— Да, спасибо.
Мужчина кивнул, доставая чашки из буфета. Все как всегда, но каждый мускул в его теле напрягся при воспоминании об их поцелуе. Один раз после этого они говорили по телефону, Джейн благодарила его за ужин, а он заказывал определенное количество пирогов. И когда сегодня он открыл ей дверь, он задумался о том, чувствует ли она то же, что и он, мучается ли она бессонницей, позволит ли она обнять ее и поцеловать. Их внезапно возникшая связь удивляла его, а счастье — шокировало.
— Надо было захватить еще пару пирожных, — сказала она, — к кофе.
— Мы могли бы съесть одно из этих, — Дилан указал на корзинку, которую принесла молодая женщина, — но заказ делала Хлоэ, и наверняка она ждет, что все пирожные будут на месте.
Джейн улыбнулась:
— Тогда мы не должны ее разочаровывать. Как ее работа в палатке?
— Отлично. Учеба заканчивается на следующей неделе, и она выйдет на постоянную работу. — Дилан был доволен, что Джейн так интересуется его племянницей.
— Это здорово, — ответила гостья.
Дилан кивнул. В груди разливался жар. Сердце билось все сильнее. На этой просторной кухне они стояли футах в двенадцати друг от друга, но он чувствовал исходящую от нее энергию. На ней были джинсы и спортивная кофта, брюки сидели отлично, а свитер был чуть великоват. Под тканью просматривались контуры ее стройного тела, и ему так хотелось обнять ее, прижать к себе.
Он уже давно не ощущал ничего подобного, целые годы. Не только со смерти Аманды, а даже раньше. Их отношения долгое время были натянутыми, и Дилан решил прекратить их вообще. Он полностью погрузился в работу, что стало вполне легкой задачей. Его работа была точно такой, как он хотел — множество преступников, которых надо ловить, свидетели, которым требуется защита.
А потом эта перестрелка, и он оказался в больнице, а по выходу из нее все еще пребывал в сильнейшем шоке. Теперь, оглядываясь назад, он понимал — все это время он жил, вообще ничего не чувствуя. Просто некоторое подобие человека — манекен, Он отказался от своей семьи, от чувств, от воспоминаний. От всего.
Эмоции захлестывали его, и, чтобы немного успокоиться, Дилан достал сигарету и прикурил. Джейн внимательно наблюдала за ним.
— Тебе мешает? — спросил он.
Она покачала головой, но не очень убедительно.
— Мешает, — констатировал мужчина.
— Просто, — улыбнулась она, — это не полезно для тебя.
— Знаю. — Он выпустил длинный клуб дыма, глядя на фотографию Изабелл на холодильнике. Когда ей было девять, она попросила его бросить курить. — Дочка мне частенько это говорила.
— Что она говорила?
— Однажды им рассказывали о курении в школе, — сказал он. — Я в тот год работал допоздна и не очень много времени бывал дома. Когда я приходил домой… — Он хотел рассказать Джейн о царившем в их доме напряжении, о том, как он старался быть хорошим мужем и любил свою жену, не получая ничего взамен. Но он ненавидел жалость и даже сейчас не хотел показаться нелояльным по отношению к Аманде, так что он пропустил это место.
— В общем, я много курил. Мы приехали в Род-Айленд на лето, и Изабелл, объединившись с Хлоэ, пыталась заставить меня забыть о дурной привычке.
— Мило с их стороны, — улыбнулась Джейн.
Дилан кивнул, пытаясь улыбнуться в ответ. Он не мог сказать ей, что бросил заботиться как о своем здоровье, так и о своей жизни вообще. Он вел себя как зомби, задавшись единственной целью — вернуть к жизни яблоневый сад. Кого волновало, умрет он или нет? Только Изабелл заботилась о нем.
— Вы останавливались прямо здесь? В этом доме?
У Дилана, видимо, был смущенный вид, и она уточнила:
— Тем летом? Когда девочкам было девять?
— А, нет. Мы жили в Ньюпорте. В доме Аманды.
— Так она оттуда родом?
— Нет, она проводила там лето. Она выросла на Пятой авеню. Но на Бельвю-авеню у них был прекрасный дом.
— Один из особняков? — уточнила Джейн.
Он кивнул. Все жители Род-Айленда прекрасно знали Ньюпорт и проводили там много времени. Но в основном даже коренные жители штата приезжали туда лишь в качестве туристов. Они гуляли по паркам, ездили по красивым улицам, спускались на велосипедах к побережью; они останавливались выпить в магазинчике Кэнди или «Черной Жемчужине», ужинали у Пайера. Они воображали, каково это — иметь яхту, жить в известняковом особняке, ходить на вечеринки.
— На что это было похоже? — спросила Джейн.
— Дом? Он был белым и… — начал Дилан.
— Нет, — прервала Джейн, — я имею в виду каково это — жить там?
Дилан вспомнил ужины с черными галстуками, благотворительные балы, которые давала его теща, их членство в элитарных клубах.
— Это было утомительно. — Он развел руками.
— Правда? — Она улыбнулась.
— Да. Нас постоянно куда-то приглашали. Мы с Изабелл хотели просто покупаться или поиграть на пляже, но всегда были вынуждены одеваться и идти на очередную вечеринку.
— Семья Аманды принадлежала к высшему обществу?
— Можно сказать и так. — Дилан припомнил, как когда-то он заметил, что у этой семьи нет Библии — зато у них есть «светский календарь».
Джейн внимательно смотрела на него, будто пытаясь понять, как он вписывался в такую жизнь. Он заметил свое отражение в оконном стекле — борода, старая рубашка — и сам поразился этому.
— По их мнению, они были достаточно скромными, — продолжил он свой рассказ. — Ее отец ездил на «бентли» — он считал «роллс-ройс» полной безвкусицей из-за эмблемы на капоте. И водитель сам мыл его на заднем дворе, вместо того чтобы отгонять машину на платную мойку, ведь это бы стоило лишних десять баксов.
Джейн засмеялась:
— Они напоминают мне моих клиентов. Я посылаю свою ассистентку с огромным красивым тортом на Прак-авеню, и хозяйка дает ей доллар на чай.
— Мне говорили, что так им удается оставаться богачами, — ответил Дилан. — Родители Аманды полагали, что давать кому-то на чай — это все равно что бросать оскорбление в лицо свободному предпринимательству. Ведь если люди, ведущие бизнес, платят своим работникам приличную зарплату, то деньги «на чай» будут выглядеть как-то старомодно, и бедным рабочим не надо полагаться на прихоти клиентов.
— О… — Джейн все еще смеялась. — Теперь я поняла. Они просто делали свою работу по продвижению свободного предпринимательства. Я скажу это своей следующей помощнице.
— Они обычно говорили Изабелл, что таким образом сохраняют ее наследство в целости и сохранности.
Улыбка Джейн исчезла.
Дилан не хотела портить их беззаботное настроение, но именно это и случилось. Изабелл была здесь — она всегда здесь была. И то, что ее наследство сохранилось дольше, чем она сама, было жестокой правдой, такова жизнь. Дилан отложил сигарету.
Кофе был готов. Дилан разлил его по кружкам и передал одну из них Джейн. Она взяла ее, потом и другую тоже и поставила их на стол. Теперь его руки были пусты. Джейн смотрела на него. Его сердце билось так сильно, будто стремилось вырваться из груди — он чувствовал себя одновременно слишком живым, но при этом ему казалось, что он вот-вот умрет.
— Расскажи мне о ней, — попросила Джейн.
— Она была удивительной, — ответил мужчина.
«Удивительная» — это слово повисло в воздухе. Джейн закрыла глаза и слегка приоткрыла рот, будто пытаясь попробовать его на вкус.
— Она была такой забавной — очень любила смеяться. Мы всегда подшучивали друг над другом. Она знала, что я работаю кем-то вроде полицейского, и постоянно придумывала для меня какие-то загадки. Но при этом всегда оставляла подсказки…
— Выдумщица, — улыбнулась Джейн.
— Да уж. И очень умная. Я тоже оставлял ей подсказки. Я придумывал весьма сложные сценарии, но она всегда шла по верному следу.
Джейн приблизилась к холодильнику, к которому магнитиками были прикреплены фотографии Изабелл и Хлоэ. Дилан снял их и протянул ей, чтобы она могла взглянуть поближе. Его дочь казалась такой мягкой — с круглыми щечками и небольшими кудряшками, она улыбалась и выглядела такой расслабленной. Рядом с ней Хлоэ смотрелась темноволосой беспризорницей, с резко выраженными чертами лица и спрятанным за улыбкой волнением.
— Красивые девочки, — прошептала она.
— Они кажутся такими разными, — сказал Дилан, — но они были очень близки.
— Ты говорил, что вы с Хлоэ разговаривали…
— Да, — подтвердил Дилан, — когда я впервые приехал в Род-Айленд после той перестрелки. Хлоэ тогда ни с кем не общалась.
Джейн опустила руки и посмотрела на него. Дилан забрал у нее фотографию и стал пристально вглядываться в изображение.
— Она была такой чувствительной маленькой девочкой. Смерть Изабелл далась ей очень тяжело. Она знала, что мне тоже будет нелегко… и она так глубоко скорбела о своей кузине.
