Фэйт очнулась, охваченная животным ужасом: сильные руки подхватили ее и понесли — в темноту, в ночь…
Она закричала, колотя мужчину кулачками.
— Дочь Луны может ничего не бояться!.. Тсс, Фэйт. Это же я, Мик.
Мик! Слава Богу, это Мик! Ужас растаял, как снег под майским солнцем, и Фэйт, уткнувшись в его шею, блаженно вдохнула запах его кожи.
— Знаешь, — сказала она, когда он внес ее в свою спальню, — я бы хотела стать для тебя тем, кем стал для меня ты.
Мик опустил ее на свою кровать, включил настольную лампу и произнес:
— Я спущусь вниз, накормлю скотину и заберу твою одежду из машины. Ты больше ничего там не оставила?
Фэйт с необычной торжественностью взглянула ему в глаза и отрицательно качнула головой. Мик коротко кивнул и двинулся к двери. На пороге он, однако, остановился и, поколебавшись, бросил через плечо.
— Ты всегда была для меня всем, Дочь Луны. Всем.
Он оставил Фэйт одну в состоянии крайнего смятения, а сам, громыхая сапогами, спустился вниз.
— Итак, — пробормотал он, — на склоне лет ты, Мик Пэриш, окончательно тронулся умом. Как вообще можно было делать такое признание? Это же безумие. Полное безумие!
Но она и в самом деле была для него всем. Это ее девичий голосок звал его из замурованной ямы, в которой его погребли живьем вьетнамские партизаны, а потом поманил в округ Конард. В самые трудные минуты своей жизни, когда он готов был свихнуться, воспоминания о том лете, о том, как он учил Фэйт ездить верхом, бросать лассо, ловить рыбу помогли ему устоять и сохранить рассудок. Трудно поверить, но все так и было: он закрывал глаза, и воспоминания о самом счастливом лете в его жизни оживали перед ним.
А сейчас перед ним была явь, и он никак не решался поверить, что это не сон, не плод его больного воображения.
Накормив скотину и забрав вещи из машины, Мик вернулся в свою комнату. За дверью ванной шумно лилась вода из душа. Хорошо бы и мне тоже принять душ, подумал Мик. Вместе с ней. Он поставил на пол сумку с вещами и задумался. Было бы так славно встать под горячие упругие струи воды, намылить Фэйт с ног до головы, затем позволить ей проделать то же с ним… Волна сладкой дрожи пробежала по его телу, стоило представить себе эту картину.
Но как воспримет это она?..
Мик улыбнулся озорной улыбкой. Лет сто он не был таким веселым. А может быть, не стоит себя сдерживать?..
Когда Фэйт, блаженно открыв глаза, увидела рассматривающего ее в упор Мика, она отчаянно взвизгнула и отступила. Их разделяла только стена льющейся воды. Он поспешно задернул пластиковую занавеску, но через секунду заглянул внутрь.
— Извини, — сказал он робко, — я не хотел пугать тебя.
Фэйт издала нервный смешок.
— Я просто не ожидала, что за мной может кто-то подсматривать.
— Неужели? Ты всерьез рассчитывала, что я лишу себя шанса лицезреть твою красоту?
— Неправда. Я вовсе не красивая.
— Расскажи об этом кому-нибудь другому, но только не мне. Я более изысканной и утонченной красоты в жизни не видел. В детстве я мечтал встретить сказочную принцессу, но никак не думал, что столкнусь с одной из них наяву.
Он помог ей выбраться из ванной, обтер полотенцем и обнял за хрупкие плечи своими большими смуглыми руками.
— А вот теперь я держу сказочную принцессу в своих объятиях, и самая волшебная из всех сказок сбывается.
Фэйт ничего не ответила, но по ее лучистым глазам было видно, что и ее самая заветная сказка сбывается.
Их снова ждала волшебная ночь любви, и когда полчаса спустя, слившись в одно целое, они достигли пика наслаждения, Фэйт изогнулась в его объятиях, хрипло выкрикивая его имя и умоляя, умоляя ради всех святых любить ее еще и еще, а его тело забилось в конвульсиях, и из горла вырвался хриплый крик:
— Моя!.. Ты только моя, Дочь Луны!.. Ты навек моя!..
Когда в шесть утра загудел электронный будильник, Мик проснулся в постели один. С кухни до него донесся аромат свежезаваренного кофе, и он понял, что Фэйт проснулась раньше, чтобы успеть приготовить ему завтрак.
Блаженно и глупо улыбаясь, Мик поднялся навстречу новому дню. Никогда прежде он не ждал от него столько радости и счастья. Сегодня, думал он, обтирая себя влажной губкой, пойду на прием к доктору Макардлу и потребую снять с меня эти проклятые бинты, чтобы можно было принимать душ. Правда, доктор хитрая лиса: он вполне может продержать меня в бинтах еще пару дней, чтобы уберечь помощника шерифа от очередных безрассудных выходок.
Мик надел отглаженный мундир, пристегнул кобуру, схватил фуражку и поспешил вниз по лестнице, чтобы приветствовать готовившую завтрак женщину заслуженным ею утренним поцелуем.
Он переступил порог кухни — и замер. Фэйт сидела за столом, одетая в свитер и джинсы, неестественно прямая, судорожно скрестив на груди руки, а рядом с ней стояли ее чемодан и дорожные сумки.
— Что хочет сказать всем этим Дочь Луны? — надтреснутым голосом поинтересовался Мик, чувствуя, как нелепо звучит полушутливое индейское прозвище в данной ситуации. Было ясно как дважды два, что она уходит от него, поэтому вопрос носил чисто риторический характер.
— Я была бы очень признательна, если бы ты, Мик, подбросил меня домой, — еле слышно, но твердо сказала Фэйт.
На лице Мика не дрогнул ни один мускул. Он навис над ней, как огромная гранитная скала.
— Почему?!
— Н-ну… Фрэнк арестован, значит, мне ничто больше не угрожает… и… и мне действительно нужно попытаться стать независимой.
Она его боится, это сразу видно. Проклятье, она его боится! Но почему? Что случилось?
— Ты не имеешь на меня никаких прав, — облизав пересохшие губы, пояснила Фэйт, отвечая на невысказанный вслух вопрос. — Ни на меня, ни на моего ребенка.
Она судорожно закрыла глаза, как наяву услышав голос Фрэнка, вновь будто увидев поблескивание ножа. «Ты моя, Фэйт. И этот ребенок в твоем животе — мой. Я вправе сделать с вами обоими все, что захочу!» И Мик повторил эти слова: сперва насчет ребенка, а сегодняшней ночью объявил, что она принадлежит ему. Мой! Моя! Мое! Боже, само звучание этих слов было ей ненавистно! Фэйт распахнула глаза.
— Я не твоя! — почти выкрикнула она срывающимся от отчаяния голосом. — Не твоя и ничья!
Весь мир вокруг Мика со звоном обрушился. Конечно, она не моя, подумал он отстраненно. Какого дьявола я мог претендовать на то, чтобы такая женщина решилась иметь хоть какое-то отношение к безродному метису?
Не глядя на Фэйт, словно ее вообще не существовало, Мик как во сне налил себе чашку кофе и насыпал в миску кукурузных хлопьев. Он ел, стоя к ней спиной, чтобы не видеть написанных на ее лице страха, гнева и текущих по щекам слез. Чтобы вообще ничего больше в жизни не видеть и не чувствовать. Червяк, корчащийся на крючке, вот кто ты, равнодушно подумал он.
Покончив с завтраком, он сполоснул чашку и миску в раковине, затем, повернувшись, подхватил чемодан и сумки и, не глядя в ее сторону, бросил:
— Едем!
— Ба, Мики! — воскликнул Чарли Хаскинс, едва герой прошлой недели вошел в его кабинет. — На тебе же лица нет! С тобой все в порядке?
Не успел Мик выдумать какую-либо причину своего подавленного вида, как в заднюю дверь ввалился Нэйт и, увидев его, заорал:
— Живо чеши к доктору и не показывайся, пока он не осмотрит твои ребра.
Приказ есть приказ. Мик молча развернулся и покинул помещение. Так или иначе, он планировал заглянуть к доктору Макардлу, часом раньше, часом позже — какая разница. Но что же стало с его знаменитым непроницаемым лицом игрока в покер? Такое впечатление, что это уже не лицо, а открытая книга, в которой все читают: у этого парня что-то стряслось.
Кабинет доктора располагался прямо в его доме на Фронт-стрит, самой фешенебельной улице города, в одном из тех старинных изящных особняков, что облюбовали для себя представители местной элиты. Сам Макардл еще не вернулся с утреннего обхода, но медсестра Джоан, едва кинув взгляд на пациента, тут же предложила Мику пройти в кабинет, заверив, что ждать придется недолго.
Да, ну и видок у меня, должно быть, сегодня! Мик подошел к маленькому зеркалу над раковиной и вгляделся в свою физиономию. Ничего особенного.
— Привет, Мик! — крикнул Бен Макардл, маленький, толстенький коротышка, врываясь в кабинет и бросая на стол шапку.
— Доброе утро, Бен. Надеюсь, сегодня ты разрешишь мне снять с себя эти вериги.
— По правде сказать, я боялся, что ты уже содрал их, не спросив разрешения. Ну, снимай рубашку. Нэйт очень беспокоился насчет тебя.
— Беспокоился? Он что, успел позвонить тебе в больницу?
— Нет, он звонил Джоан и сказал, что ты выглядишь как вампир, не сумевший за ночь напиться крови.
— A-а, черт! Я просто немного устал, в этом все дело.
Снятие бинтов заняло меньше минуты, Бен обрезал их ножницами — и они упали вниз.
