросила:
— Почему ты приехал сегодня?
Оливер бросил на меня нежный взгляд и сказал:
— Я не мог больше жить вдали от Сеймура и тебя.
Сердце тяжело забилось в моей груди; после таких слов становилось еще труднее объявить Оливеру, что я не стану его женой.
— Мы смогли бы увидеться в другом месте, — возразила я. — Это было так неосторожно с твоей стороны — приходить сюда.
А про себя подумала: «…И из каприза готовить завтрак на этой кухне, чтобы лишний раз утвердить себя хозяином дома».
Но эта мысль показалась мне слишком абсурдной, и я глубоко запрятала свой жалкий страх.
— Это осторожность, которая была бы неосторожностью, — засмеялся Оливер. — В этой истории время ничего не значит, незачем сразу же приниматься делать то, что можно сделать потом не спеша.
К горлу подступил комок. Откашлявшись, попыталась заговорить, но мой голос все равно оставался хриплым и неестественным. Наконец я произнесла:
— Оливер, я долго размышляла. У меня нет ни малейшего желания что-либо изменять в моем положении.
— Поясни, — попросил он сухо.
— Я не хочу выходить за тебя замуж, — храбро ответила я, хотя по-прежнему очень боялась его.
