Георгий Валентинович обеспечил Никиту несколькими заказами на рекламные ролики. Бусыгин вместе со своим оператором Димой Ереминым и звукачом Эликом Ридгером сделали такой видеоклип банка «Сигнал», что его тут же взяли на ЦТ, и через неделю вся страна дружно цитировала одного из героев бусыгинской рекламы: «Наш банк, как танк, силен и крепок, принимает деньги даже у малолеток…»
Никита и сам стал акционером «Альянса», у него появились деньги, а заказы на свои клипы он уже не искал, а отбирал только платежеспособных клиентов.
Но когда Громадский предложил Бусыгину сделать рекламу для салона «Алина» и познакомил его с новой манекенщицей Юлей Метлицкой, Никита, сразу оценив глазом профессионала внешние данные топ-модели, понял, что его звездный час настал. Он с головой ушел в работу над видеороликом, сутками просиживая в монтажной.
— Ну, что скажешь? — Никита исподлобья глянул в сторону Юлии, которая сидела слева от монитора и, не отрываясь, смотрела на экран.
— Это хорошо, но музыка, по-моему, как-то не соответствует… Я подумала, что будет интереснее, если сделать необычный ритм, — медленно говорила Метлицкая, стараясь подбирать слова, чтобы ненароком не задеть самолюбие режиссера.
— Хорошо, Юля. Я согласен. — Потом Никита кивнул видеоинженеру: — Давай смотреть дальше. У тебя все получается хорошо. Мне это нужно к завтрашнему дню, поэтому давай сегодня поработаем.
Дверь в монтажную открылась, и на пороге возникла Татьяна Орлова. Она чудесной улыбкой одарила всех собравшихся перед монитором, но едва Татьяна заметила Юлию, как лицо ее приняло строгое выражение.
— Никита, у нас возникла проблема со сроками. Ролик нам нужен через неделю. Похоже, что ты не успеваешь. Может, что-то отдать Грибову? И Юлия работает всего лишь шесть месяцев, — явно нервничая, говорила Орлова.
— У нее все хорошо получается. Да и я еще никогда не подводил, смею вас заверить, уважаемая Татьяна Сергеевна, — сердито проговорил Никита. — И потом, я терпеть не могу, когда меня прерывают во время работы, — Никита вытащил из пачки сигарету и закурил.
— Во-первых, господин Бусыгин, я не праздный любопытный и не особенная поклонница вашего таланта, — заливаясь краской гнева, отчеканила Орлова. — А во-вторых, я при исполнении своих служебных обязанностей. Как пресс-секретарь я должна доложить директору фирмы о ходе исполнения нашего заказа.
— Алина Павловна была здесь вчера, и она в курсе, что сделано и как, — спокойно проговорила Юлия, с интересом наблюдая за поведением Татьяны.
— Может, Алина Павловна, как вы изволили выразиться, «в курсе», но заказ оплачивает Георгий Валентинович, и ему необходимо знать, как его деньги расходуются, — Орлова с нескрываемой ненавистью смотрела в ясные глаза Метлицкой.
Наступила неловкая пауза.
— Если мне не изменяет память, то не далее как минут сорок назад Громадский, подписав мне очередное банковское поручительство и отпив с нашей группой по чашечке кофе, укатил на своем «ауди» в направлении Хаммер-центра, — смешно грассируя, сказал директор картины Даниил Самуилович Хайкин.
— Ага, вон и чашка его стоит, — хриплым прокуренным голосом добавила ассистент режиссера Наташа Чижевская.
— А в пепельнице останки его сигарет, вот, смотрите, — и худой верткий техник Женя Поливанов сунул под нос Орловой большую тарелку, полную окурков.
Татьяна в ужасе отпрянула и в тот же миг почувствовала всю нелепость происходящего. Она вновь полным негодования взглядом посмотрела на явно издевающихся над ней «киношников» и, круто повернувшись на высоких каблуках, выскочила из монтажной. При этом она с такой силой хлопнула дверью, что от ее удара вдруг заработал давно неисправный видеомагнитофон.
От удивления все разом уставились на светящийся экран.
— Вот это сила! — восхищенно глядя вслед разъяренной Татьяне, прошептал Женька. — С такой энергией вполне можно заменить Чернобыльскую АЭС или обогреть кого-нибудь, — мечтательно проговорил он.
— Не очень-то зарься на Танюшку, ее блок питания уже подключен к одной системе, — буркнула Чижевская.
— А может, и не к одной, — сердито заметил звукорежиссер Элик, до сих пор хранивший молчание.
— Ну все, хватит, не превращайтесь в базарных сплетниц! — Никита, прекращая пересуды, громко хлопнул в ладоши. — Работаем, а то и впрямь придется писать оправдательный отчет для пресс-секретаря, а вам, несравненная Юленька, тогда достанется роль пресс-папье.
— Через «а» или «о» — папье? — ехидно заметил Женя.
— Ах ты, охальник! — шутя замахнулась на него Чижевская.
Вся компания весело рассмеялась, и через несколько минут лица создателей клипа сосредоточенно всматривались в мелькающие кадры на экране монитора.
Татьяна Орлова, заплаканная, с распухшим от слез носом лежала на тахте в квартире своей университетской приятельницы Ирины Соловьевой.
Они виделись теперь довольно редко, только в случае особой необходимости: будь то день рождения или какая-то печаль. Ира отлично понимала состояние души Татьяны, никогда не лезла к ней с расспросами о личной жизни, да и сама не особенно распространялась о себе.
Соловьева всегда была рада Татьяне. Выслушивала ее не перебивая, а потом отпаивала подругу каплями, чаем или в критические моменты — водкой.
В глубине души Ирина жалела Орлову за ее не сложившуюся семейную жизнь, за то, что не испытала счастья материнства.
Ирина сама разыскала Орлову два года тому назад, когда узнала, что Татьяна после внезапного отъезда в Америку своего покровителя, босса и любовника Армена и серии бурных шумных романов попыталась покончить с собой.
Соловьева помнила тот теплый апрельский день, когда она приехала в клинику, где лежала Орлова.
Зажав в руке пакет с фруктами и маленький букет пармских фиалок, Ирина с опаской открыла дверь в Танину палату.
В небольшой светлой комнате две кровати были застелены, а на третьей, разметав по подушке свои роскошные золотые локоны, лежала Татьяна. Ее бледное, без тени косметики лицо, освещенное ярким лучом весеннего солнца, казалось утонченно красивым, но каким-то безжизненным. Орлова лежала с закрытыми глазами, и Ирина, боясь разбудить ее, на цыпочках подошла к постели больной и остановилась над нею.
И вдруг Татьяна сразу открыла свои изумрудные глаза и, не мигая, молча уставилась на Соловьеву. Легкий озноб пробежал по спине у Ирины от этого пронзительного взгляда, но, боясь напугать Орлову, Ира широко улыбнулась и произнесла:
— Привет Танюша! Ты меня узнала?
В ответ больная прикрыла веки, опушенные густыми ресницами, и слабым, глуховатым голосом произнесла:
— Если бы ты сегодня не пришла, я бы попросила врачей вызвать тебя телеграммой.
— Ну что ты, Тань, как только до меня дозвонилась бабушка Ритки Зуевой, я сразу своих архаровцев отправила с Леонидом к свекрови, а сама к тебе, — продолжая улыбаться, Ирина нежно поглаживала худую Татьянину ладонь.
— И сколько уже твоим двойняшкам? Я ведь не была у вас года два, наверное, — чуть слышно проговорила Орлова.
— Не двойняшки, а близнецы-удальцы мои ныне пошли во второй класс музыкального лицея. Юрка играет на тромбоне, а Кирилл виолончелистом будет, — тараторила Ирина, выкладывая на прикроватную тумбочку принесенные фрукты.
— Танюша, тебе от моего Леонида огромный привет и эти фиалки, а сам он, отчитав меня по первое число за то, что мы с тобой так редко стали видеться, ждет тебя в ближайшее воскресенье на манты с грибами. Это блюдо он освоил недавно и хочет перед тобой похвастаться своим кулинарным мастерством.
Счастливая улыбка озарила миловидное лицо Ирины, но, вдруг вспомнив, что она находится у постели одинокой больной женщины, Соловьева стала сразу серьезной и сосредоточенной.
— Ну, как ты себя чувствуешь, подружка? — Ирина заботливо взглянула на бледное Танино лицо.
— Спасибо за то, что вы с Леней еще помните меня, — Татьяна вдруг разрыдалась, зарываясь в подушку.
— Танюша, милая, успокойся, выпей водички! — Ирина дрожащими руками поднесла ей стакан с минеральной водой.
Таня, отпив несколько глотков, вытерла зареванное лицо полотенцем и благодарно улыбнулась.
— Ира, если ты не спешишь домой, поговори со мной, пожалуйста! — она заискивающе улыбнулась.
— Конечно, конечно. Ведь именно за этим я и пришла к тебе. Спрашивай о чем угодно! — поспешно согласилась Соловьева.
— Нет, я хочу, чтобы ты меня спрашивала, — еле шевелила губами Татьяна. — Спроси у меня, из-за чего или, вернее, из-за кого я здесь оказалась, — настойчиво твердила больная.
— Я думаю, тебе не хочется об этом даже вспоминать, не то, что делиться с кем-либо своими переживаниями, — нерешительно начала Ирина.
— Наоборот, — прервала ее Татьяна, — мне хочется вспомнить и рассказать тебе все до последней минуты, потому что только тогда я избавлюсь от своего состояния, когда кто-то из людей, близких мне, вместе со мною переживет весь ужас тех дней.
