— А что вы порекомендуете? — спросил Бен.
— Я вас не знаю, мне трудно предположить, что бы вам подошло. Расскажите мне о себе поподробнее, — попросила она просто и прямо.
— Если вы с каждым клиентом обсуждаете его личные обстоятельства, то на оформление одного заказа у вас, вероятно, уходит недели три.
Глаза Фионнулы сверкнули.
— Я не вожусь так с каждым клиентом. Но вы же потеряли жену, к вам нужен особый подход. Надо подобрать по-настоящему хороший вариант.
Это правда, подумал Бен, он потерял жену. К горлу подступили слезы.
— Вы бы не хотели жить в семье, правда? — спросила Фионнула, притворившись, будто не видит, что он сейчас расплачется.
— Не хотел бы, если только не найдется кто-то столь же замкнутый и неразговорчивый, как я. Но такие обычно не зовут к себе туристов.
— Вам, наверное, очень тяжело? — сочувственно спросила она.
— Другие же как-то справляются. В этом городе наверняка полно людей, которые кого-то потеряли. — Бен снова спрятался в свою скорлупу.
— Вы могли бы остановиться у моего отца, — сказала Фионнула.
— Что-что?
— Вы окажете мне большую услугу, если поедете к нему пожить. Он намного суше и сдержаннее вас и будет справлять Рождество один.
— Да, но…
— Он живет в большом каменном доме с двумя колли, которых каждый день нужно часами прогуливать по пляжу. Еще там есть неплохой пивной бар — всего пятнадцать минут ходьбы. Он себе даже елку не ставит, потому что всегда один.
— А почему вы не едете к нему? — Бен задавал такие же прямолинейные вопросы, как и эта девушка. Обычно он не вел себя так с теми, кого видел первый раз в жизни.
— Потому что я покинула родной город и поехала за молодым человеком в Нью-Йорк. Думала, он будет любить меня и все у нас будет хорошо.
Бен не спрашивал, все ли хорошо: было и так ясно, что отношения не сложились.
Фионнула продолжила:
— Отец вспылил, меня тоже захлестнули эмоции, и вот я тут, а он там.
Бен посмотрел на нее:
— Но вы могли бы позвонить ему, а он мог бы позвонить вам.
— Это не так легко: мы оба боимся, что другой бросит трубку. Если не звонить, ничего такого не случится.
— То есть я должен выступить в роли миротворца, — пояснил Бен.
— У вас милое, доброе лицо, и вам нечего делать, — простодушно призналась она.
Собак звали Закат и Ряска. Нил О’Коннор извинился и сказал, что сложно представить себе более идиотские имена для колли, но их когда-то так назвала его дочь, а теперь уже поздно что-то менять — собаки любят постоянство.
— Как и дочери, — заметил Бен-миротворец.
— Наверное, вы правы, — ответил отец Фионнулы.
Они съездили в город и купили снедь к рождественскому столу: стейки и лук, плавленый сыр и изысканное мороженое с кусочками шоколада. В сочельник сходили на вечернюю службу. Нил рассказал Бену, что его жену тоже звали Эллен. Оба поплакали. А на следующий день надо было приниматься за приготовление мяса, и о вчерашних слезах никто не упоминал.
Они бродили по окрестным холмам и берегам озер, заходили к соседям и болтали.
На билете Бена не было даты вылета.
— Мне нужно позвонить Фионнуле, — как-то сказал он.
— Она же ваш турагент, — согласился Нил О’Коннор.
— И ваша дочь, — заметил Бен-миротворец.
Фионнула сказала, что в Нью-Йорке холодно и что люди уже работают в отличие от Ирландии, где наверняка все закрыто на две недели.
— Типичное ирландское Рождество прошло замечательно, — сообщил ей Бен. — Я не прочь остаться и на типичный ирландский Новый год… Так как насчет билета?
— Бен, у вас билет с открытой датой, вы можете улететь когда захотите… В чем проблема?
— Мы бы очень хотели, чтобы вы приехали сюда и отпраздновали с нами Новый год, — признался он.
— Кто это «мы»?
— Закат, Ряска, Нил и я — уже четверо, — сказал Бен. — Я бы позвал их всех к телефону, но собаки уже спят. Зато Нил стоит рядом.
Он передал трубку отцу Фионнулы. Пока они разговаривали, Бен вышел за дверь и посмотрел на Атлантический океан с другого, непривычного берега. Темное бездонное небо было усеяно звездами. Где-то там далеко обе Эллен, наверное, были довольны. Он вздохнул так глубоко и свободно, как не вздыхал с прошлой весны.
Перевод С. Марченко
На работе все чуть не умерли от зависти, когда Мэг объявила, что одиннадцатого декабря отправляется на месяц в Австралию.
— Там такая погода! — вздыхали они. — Такая погода!..
Как хорошо уехать из Лондона в эти холодные промозглые недели, когда на дорогах с утра до вечера сплошные заторы, по улицам бегают толпы суетящихся людей и кругом сплошная торговля да реклама.
— Везет же Мэг, — говорили коллеги, и, казалось, даже те, кто помоложе, искренне ей завидовали.
А она про себя улыбалась. Ей было пятьдесят три: по ее ощущениям, не так уж много, но она знала — большинство сотрудников думают, что ее можно списать со счетов. Они были в курсе, что у нее взрослый сын в Австралии. Но он их не интересовал, так как был женат. И еще они знали, что он не приезжает в гости к маме. Но если бы коллеги хоть раз увидели красавца Роберта, то заинтересовались бы им, не обращая внимания на его семейное положение. Роберт был таким умницей, отличником, капитаном школы[21]. Сейчас ему двадцать пять и он женат на гречанке по имени Роза, которую Мэг никогда не видела.
Роберт написал, что свадьба будет скромной. Однако, когда он прислал свадебные фотографии, Мэг подумала, что все это не похоже на непритязательную церемонию. Там собралось несколько десятков греческих родственников и друзей. Не было только семьи жениха. Она сказала ему об этом по телефону, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно. Но, как она и ожидала, его это все равно вывело из себя.
— Не суетись, мам. — Он всегда так говорил, даже когда ему было всего пять лет и он появлялся на пороге с разбитой коленкой, замотанной пропитанными кровью бинтами. — Родные Розы живут здесь поблизости, а вам с папой пришлось бы тащиться издалека. Это не так важно. Ты навестишь нас позже, когда у нас будет больше времени, чтобы сесть и поговорить.
Конечно, он прав. На этой свадьбе большинство гостей говорили по-гречески, к тому же ей пришлось бы увидеться с Джеральдом, бывшим мужем, и его нахальной женушкой. Вести с ними светскую беседу — нет уж, это было бы невыносимо. Роберт прав.
Теперь она собиралась повидать их, познакомиться с Розой, маленькой смуглой девушкой с фотографии. Мэг проведет месяц под теплым солнцем, посетит места, которые раньше видела только в журналах или по телевизору… Дети устроят в ее честь праздник, когда она привыкнет к разнице во времени. Должно быть, они думают, что она очень слабенькая, решила Мэг, раз дают ей на отдых целых четыре дня.
Роберт с азартом расписал Мэг, как они повезут ее в Аутбек[22] и покажут настоящую Австралию. Обычно туристы осматривают лишь несколько стандартных достопримечательностей. Но Мэг как следует узнает страну. В глубине души она мечтала, чтобы сын просто позволил ей сидеть целыми днями в садике и плавать в ближайшем бассейне. У Мэг никогда не было такого отпуска. Много лет подряд она вообще не отдыхала, потому что без конца копила деньги, чтобы покупать Роберту одежду, велосипеды и всякие подарки. Она думала, что они компенсируют ему отсутствие отца. Джеральд же ничего для мальчика не делал, кроме того что раза три в год кормил пустыми обещаниями и вселял призрачные надежды. В один прекрасный день он вручил сыну старую гитару, которая для того значила больше, чем все подарки, с таким трудом добытые матерью. Он играл на этой гитаре, когда встретил Розу, в тот самый год, который решил провести в Австралии. Здесь он узнал, что такое любовь, и приобщился к новому образу жизни, теперь намереваясь, как он сообщил матери, вести его всегда.
Коллеги по работе скинулись и купили для Мэг отличный легкий чемодан. «Слишком шикарно для меня», — подумала она. У человека, никогда не бывавшего за границей, не может быть такого чемодана. Когда она сдавала его в багаж в аэропорту, ей не верилось, что он принадлежит ей. На стойке регистрации сказали, что самолет переполнен: в это время года все «предки» отправляются на другой конец света.
— Предки? — смутилась Мэг.
— Ну, всякие бабушки, дедушки, — пояснил молодой человек за стойкой.
Мэг интересовало, не беременна ли Роза. Но тогда бы они не собирались в Аутбек. Не надо задавать лишних вопросов. Мэг внушала себе снова и снова, что не будет ни о чем спрашивать, чтобы не раздражать их.
Все пассажиры расселись по местам, и крупный широкоплечий мужчина, занимавший соседнее кресло, протянул ей руку и представился.
