— А-а-а! — закричала, завизжала, загремела толпа, сомкнулась, схватила, стащила с козла чудище и стала рвать на части и его и козла. Воздух наполнился пронзительным криком, полетели клочья шерсти, брызнула кровь. Разбежалась в страхе свита побежденного правителя. Алексей Борисович уловил испуганный взгляд Прыгунова, спрыгнувшего со своей клячи и пытавшегося затереться в толпе, увидел, как двое дюжих мужиков схватили Вадима Никитовича и стали что есть сил бить его. Наконец взгляд писателя остановился на рыжебородом Ване, обтирающем о рубаху окровавленные руки.
— Вот он, наш царь-государь вседержавный! — вдруг завопил Ваня, указывая на Алексея Борисовича обеими руками.
— У-а-а! — закричала толпа и, разделавшись со старым правителем, бросилась к господину Борину.
— Вы что? Какой я вам государь! Отпустите меня!..
В радостном ликовании люди подхватили на руки и принялись качать своего избавителя. В один из таких качков писатель, совершенно растерявшийся, вдруг с ужасом понял, что его чемоданчик с рукописью исчез, а правая рука судорожно сжимает лишь оторванную от него ручку.
— Отпустите! Отпустите, прошу вас! — взмолился писатель. — Отпустите хоть на минуту! Я книжку свою потерял!
Но толпа не слушала, да и не желала слушать писателя. В блеклых лучах заходящего солнца, с криками ликования, люди уже несли своего нового героя к распахнутым воротам Спасской башни.
— Отпустите! Отпустите хоть на минуту! — закричал во сне Алексей Борисович. Лицо его покрылось потом. Он вдруг заворочался, заметался в постели, до смерти перепугав сидевшую рядом жену.
— Господи! Алеша, что с тобой? — всхлипнула Виктория Сергеевна.
— Вика? — Писатель открыл глаза и перестал биться на кровати. — Вика, солнышко, ты когда приехала?
— Алексей, скажи, тебе очень плохо?
— Нет, что ты! Я просто видел ужасный сон. Мне приснилось, что я потерял рукопись. Так когда ты приехала?
— Утренним поездом. Алеша, скажи, что с тобой?
— Со мной все в порядке, дорогая моя. Я совершенно здоров, цел и невредим. Вот только руки немного обжег. Но это ерунда. Можешь спросить у врача, еще пара дней, и я выйду отсюда.
— Господи! Ну почему, почему вечно с тобой что-нибудь происходит? Неужели правда все, что пишут эти мерзкие газеты?
— Солнышко, не волнуйся, прошу тебя. Честное слово, ничего страшного не случилось. Разве можно в наше время верить всему, что пишут в газетах? Так ты из газет все узнала?
— Узнала. Друг твой, Вадим Прыгунов в тот же день дал мне телеграмму. Сегодня утром его шофер встречал меня на вокзале.
— Вадим Никитович? Молодец. — Лицо писателя озарилось улыбкой. — Все-таки, у меня самые лучшие друзья. Он заходит ко мне. Каждый день заходит. Удивительно, что до сих пор его нет.
— Алексей, это правда, что тебя допрашивают?
— Да. Заходил тут один полковник. Очень суровый человек.
— В Саранске теперь говорят, что тебя посадят в тюрьму. Это какой-то кошмар!
— Вика, милая, пожалуйста, успокойся. Никто никуда меня не посадит. Это все слухи. Земля слухами полнится. Ничего страшного в этом нет.
— Для тебя всегда ничего страшного нет. Там все с ума посходили из-за этого жеребенка. Вот, почитай! — Виктория Сергеевна подтянула к себе висевшую на стуле дамскую сумочку, раскрыла ее, извлекла несколько газетных вырезок и отдала их мужу.
Мнения саранских газет были весьма разнообразны, хотя и резки, как на подбор. Губернская газета «Мордовский вестник» в похищении жеребенка, а заодно и в трагической гибели его матери обвиняла несколько конкурирующих конно-заводческих фирм, а также заграничные спецслужбы, практикующие экономический и прочий шпионаж. Правая газета «Саранск» в общем соглашалась с мнением «Вестника», однако, как в старые добрые времена, не исключала причастности к преступлению местных еврейских общин и организаций. Газета мордовских националистов «Великий Мокшанин» смело причислила к преступникам не только писателя Борина, но и самого губернатора со всей его свитой. Газета еврейских общин «Шалом», как обычно, всех и вся обвиняла в антисемитизме и разжигании национальной розни. В заключение все газеты в один голос предрекали всевозможные ужасные последствия — банкротство конезавода, резкое понижение уровня жизни, чуть ли не обнищание губернии и всяческие беспорядки, которые якобы должны обрушиться на город в самое ближайшее время.
Алексей Борисович быстро пробежал глазами статьи, затем вернул их жене и с грустью произнес:
— Пресса, мать ее… Нашли себе сенсацию. Теперь они будут понемногу подбрасывать щепочки в костер, пока он не превратится в большой пожар. Потом они спохватятся, но будет поздно… В общем, они правы. Если конезавод разорится, губернию действительно ожидают неприятности. Все это очень печально. Но ведь мы с тобой, дорогуша, и не такое повидали, правда?.. И не читай ты эти дурацкие газеты. Пишут, сами не знают что…
Послышался стук, негромкий и осторожный. Дверь приоткрылась, и в больничную палату заглянула очень хорошенькая девушка лет двадцати.
— Алексей Борисович, здравствуйте, — застенчиво улыбаясь, произнесла девушка. — Я, наверное, не вовремя?
— Здравствуйте, — сказал Алексей Борисович. — Заходите, дорогая. Вы по какому делу ко мне?
Девушка вошла. Это была высокая и стройная брюнетка с прекрасными детскими глазами и длинной девичьей косой. Одета она была очень скромно, никакой косметики не было на ее лице. В руках она держала маленькую сумочку и великолепный букет из пяти темно-малиновых роз.
— Алексей Борисович, я только на минутку… Я бы… Мы бы только хотели попросить вас…
— Вы бы хотели, чтобы я посетил вас и что-нибудь вам почитал, — сказал писатель.
— Да, да, — закивала стеснительная красавица. — Мне сказали, что вы уже выздоровели, и мы решили пригласить вас…
— Понятно, понятно. Проходите, прошу вас. Не стоит так долго стоять на пороге. Присаживайтесь.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала Виктория Сергеевна, указывая девушке на стул.
— Спасибо. Это вам, — растерянно сказала девушка и протянула жене писателя букет.
— Прекрасные розы, — восхитилась Виктория Сергеевна. — Спасибо. Кажется, Алексей, они предназначались тебе.
Девушка заметно покраснела.
— Извините, пожалуйста, Алексей Борисович. Если только сможете, обязательно приходите к нам…
— А кто это «мы»? — спросил писатель.
— Мы — клуб «Возрожденный Пегас», — наконец пояснила девушка.
Алексей Борисович удивленно поднял брови.
— Кажется, «Возрожденный Пегас» — поэтический клуб, — сказал он. — Но ведь я не поэт.
— Конечно, конечно, — согласилась скромная красавица. — Мы знаем, что вы не поэт, но все равно ценим и любим ваши произведения…
— Ну хорошо. Я обязательно постараюсь выбрать время и наведаться к вам.
— Спасибо, Алексей Борисович! Огромное вам спасибо! Вот здесь, на карточке есть наш адрес и телефон. Мы ждем вас с нетерпением!.. И… У меня еще одна просьба к вам. Только я не знаю…
— Я внимательно вас слушаю.
— Алексей Борисович. Я бы очень хотела… Я бы хотела, чтобы вы прочитали мои стихи. Вот, у меня здесь совсем немного… Если у вас будет время…
— Ладно, хорошо. Оставьте, я обязательно прочту их. Я надеюсь, что они так же прекрасны, как и их автор.
— Спасибо, — еще больше раскрасневшись, сказала поэтесса. — До свидания…
— До свидания, дорогая. Как только выйду отсюда и немного разберусь с делами, обязательно позвоню в ваш легендарный клуб.
— До свидания, — сказала Виктория Сергеевна. — Спасибо за цветы.
Девушка положила небольшую тетрадку со стихами и карточку на маленький столик, где уже лежало несколько таких приглашений, и, еще раз извинившись, удалилась, столкнувшись в дверях с господином Прыгуновым Вадимом Никитовичем.
— Прошу, мадемуазель. — Прыгунов галантно отступил в сторону, пропустил девушку, затем прошел в палату.
— Добрый день, господин величайший писатель! Как твое драгоценное здоровье?
— Я в порядке. Здравствуй, Вадим.
— Здравствуй, Виктория! Как ты оказалась здесь раньше меня?
— Здравствуй. Рада видеть тебя, Вадим.
— Спасибо тебе за то, что встретил ее.
— Не за что, друг мой, не за что. Я велел своему шоферу отвезти ее сначала в одно очень укромное место, но она не послушалась и заставила его мчаться прямо сюда. Ну да ладно. У меня для вас хорошие новости. Твоя невиновность по этому дурацкому делу безоговорочно доказана. Из обвиняемого ты переходишь в свидетели. Департамент полиции за причиненный моральный ущерб приносит тебе извинения. Впрочем, их можно понять. За раскрытие дела обещаны огромные деньги. Это для них поинтереснее, чем искать насильников и убийц. За такое вознаграждение они из самого губернатора Пужайкина могли бы душу вытрясти. К тому же многое действительно было против тебя. Чеченец, показания этого психа Маркеева. В общем, я думаю, ты не держишь на наши органы правопорядка особого зла. Они выполняли свою работу, может быть, конечно, в не совсем деликатной форме. Что касается прессы, то вот тебе мое слово — уже в вечерних газетах появятся опровержения. Так что можешь спокойно выписываться и читать свои лекции. Кстати, у меня для вас обоих сюрприз. Я хотел еще с утра показать это Виктории, но она от меня сбежала. Да! Знал ли ты, уважаемый Алексей Борисович, что от нашего многоуважаемого Михаила Андреевича сбежала его прекрасная женушка, и сбежала на том же злополучном поезде?
