Прикрыв на минуту глаза, она вспомнила Мика таким, каким он вышел из ее дома утром. Сказать, что он был в ярости — значило бы ничего не сказать: таким холодным, испепеляющим гневом веяло от его зловеще спокойного лица. Тогда она испугалась, но не Мика, а того, что стояло за его гневом. Сейчас же ей не терпелось снова оказаться рядом с ним, потому что только рядом с ним она ощущала себя в полной безопасности.
— Фэйт, — окликнула ее Мэнди, — ты не хочешь присесть?
Обернувшись, Фэйт с принужденной улыбкой сказала:
— Пожалуй, можно. Хотя, если честно, я слишком нервничаю, чтобы усидеть на месте.
— Еще бы не нервничать! Но выпить со мной чашечку травяного чаю ты, я думаю, не откажешься?
— Это Мик, — крикнула вдруг Фэйт, расслышав за окном звук приближающейся машины.
Невесть откуда возник Рэнсом — рыжебородый, рыжеволосый, с дробовиком в руке.
— Сперва я, Фэйт, — он вежливо отстранил ее от двери и шагнул вперед.
Фэйт не ошиблась — приехал Мик. Усталый и злой, он вошел и молча протянул руку Фэйт. Когда она приблизилась, он прижал ее к запорошенной снегом куртке.
— Как дела? — спросил он.
— Нормально. Ну, что нового?
— Пока не поймали. Но весь округ поднят на ноги, так что если он где-то объявится, мы узнаем об этом в ту же минуту. Он теперь не сможет и шагу ступить без нашего ведома, Фэйт. Можешь мне поверить.
— Кофе, Мик? — спросила Мэнди. — А может, поужинаешь?
— Нет, спасибо, Мэнди. Чего я действительно хочу, так это спать. — Он взглянул на Фэйт. — Едешь со мной?
— Конечно, — выдохнула она, удивляясь, что он еще спрашивает. — Сейчас надену куртку, и можно ехать.
Мик молча ждал, не обращая ни малейшего внимания на то, как Лэйерды обменялись между собой удивленными взглядами. Пусть себе судачат, подумал он. Он заботится о Фэйт по долгу службы, к тому же никаких других охотников взять на себя эту миссию что-то не видно. Что касается этого дурацкого влечения к ней — ничего, со временем он успокоится, и все пойдет своим чередом.
Он продолжал думать об этом и в машине, с наслаждением вдыхая аромат женщины, сидевшей на соседнем сиденье.
— Шериф Тэйт говорил, что Фрэнка видели в ресторанчике Мод, — подала голос Фэйт. — Это где-то в центре города?
— Ага. Прямо напротив церкви Святого Варфоломея, в двух кварталах от Мэйн-стрит. Приезжие обычно предпочитают обедать в другом ресторане.
— Так он, выходит, неплохо ориентируется в городе? — испуганно спросила Фэйт.
— Кто его знает. Во всяком случае, его видели еще в двух местах — у Скрэнтона на станции техобслуживания и в аптеке. А вот в мотеле он не останавливался и комнат не снимал — это мы проверили. Нэйт приказал взять твой дом под круглосуточное наблюдение на тот случай, если он вздумает вернуться.
Про себя Мик возблагодарил вчерашнюю ночную грозу: если бы не она и не ложная паника, сегодня утром он нашел бы на ранчо Монроузов не обрезки одежды, а кое-что похуже.
— Господи, Мик, — прошептала Фэйт. — Будет этому когда-нибудь конец?
Что я плохого сделала Фрэнку, с отчаянием подумала она. Четыре года я терпела его. Почему же теперь он не может просто оставить меня в покое. Все же кончено. Кончено!
Мик поймал ее руку и ласково сжал в своей ладони.
— Успокойся. Если он где-то в округе Конард, мы его обязательно схватим. Клянусь, что с твоей головы не слетит ни один волос. Даю тебе слово, слышишь?
Но Фэйт снова удивила его. Глядя в его глаза, она торопливо сказала:
— Нет, Мик, я не могу принять от тебя такого обещания. Я не смогу спокойно жить на свете, если с тобой по моей вине что-нибудь случится.
A-а, черт, подумал Мик, но к раздражению на сей раз примешивалось ощущение радости, вызванное ее словами.
— У тебя очень измотанный вид, — добавила Фэйт. — Может быть, я накормлю сегодня скотину?
— Кофе не отобьет у тебя сон? — с тревогой спросила Фэйт, когда они, приехав, расположились на кухне.
— Да будет известно Дочери Луны: ничто на свете не в состоянии отбить у меня сон. Я давным-давно научился спать где угодно и при любых условиях.
Фэйт посмотрела, как Мик потирает затылок и шею. Наверное, он ни с кем не хотел говорить, а потому отказался от предложения Мэнди поужинать, подумала она. Время было еще совсем детское, и ей, например, совершенно не хотелось спать.
— Может быть, ты голоден? Приготовить что-нибудь?
Мик медленно поднял голову.
— Радость моя, мой голод не так легко утолить…
— Ага!.. — Затем, мгновение спустя, до нее, видимо, дошел смысл сказанного. — А? — И щеки ее вспыхнули, как два костра.
Она должна была оскорбиться, хлопнуть дверью, запереться в спальне, раз и навсегда прервать с ним все отношения и тем самым избавить его от наваждения.
Но вместо этого она стояла, не отрывая от Мика растерянного взгляда огромных голубых глаз, — порозовевшее лицо в обрамлении золотистых волос: ни дать, ни взять — дрезденская фарфоровая статуэтка, розовое, белое, голубое — хрупкость и соблазн!..
— Я… я понимаю… — еле слышно пролепетала она, сжимая и разжимая крохотные кулачки.
— Сомневаюсь, — сказал Мик сухо; сумей она понять смысл его слов, ноги ее здесь давным-давно бы не было, как и не было бы этой мучительной сцены.
— Да нет, я понимаю, — уже настойчивее, хотя по-прежнему еле слышно проговорила она. — А… а у тебя что, нет вообще никакой подруги?
— А должна была бы быть? — саркастически спросил он.
Лицо ее пошло красными пятнами, пальцы растерянно переплелись и опустились на круглый живот.
— Ну, наверное… Муж говорил, что мужчина не может обходиться без того, чтобы… И даже когда есть жена…
Она смолкла, испугавшись его сурового взгляда.
Мик тяжело поднялся и навис над ней, как скала.
— А ты понимаешь, — хрипло спросил он, — что все во мне кричит и просит женской ласки — твоей ласки? А если Дочь Луны понимает это, то что она может мне ответить?
Не отрывая глаз от его лица, с надеждой и ужасом она проговорила:
— Я… я боюсь разочаровать тебя!..
— Ах, Дочь Луны, Дочь Луны, — покачал Мик головой. — Даже если бы ты очень захотела, то не смогла бы разочаровать меня.
И, невзирая на ее слабые протесты и лепет о его сломанном ребре, он подхватил ее на руки и по лестнице поднялся в ее комнату. Там, возле кровати, поставил на пол и прижал к себе.
— Я хочу тебя — хриплым шепотом признался он. — Боже, женщина, знала бы ты, до какого состояния ты доводишь меня. Я знаю, что своей внешностью и манерами могу напугать кого угодно, но я хочу тебя. Я хочу тебя, но видит Бог, не притронусь к тебе пальцем, если ты хотя бы чуть-чуть меня боишься.
— Я бы хотела… — скорее выдохнула, чем сказала она минуту спустя, когда он, жарко целуя ее, стал снимать с нее свитер.
Она стояла перед ним в кружевном лифчике и свободных брюках — восхитительное и волнующее зрелище.
— Я бы очень хотела стать сейчас красивой. Не такой толстой, и вообще…
Прикосновением губ Мик заставил ее замолчать.
— Я, кажется, уже говорил тебе, что женщина прекрасна в любое свое время, и ожидание ребенка лишь красит тебя, Фэйт.
— Но это же не твой ребенок! — с отчаянием в голосе проговорила она.
Веско, чеканя каждое слово, Мик произнес:
— Если ты моя, то и ребенок мой, Фэйт. Запомни это!
Прежде чем она успела вымолвить хотя бы слово, Мик поднял ее и бережно перенес на постель.
— Сегодня вечером, — прошептал он, — я прошу от тебя одного — разрешения прикасаться к тебе. И чтобы ты сделала вид — просто сделала вид, — будто это все в первый раз, то есть вообще в первый раз. Забудь все, что ты якобы знаешь, и доверься мне. Для нас все будет впервые.
Стоя возле постели, он раздевался: высокий, мускулистый, широкоплечий, с кожей медного цвета. Потом сел на край кровати, чтобы снять джинсы.
— Проклятые ребра! — услышала она его бормотанье, и джинсы полетели прочь. — Иди ко мне, — тихо произнес Мик, вытянувшись на кровати, и через секунду она отдыхала на его груди — маленькая, хрупкая, доверчивая.
— И как ты только доверилась мне? — прошептал он, бережно поглаживая рукой ее живот.
— А как я могла не довериться? — простодушно спросила Фэйт и провела горячей рукой по его щеке. Потом ее рука переместилась на его грудь. — Мне нравиться гладить твою кожу. Она такая упругая и горячая.
— И мне нравиться ласкать твое тело. Оно как атлас…
— О-о, Мик!
Она повторила его имя несколько раз, как заклинание, пока его ладонь двигалась по ее телу, приближаясь к средоточию ее женственности. Зажмурив глаза, она дрожала и прижималась к нему все крепче. Когда его большие и нежные пальцы нашли наконец то, что искали, с губ ее слетел стон. Чувствуя, как учащается ее дыхание, Мик слегка приподнялся, потом приподнял ее, не переставая ласкать, и повернул набок.
