Енота очень полюбила 40-летняя бездетная добродушная кухарка, и при случае перекидывалась с ним парой душевных слов, приглашая малыша на кухню. Но это удавалось ему нечасто, хозяйка ни на шаг его не отпускала, совершенно повсюду таская его за собой.
— Вот уж воистину, храни нас Бог от барской немилости и от любви! — тайком жаловался он толстушке Герде, выпивая в уголке предложенный стаканчик подогретого вина, после чего становился весел, и нравился как Герде, так и хозяйке еще больше.
Быстротечное лето, отплясав свое, заплакало дождями и покинуло благословенную землю графства. Помахав ему вслед алым платочком, во всей благородной красе явилась госпожа Золотая Осень.
— Ах, охотничья пора! Счастливо восклицала Анна, и смеялась смехом 16-летней девушки. Вообще, вся как–то оживилась, и шут с приятным удивлением отмечал ее свежесть и молодость, причем вслух, на что Анна отвечала:
— Ах, друг мой, да ведь жизнь прекрасна! Да был бы жив мой муж, доблестный граф! — поначалу от этих слов она грустнела, но вскоре и это больше не сгоняло улыбку с ее красивого, благородного лица.
Одним тихим и прозрачным утром служанка ворвалась в комнату Енота, и разбудила несчастного бесчеловечно громким криком:
— Собирайся, Енот! Госпожа графиня требует тебя! Поедешь с ней на охоту! — и вывалила на постель целый ворох специально для него сшитого охотничьего костюма, однако же в смешном шутовском стиле — например, охотничья шапочка не черно–зеленая, а черно–красная, и с бубенчиком вместо пера. А он–то думал, и чего это хозяйке понадобилось его измерять? Тяжко вздохнув, не выспавшийся Енот поднялся с постели и принялся торопливо одеваться — госпожа графиня не любит ждать!
— А господ–то, господ собралось во дворе! — поведала напоследок служанка, и исчезла.
Шут, проворно топая ножками, выбежал на широкий графский двор, и остановился в изумлении: столько знатных господ, лошадей и собак одновременно он еще не видел. Лошади беспокойно переступали длинными ногами и прядали ушами, их сдерживали веселые конюхи. Собаки порывались драться, и приставали к псарям играть. Смеялись и кокетничали дамы разных возрастов, с теми, что помоложе, игриво заговаривали молодые графы и князья, более старшие господа учтиво кланялись друг другу. Балом правила Анна — высокая, стройная, в роскошном шитом золотом охотничьем костюме красного бархата, она отдавала приказания направо и налево, подавала руку в алой перчатке для поцелуев, гладила собак, хлопала лошадей по крупу, кормила их сладостями, и то и дело отпивала согревающий пунш из высоких тонких фужеров, разносимых проворными слугами.
— А, Енот явился! Подойди–ка, шут! — повелела она, гордо обратив к нему соколиные глаза свои. Енот покорно подошел, пугливо обходя огромных для него, добродушно фыркающих лошадей.
— Да, чудесная сударыня?
— Господа, полюбуйтесь на моего дурака! Как вы его находите? — смеясь, обратилась прекрасная графиня к гостям. Человечек, привыкший к унизительной роли смешной вещи, поклонился и прошелся на руках, сделал сальто, и прокричал на манер ярмарочного зазывалы:
— Пресветлые господа! Пожалуйте сюда! Замок святой Анны приглашает вас на травлю лисы… Травите же, травите ее, она вся к вашим услугам! Но не забудьте, умоляю вас, об осторожности! Лиса — мелкое, но хитрое животное, опасайтесь ее острых зубов, как бы она, в обход ваших превосходно родовитых как и вы собак, не укусила вас! Ведь лиса не знает о ваших регалиях, и не интересуется, кого из вас принимал король, она просто хочет жить…Ну, а если вы все же избежите ее зубов, а я уверен, так оно и будет, то схороните ее за оградой… — и дерзко посмотрел на нахмурившуюся госпожу.
— Что ты несешь, ошибка Бога! — прикрикнула она, прекрасно разобрав намек — за оградой хоронят бродяг, ведьм, воров, самоубийц, и… шутов!
— Я лишь желаю удачи в Вашем сегодняшнем предприятии, драгоценная госпожа, и стремлюсь предупредить о возможной опасности!
— Доброе утро, господа! — свежий, радостный голосок Марихен снял напряжение момента, и восхищенные взгляды устремились в ее сторону.
— Да здравствует чудесная госпожа моя, да падет низкой смертью дерзкая лиса! — прокричал шут, снимая со звоном шапочку, и кланяясь юной графине. Та нежно улыбнулась ему и чуть заметно порозовев, повела ресницами, догадавшись, что отвела опасность от допустившего двусмысленную вольность шута.
— О, юная графиня, вы столь прекрасны, что мне приходит лишь сравнение со свежей розой, но оно так жалко и бледно по отношению к вам! — завел сладкую песню смущенной Марихен сосед–герцог, и обнаглевший шут неожиданно для себя почувствовал вдруг укол ревности. «Что это со мной?» — удивленно подумал он, и в этот миг резкая боль ожгла его поперек спины — подрастающий господин Готлиб — Ян нещадно прошелся охотничьей плеткой по Енотовым лопаткам.
— Чего стоишь, ворон хватаешь, давай, скажи–ка мне, на что похожа вон та дама, с дурацким фазаньим пером на шляпе! — злорадно указал он глазами.
— На женщину, Ваше сиятельство… — начал Енот, но граф недовольно скривился, снова замахнувшись, — но объевшуюся помидоров, отчего распух ее живот, да так, что и корсет не утянул, а лицо покрылось пятнами!
Тут Готлиб — Ян, не выдержав, захихикал, и отвернулся — лицо почтенной баронессы и вправду имело неровный цвет, и эту досадность она пыталась исправить пудрой, что, однако, только усугубляло положение. Еноту было очень неприятно издеваться над чьей бы то ни было внешностью, но того требовал жестокий маленький хозяин, и он не мог не подчиниться.
— Ну, что ж, господа, отъезжаем! — возгласила Анна, — Енот, поди сюда, шут! Ты непременно должен поучаствовать!
Один из конюших по знаку графини поднял карлика, и ловко посадил на лошадь впереди Анны. Та, захохотав при виде его растерянности, крикнула:
— Вперед! — и вся шумная процессия понеслась вон со двора.
— Он будет охотиться на мышей! — злорадно крикнул Готлиб — Ян, вырываясь вперед, и так глянул на мать, что той стало нехорошо. «Я поговорю с ним вечером решила она, и больше не думала о неприятностях, без остатка отдаваясь счастливому полету скачки.
— Готлиб — Ян, я непременно хочу поговорить с тобой! — начала Анна, пытаясь поймать взгляд юноши, но тот мрачно уставился на трепещущее огненное сердечко свечи, и молчал. Енот, по повелительному жесту хозяйки поклонился и тихо вышел. Сил нет от капризных господ! Ему, при его физической слабости очень нелегко постоянно быть на ногах, а то и на руках, и вертеться без конца, развеивая благородный графский сплин! Да еще изматывающие ночные посиделки с графиней!
— Вечер добрый, Герда! — вошел он на кухню, и устало опустился на сундук в углу.
— Входи, входи, Кристи! Я уж думала, ты больше и вовсе не станешь навещать старуху! — проворчала кухарка, подавая стакан подогретого вина измученному Еноту..
— Старуху — не стану, а вот любезную умницу Герду проведаю! — подольстился шут: — Да ведь ты знаешь, добрая моя, не я тому виной, что не часто бываю в твоей обители душевной! — благодарно принял он угощение.
— Ты видишь и сама, как издерган и истощен я постоянными забавами повелителей! — продолжал он, выпив половину: — Я день–деньской, подобно обезьяне, хожу на руках, стою на голове, жонглирую и читаю стихи…
— Да–да, вот ведь и я так на кухне! Ведь чего только господам не вздумается к столу — рыбы, пирогов, супа такого–сякого, уж и не знаю, чего только не приходится делать! — и они сочувственно чокались глиняными стаканами с терпким господским вином, выпивая за их же здоровье. Старуха подливала себе еще и еще, а бедняжке карлику хватало и одной порции. Постепенно хмелея, они как раз сошлись на том, что не смотря на капризы, таких добрых господ еще поискать, и им редкостно повезло, когда хлопнула дверь, и старый Иоганн передал приказ госпожи явиться к ней шуту незамедлительно. Тот вздохнул, покоряясь, поцеловал на прощание грубую руку кухарки и повлекся через мрачные своды узкого коридора.
— Госпожа желала меня видеть? — привычно спросил карлик, входя в слабо освещенные покои графини.
— Да–да, мой верный слуга, входи! — подняла голову задумчивая Анна: — Садись, и говори со мной как друг, мой мудрый шут!
— Я не посмею, сударыня! — усмехнулся Енот, садясь.
— Ты? Брось! Я в самом деле намерена просить у тебя совета!
— О, что это за времена, когда пресветлая графиня совета просит у шута! — стихотворно воскликнул человечек, подняв в потолок глаза и воздев руки.
— Ах, Енот, Енот! Да ведь я серьезно! А ты даже при добрейшем моем расположении к тебе ни на минуту не забываешь, что ты шут! Но ведь здесь, в моих покоях, ты гораздо больше, чем смешная вещь, годная лишь для развлечений! Ведь вот сколько уже дел, готовых разразиться скандалом, улажены миром только по тихому твоему совету! — горячо проговорила Анна, подаваясь вперед: — Так не смей же и сегодня оставить меня без доброй помощи!
