Сегодня суббота и совершенно нечем заняться!
Она гипнотизирующе смотрела на телефон. Руки так и чесались, и она не удержалась — взяла его и стала пролистывать список звонков. Самый ранний звонок был от пятого февраля. Номера Дрю в этом списке даже не было. Последний раз он звонил, наверное, месяца полтора назад.
Сидни набрала его номер. Она понятия не имела, зачем. Если Дрю ответит, она на ходу придумает какую-нибудь отговорку. Во всяком случае, попытается.
Просто сейчас больше всего на свете ей хотелось услышать его голос.
После третьего гудка включилась голосовая почта, и Сидни закрыла глаза, слушая Дрю.
— Это Дрю. Оставьте сообщение после звукового сигнала. — Бип.
Сидни нажала отбой, но его голос все еще звенел у нее в ушах.
Это Дрю. Это Дрю.
Теперь он увидит, что она звонила и поймет, что она жалкая брошенка.
Она уткнулась в ладони. Все идет наперекосяк. Хотелось взять чипсы, запереться у себя в комнате и смотреть круглосуточный канал с фильмами. Раньше зимними вечерами они с мамой всегда смотрели этот канал.
«Как бы мне хотелось, чтобы мама была сейчас рядом», — подумала Сидни.
Когда рыба на стене издала плеск, ознаменовав, что прошел час, Сидни подняла голову и протерла глаза. Она попыталась собрать чувства в кулак и выбросить их, словно камешек, пущенный по глади озера.
Может, Дрю прав. Может, им действительно нужна свобода. Время, когда можно быть самим собой — а не просто чьей-то половинкой — время на развлечения.
Сидни дотянулась до столика и взяла телефонный справочник. Открыла его на букве «Т», нашла то, что искала, и набрала номер.
Когда на другом конце подняли трубку, Сидни набрала побольше воздуху — первый глоток воздуха для новой Сидни — и сказала:
— Привет, Крэг. Это Сидни. А где сегодня вечеринка?
* * *
Первое, что чувствовалось при входе в «Скрап» — это аромат молотых зерен кофе. А уже потом можно было уловить запахи шоколада, ванили, чая и клея. Помещение для занятий аппликацией располагалось отдельно и было достаточно вместительным — там стояло два десятка рабочих столов. Целый стеллаж был заполнен цветной бумагой, а на отдельных подставках были разложены наклейки, ножницы и другие аксессуары.
Субботний вечер был временем кофеманов. Любители аппликаций предпочитали заниматься утром, преимущественно в рабочие дни, пока их дети были в школе.
Рейвен сразу направилась в заднюю комнату, украдкой глянув в сторону кофе-бара. Достаточно было увидеть светло-рыжие вихры за кофе-машиной, чтобы понять, что Горас тоже сегодня работает. У Рейвен слегка закружилась голова, и улыбка тронула губы.
Смена продлится пять часов. И Рейвен проведет столько времени рядом с Горасом… нет, она не собирается сходить с ума по парням. Она вообще поклялась оставить Гораса в покое. В ее взаимоотношения с противоположным полом словно все время вмешивалась некая разрушительная сила.
Оставив пальто и сумочку в кабинете мамы, Рейвен вышла в кафе и заняла место за прилавком. Горас не видел ее, так как в это время обслуживал кого-то. На нем были совершенно убитые, вылинявшие на коленях джинсы. Сидели они на нем свободно, но — м-м-м — просто великолепно, особенно в сочетании с голубой рубашкой. Его кожаные ботинки поскрипывали, когда он бегал от кофе-машины к холодильнику.
— Привет! — сказала Рейвен, встав за прилавок.
Горас развернулся.
— Рей! — На его лице появилась улыбка. — Что ты тут делаешь? — Он вернулся к приготовлению заказа — налил молока в ледяной кофе.
— Мама попросила заменить ее. — Рейвен облокотилась на прилавок. — Ты во сколько заканчиваешь?
— Я работаю до закрытия. — Он размешал напиток, сделал сверху розочку из взбитых сливок и подал чашку ожидавшей женщине.
— Тогда, похоже, мы работаем вместе, — заметила Рейвен.
— Ага. — Горас поднял повыше кожаный браслет на запястье и закатал рукава рубашки. — Это хорошо?
Рейвен взглянула на Гораса. Он напряженно наблюдал за ней.
— Ну да. А почему, собственно, нет?
Он склонил голову набок и тоже облокотился на прилавок.
— Да ладно тебе, Рей. Ты же и сама прекрасно видишь, что между нами происходит что-то странное. — Это прозвучало скорее как констатация факта, чем как обвинение, но Рейвен от этого почувствовала себя виноватой, ведь она понимала, что напряженность между ними возникает только из-за нее.
— Я… э-э… — Она чувствовала, что краснеет под его взглядом. Что она могла ответить на это?
Горас подошел совсем близко, так что Рейвен чувствовала его запах. Пахло от него зимой — ледяным ветром и елкой.
— Послушай, не нужно ничего объяснять. Я просто хочу убедиться, что мы все равно можем оставаться друзьями.
Сердце у Рейвен застучало быстрее, а ладони мгновенно вспотели.
— С удовольствием, — ответила она. — Останемся друзьями.
— Отлично. — Горас кивнул в знак согласия.
— Простите, — окликнула их дама. Рейвен сразу признала ее грязные, белые патлы. Это была завсегдатай кафе — Мэри, или Меридит, или что-то в этом роде. Она работала секретарем у Дэниелса, но вела себя так, словно была главным адвокатом города. Считала, что все должны из кожи вон лезть, чтобы угодить ей. Насколько Рейвен помнила, она всегда заказывала маленький латте и полпорции мятного ликера, смешанного с половинкой эспрессо с обезжиренным молоком, но с пенкой из цельного молока. Это был самый сложный коктейль, который Рейвен когда-либо приходилось смешивать. И вообще, ну зачем этой Мэри пенка из цельного молока? Какая разница?
— Я бы хотела сделать заказ, — заявила Мэри/Меридит, что-то листая в своем телефоне.
— Я приму, — кинула Рейвен Горасу.
— Хорошо. Если понадоблюсь, я буду в подсобке, — ответил он. — Твоя мама просила кое-что переставить.
Рейвен кивнула и проводила его взглядом.
— Простите, — снова напомнила о себе Мэри/Меридит, — но я спешу.
Ну, конечно. Наверняка ей надо разложить бумаги по папкам. Рейвен едва сдержала раздражение.
— Извините, — сказала она вслух, излучая радушие. — Что вам подать?
* * *
Вечер прошел неплохо, думала Рейвен. Неловкость между ней и Горасом как-то сама собой рассосалась. Теперь было куда проще находиться рядом с ним.
Рейвен включила кофе-машину и стала заливать кипяток, чтобы смыть остатки зерен. Затем она взялась за щетку и принялась чистить автомат.
Горас запер входную дверь и перевернул табличку на витрине.
— Ты занялась автоматом?
— Да.
— Тогда я помою термосы. — Он взял из-под прилавка два термоса и направился в подсобку.
Солнце зашло пару часов назад, и на улице было темно. А ведь еще и десяти часов нет. На то, чтобы убрать и закрыть кафе, у них уйдет минут двадцать, а потом… потом Рейвен нечего делать. Интересно, какие планы у подруг?
Прибрав на стойке, она сложила всю грязную посуду в таз и отнесла в подсобку, где располагалась большая раковина. Горас как раз заканчивал с термосами.
— Давай, я буду споласкивать, если хочешь, — предложил он, убирая термосы. — Я тут уже закончил.
— Да, хорошо.
Рейвен наполнила раковину горячей водой и начала мыть посуду, а Горас засучил рукава.
— Как думаешь, ты будешь работать тут в ближайшее время? — спросил он, открывая кран.
Рейвен пожала плечами.
— Возможно, если маме опять понадобится помощь.
— Мне понравилось работать с тобой. — Он отрегулировал напор и стал смывать пену с чашек, которые она передавала. — Мне вообще нравится общаться с тобой, Рей.
— Мне тоже.
— Так давай общаться почаще. Как друзья. Тебе не стоит избегать меня… из-за того, что было.
— Да я и не пыталась…
— Пыталась, еще как, — возразил Горас, но с улыбкой.
Рейвен не ответила, потому что: 1) не знала, что на это сказать, и 2) он был прав.
— Знаешь, — продолжил Горас, — я все думаю, не стоило мне целовать тебя в автобусе и на той вечеринке. Тогда мы могли бы…
— Прекрати.
Он глянул на нее.
— Почему?
— Ты в этом не виноват. И не смей об этом думать.
— Тогда в чем дело?
Рейвен бросила губку в мыльную воду и вытерла руки. Как же объяснить? И если ей удастся подобрать для этого слова, поймет ли Горас? Наплевать на Кодекс. Сейчас не до того, чтобы соблюдать правила, сейчас надо было уберечь Гораса от неприятностей. Отношения с Рейвен равносильны тому, что рядом находится неразорвавшаяся атомная бомба. Неужели он этого не замечает? Для всей школы не секрет, что Рейвен меняет парней, как перчатки, именно в этом ее вчера обвинил Калеб.
Может, Горас любит, когда ему причиняют боль?
Она решила, что он, по крайней мере, заслуживает откровенности.
— Я не хочу причинить тебе боль.
Он зарычал.
— А может, я хочу рискнуть.
