Его улыбка почти обезоружила Селину, и она позволила себе слегка расслабиться.
— Вы долго находились на Востоке?
Не подобает, конечно, задавать вопросы незнакомцу. Он ведь не разжигал ее любопытства, просто упоминание дальних экзотических краев повергло ее в трепет и волнение. А то, что он, в сущности, иностранец, объясняло его необычные манеры, как, вероятно, и его бронзовый загар.
— Я жил на чужбине с самого раннего детства, за исключением времени, проведенного в школе в Англии. Но вас, должно быть, удивляет, почему я позволил себе подойти к вам.
Разве она не говорила именно об этом, как только он появился?
— Моя ложа напротив. — Он сделал неопределенный жест. — Кто-то желавший представиться мне заметил вас и упомянул ваше имя.
Селина посмотрела на противоположную сторону зрительного зала:
— Удивляюсь, как кто-то из вас мог увидеть меня. Возможно, у вас есть театральный бинокль, о которых я слышала.
На мгновение ей показалось, что его взгляд стал задумчивым:
— Точно, но это не имеет значения. Как я понял, вы живете в Дорсете?
— Да. — Она подумала, почему такой явно процветающий и красивый мужчина интересуется ею?
— Превосходно. Я сам только что приобрел собственность в этом графстве.
Она подавила в себе желание сказать колкость: мол, Дорсет — крупное графство и там много жителей.
— Представьте себе мое удивление, когда я узнал, что вы фактически живете в Найтхеде!
— Вы знаете мой дом? — Селина совсем притихла.
— Я слышал о нем. Это несколько севернее, но неподалеку от деревни Литтл-Паддл.
— Да. Неподалеку от Литтл-Паддл.
Под жилетом из белого шелка с большим вырезом грудь Иглтона выглядела в высшей степени массивной.
— Восхитительный особняк скромных размеров, но удивительно гармоничный, постройки времен короля Иакова I, — сказал Иглтон. — В других частных домах не найти таких витражей, вызывающих всеобщее восхищение… Так мне говорили. И парк… Я слышал, что парк очарователен, он создан усилиями…
На его лице дрогнул мускул, но он улыбнулся, несколько натянуто, как подумала Селина, и продолжил:
— Возможно, я что-нибудь перепутал, но, кажется, кто-то рассказывал, что одна леди, жившая там, создала розарий и распланировала все поместье. Ей нравились открытые пространства лугов и самым нетрадиционным образом размещенные, беспорядочные посадки рододендронов и прочих растений. Я прав?
Селина нахмурилась. Этот человек поверг ее в смущение.
— Вы верно описываете поместье, сэр. Но что касается общего обустройства, то здесь, боюсь, вы ошибаетесь. Моя мать часто рассказывала мне, какого труда стоило придать поместью его нынешний вид. По-видимому, когда мой отец купил его, ко всему требовалось приложить руки и не жалеть сил.
Иглтон высоко вздернул подбородок и смотрел поверх головы Селины, будто увидел нечто новое. Он что, чем-то рассержен? Селина хранила молчание. Летти сидела рядом с ней лицом к зрительному залу, углубившись в чтение театральной программы.
Селина обнаружила, что не может отвести взгляд от этого спокойного человека, которому, казалось, трудно уместиться в тесной ложе. Она впервые почувствовала, как снизу поднимаются мелкие волны паники, но нашла, что при всем том в этом даже есть что-то приятное. Если разобраться, то сейчас ее ощущения были ближе всего именно к тому, чего Дейвид считал важным избегать любой ценой, — она испытывала удовольствие. Причем удовольствие чисто физическое, лишь очень отдаленно связанное с игрой ума. А Дейвид предупреждал ее: подобный тип удовольствия может вызвать коварное возбуждение плоти, которое почти невозможно сдержать, и оно ввергает человека в пучину… страсти.
Селина содрогнулась. Она знала — даже слишком хорошо — судьбу женщин, сдавшихся на милость страсти. Хватит глупостей!
— Спасибо за визит, мистер Иглтон. Надеюсь, вам понравится в Дорсете.
Джеймс едва сдержался, но сумел успокоиться настолько, что смог еще раз взглянуть на девушку, сидевшую перед ним. Это оказалось трудным не потому, что зрелище было неприятным. Нет, красота ее приводила в восхищение.
— Уверен, что в Дорсете мне очень понравится, — сказал он, стараясь, чтобы не прорвалось наружу бешенство, клокотавшее в его мозгу. Ведь жена Годвина посмела приписать себе заслугу создания великолепного парка, который на самом деле был делом рук нежно любимой матери Джеймса и который она вынуждена была покинуть. А Дариус Годвин лгал своей дочери. Столько времени прошло с тех пор, и ложь, без сомнения, для всех превратилась в подлинный факт. Для всех, за исключением Огастеса Сент-Джайлса, третьего маркиза Кастербриджа, и Джеймса. Молодой человек был племянником маркиза и его единственным наследником. Когда Джеймс недавно прибыл в Англию, бездетный маркиз радостно приветствовал его, единственного сына своего умершего младшего брата Френсиса, в роскошном родовом поместье Моршем-Холл на дорсетском побережье. Джеймс, по собственному выражению старика, «был ответом на истовые молитвы, обещанием будущего для древнего рода, которому грозило вымирание».
Начиналось второе действие пьесы, а он чувствовал себя пригвожденным к месту разверзшимся злом предательства давних дней. Не покидала мысль, что эта приятная девушка может стать потенциальным орудием в чьих-то руках.
— Когда вы возвращаетесь в Найтхед? — Джеймс услышал собственный вопрос, как будто заданный кем-то другим.
Моментально взлетевшая вверх тонкая бровь дала ему знать, что Селина видит, насколько неуместен вопрос.
— Простите, если мое любопытство задевает вас. Я так давно не был в обществе и все еще забываю, что здесь правила приличия более строги. — Он лгал, но она едва ли когда-либо узнает это. — Замок Блэкберн — мой… мой первый дом, которым я владею в Англии. Я теперь как ребенок с новой игрушкой.
Мимолетно проскользнула мысль, что давно уже было пора начинать совсем другие игры. Джеймс всегда легко добивался побед над женщинами, но он обнаружил, что ему скучно думать еще об одном таком завоевании. Хотя женщину, сидевшую напротив, можно считать какой угодно, но только не скучной…
— Замок Блэкберн? — Она чуть наклонилась, и он заметил, что платье сидит на ней не совсем так, как надо, из-за высокой, полной груди. — Если это тот самый замок Блэкберн, который я знаю, то он принадлежит старому сквайру Лоудеру до самой его смерти. Это меньше трех миль от Найтхеда.
У Джеймса пересохли губы.
— То самое место, — сказал он Селине. — Как я понимаю, вы бывали в Блэкберне?
— Нет, не внутри. Сквайр жил очень уединенно, я слышала. Но я много езжу верхом, потому что… — Она умолкла в нерешительности. — В общем, я проезжаю мимо замка по нескольку раз на неделе.
Она отвернулась и глубоко вздохнула. Это движение почти высвободило из-под корсажа стоявший торчком бледно-розовый сосок. Джеймс судорожно глотнул и крепко прикусил нижнюю губу. При виде ее пышных грудей ему захотелось коснуться ее кожи, напоминавшей атлас цвета слоновой кости. Он хотел бы сдернуть лиф вниз, чтобы его руки наполнились ее плотью, хотел бы толкнуть ее на душистую траву, или на мягкие простыни, или даже здесь на пол и узнать вкус ее полных губ, ее шеи, этого соблазнительного соска, что превратится в твердый бутон у него между зубами. И когда она застонет и забьется под ним, выпрашивая все, чему он научил бы ее с таким удовольствием, тогда придет время для остального…
— Желаю вам насладиться вашей игрушкой, — сказала неожиданно Селина. У него возникло ощущение, что она прочитала его мысли, и он чуть не задохнулся. Но она, конечно, имела в виду замок.
— Благодарю вас. И надеюсь, вы разрешите заглянуть к вам в Найтхед?
Она взглянула ему прямо в глаза, и он сжал за спиной руки в кулаки. Эта девушка — золото, она как картина, написанная в медово-кремовой гамме…
— О, разумеется. Однако я не вернусь в Дорсет до конца сезона. Но потом буду рада принять вас.
— Быть может, вы позволите навестить вас в Лондоне?
— О-о! — На мгновение ее демонстративная холодность исчезла. — Мы остановились на Керзон-стрит. Но я не уверена…
Он улыбнулся успокаивающей улыбкой:
— Благодарю вас. Тогда — до встречи?
— До встречи. — Ее ресницы опустились. Джеймс удалился.
Задернув портьеры ложи, Джеймс присоединился к Вон Телю, который поджидал его в конце коридора.
— Вы похожи на человека, побывавшего в бою, — заметил Вон Тель. — На человека, который сражался, победил и насладился каждым прожитым мгновением.
— Ты, как обычно, проявляешь выдающиеся способности к умозаключениям. Да, я сражался и одержал победу. — Достигнув лестницы, ведущей вниз, Джеймс зашагал через две ступени. — Это была лишь первая схватка, мой друг, но я установил, что начинаю оценивать предстоящую войну с гораздо большим удовольствием, чем ожидал.
