Девушка улыбнулась в ответ:
— Мне очень понравилось. Скоро смогу делать большую часть рутинных дел без твоей помощи.
— Тебе правда понравилось? — недоверчиво переспросил Саймон. — Вот ты и будешь этим заниматься. Я бумажки терпеть не могу!
— И очень хорошо. Отныне я буду твоей секретаршей.
На следующий день после обеда Саймон пошел к Урсуле. Клэр увидела его только за ужином, поскольку сразу после ужина он снова отправился обратно. Когда жених не вернулся к одиннадцати часам вечера, Клэр не стала его ждать и легла спать. Но чувство непонятной тревоги не покидало ее. Может быть, угнетал предстоящий торжественный ужин, к которому они ждали гостей…
Не имея опыта устроительства приемов, Клэр испытывала естественное волнение. Ведь она не могла не понимать, что Саймон непременно будет сравнивать ее умения с достоинствами Урсулы, причем не в пользу Клэр.
На следующее утро Саймон опоздал к завтраку, и Клэр с Линди пришлось его ждать. Боясь, что Линди невольно проболтается о вчерашней провинности Клэр, девушка несколько раз предупредила малышку, чтобы та поменьше болтала, потому что у дяди Саймона сейчас много дел и он очень устает. Клэр переживала, что все вышло нечестно и фальшиво, и ненавидела себя за то, что не может рассказать Саймону, как все было на самом деле. Впрочем, ее страхи были достойным наказанием за обман, подумала она, когда Саймон наконец вошел в столовую.
Клэр изумилась, когда он взглянул на нее с презрением. Что случилось? Неужели узнал о ее опоздании к Линди? Или здесь что-то другое? Но все равно из-за этого он не стал бы так сердиться. Такую ярость могла вызвать только причина ее задержки. За завтраком она продолжала исподволь наблюдать за ним и убедилась, что Саймон ничего не знает о Линди. Его злость вызвана другим — он знал, что вчера она была в доме священника. Но кто мог ему сказать? Этого не знал никто, кроме Кена и ее самой.
Нервно сглотнув, Клэр попыталась завязать разговор, но мужчина отвечал односложно и сквозь зубы, так что она скоро замолчала. Линди тоже почувствовала дядино дурное расположение духа и не сказала ни слова.
Когда наконец завтрак, во время которого нервы у всех были на пределе, подошел к концу, Саймон резко и безапелляционно заявил Линди, чтобы она погуляла с собакой. Девочка хотя и побежала радостно из комнаты, тем не менее, прежде, чем выйти, бросила на дядю удивленный взгляд. Он в последнее время не позволял себе такого резкого тона.
Дверь за малышкой закрылась, и Клэр застыла в нервном ожидании. Несмотря на решимость оставаться во что бы то ни стало спокойной, у нее поджилки тряслись от страха.
— Черт тебя подери! — резко бросил Саймон, и она, не в силах выдержать его яростного взгляда, опустила глаза. — И как ты все это объяснишь?
— Что объясню?
— Только не надо притворяться, будто ничего не понимаешь! — закричал жених, вскакивая со стула. — Я велел тебе не ездить к священнику, а ты опять была у него в понедельник вечером!
— Я не ребенок, — заявила девушка как можно спокойнее. — Хотя не представляю, откуда ты об этом узнал. Но ты должен уяснить себе, Саймон, я не потерплю, чтобы мной командовали. Кен мой друг, и я только хотела помочь…
— Ах вот как! Он твой друг? И все?
— Как ты смеешь говорить мне в лицо такие вещи? — вспылила Клэр, укоризненно поглядев ему в глаза. — Ты злишься и сам не знаешь, что говоришь.
— Я не позволю себя дурачить! Ты возвращалась домой по ночам последние две недели, я даже не знаю, во сколько. Неужели так много времени нужно, чтобы привести дом в порядок?
Он стоял перед ней побледневший от гнева. Клэр решила, что ей лучше тоже встать. Она чувствовала себя униженно и неуверенно, когда он возвышался над ней. Но Саймон стоял слишком близко, и она встать никак не могла.
— На самом деле я не так уж часто ездила к Кену. И не оставалась у него за полночь, как ты говоришь, — возмущенно парировала девушка. — Иногда я проводила у него не больше часа. И почти всегда возвращалась домой к девяти. Ты прекрасно это знаешь.
— Да, ты предусмотрительно старалась приехать пораньше, если знала, что я буду дома. Только в воскресенье ты просчиталась, да? Думала, что я пробуду у Урсулы до одиннадцати, сама сказала. Однако ты ловко выкрутилась в тот раз.
— Да как ты смеешь так со мной разговаривать? — Щеки у Клэр пылали. Она оттолкнула назад свой стул, и Саймон отошел, чтобы дать ей встать. — Как ты можешь вообще обсуждать со мной такие вещи, после того как сам говорил, что доверяешь мне, и даже извинялся за свое недоверие! Я была тогда у Мег! Можешь сам пойти и спросить ее, если хочешь. Я не знаю, откуда тебе стало известно, что в понедельник я ездила к Кену, но я не сомневаюсь, тут не обошлось без Урсулы… — Девушка сжала кулаки. Она отбросила всякую осторожность, уже не заботясь о том, что говорит. — Если эта сцена — образец нашей будущей семейной жизни… Если ты и дальше будешь слушать ее измышления, придираться ко мне и подозревать бог знает в чем — мне этого не нужно! Довольно! С меня хватит! Можешь считать нашу помолвку расторгнутой!
— Ах вот как? — Он посмотрел на нее сверху вниз ледяным взглядом.
Его высокомерное, презрительное отношение, как в самом начале их знакомства, только распалило ее.
— Мне надоело твое диктаторство! С меня довольно. Слышишь?!
— Весь дом тебя слышит, — отозвался Саймон. Голос его звучал убийственно холодно и спокойно. — Нет, Клэр, у тебя ничего не выйдет. Ты меня только разозлишь. Ты впадаешь в мелодраму.
Но Клэр швырнула свое кольцо на стол.
— Ах, ты разозлишься! Можешь вымещать свою злость на слугах, на племяннице, но только не на мне!
Его лицо медленно начало наливаться пурпурным румянцем. Он угрожающе шагнул к ней.
— Еще раз посмеешь так со мной разговаривать — и узнаешь, что бывает, когда я всерьез разозлюсь! Ты сама наденешь кольцо обратно или мне это сделать?
— Ты не можешь заставить меня выйти замуж насильно! — в отчаянии закричала Клэр. — Я не выйду за тебя, ни за что!
— Помолвка — это взаимный договор, — негромко напомнил Саймон. — Ты согласилась по доброй воле. И я хочу, чтобы ты соблюла свои условия договора.
Ситуация складывалась отчаянная. Клэр вдруг почувствовала себя разбитой и несчастной. Она больше не была способна ни на какое сопротивление. Саймон стоял в непреклонной позе, с таким видом, будто никто на белом свете не может его переспорить и ослушаться, и ее слабые попытки отстоять свою позицию показались глупыми и бесполезными. Она взмахнула рукой в слабом, беспомощном жесте, и Саймон молча надел ей кольцо на палец. Минуту он держал ее за руку, и наконец злой огонек в глазах погас.
— Хочешь, я сам отвезу Линди в школу? — спросил он почти ласково. — Может быть, тебе хочется отдохнуть?
Клэр покачала головой, глядя на него как обиженный ребенок. Это было странно и нелогично, но от такого перехода от злости к нежности ей почему-то неудержимо захотелось плакать.
— Я сама отвезу. И потом, мне все равно надо кое-что купить для Тильды.
— Отлично. — Он помолчал. — Урсула все-таки хочет продать все. Она переезжает жить во Францию, к тетке.
— Неожиданное решение. Еще вчера она мне говорила, что присмотрела домик поменьше и собирается его купить.
Клэр посмотрела на жениха, как бы спрашивая о причинах внезапной перемены планов. Но Саймон остался невозмутимым, всем видом показывая, что дальнейшие расспросы неуместны. Поэтому, пожав плечами, девушка пошла к Линди, которая терпеливо дожидалась ее в машине.
Клэр пошла в дом к Урсуле с венком от Тильды и других слуг Саймона. Урсулу она застала в слезах и невольно всем сердцем посочувствовала ей. Потеряв недавно отца, Клэр глубоко сопереживала горю Урсулы.
— Поблагодари их от меня, хорошо? — попросила ее Урсула, пытаясь вытереть слезы. — И спасибо тебе за все, Клэр.
— Да, хорошо, я передам им твою благодарность, — сердечно заверила ее Клэр.
— Ты даже не представляешь, что это такое — потерять отца и знать, что твой родной дом скоро пойдет с торгов. — Урсула посмотрела на нее сквозь слезы. — Все, чем ты жила, все, что было для тебя дорого, — потерять в мгновение ока!
Клэр ничего не ответила, Урсулу можно было понять. Она казалась вполне искренней в своем горе.
— Мой отец, — продолжала Урсула трагическим тоном. — Теперь у меня на всем свете осталась только одна родная душа.
«А у меня ни одной», — подумала про себя Клэр, но вместо этого нежно проворковала:
— Мне очень жаль, Урсула, поверь, мне очень жаль.
Она сказала это совершенно искренне, но ее слова подействовали на Урсулу неожиданным образом. Глаза красотки потемнели от злости. Она заскрежетала зубами и молча с откровенной ненавистью глянула на Клэр, дергая платочек, словно готовая разорвать его в клочки.
