— Пошел вон, ублюдок! Подонок! Мразь… — продолжала она кричать, колотя кулаками воздух.
Колька ловко увиливал от ее ударов. Наконец Танин кулак достиг Колькиной скулы, и он со злостью отбросил ее так, что она опять упала.
— Убийца. — Таня разрыдалась.
Колька с силой пнул ей в живот. Таня рухнула навзничь, лихорадочно хватая ртом воздух.
— Поостынь. Будь хорошей девочкой и найди мне денежки. — Колька наклонился над ней. Взяв за талию, приподнял. Точно безвольная кукла, она висела в его руках и бормотала сквозь слезы: «Боже мой… боже… как же так?.. как?..»
Колька ударил ее по щеке. Таня замолчала, и только наполненные яростью глаза говорили о той ненависти, которую Таня испытывала сейчас.
— Найди мне деньги, — повторил он сквозь зубы, опять бросая ее на пол. — Много денежек. Красивых, зелененьких.
— У меня нет… Нет… — задыхаясь, ответила Таня.
Колька сел на диван, вытянул ноги.
— Нет, так будут. У своего богатенького дядюшки возьмешь.
— У меня нет дяди, — приподнявшись на локтях, ответила Таня.
— Не придуривайся. Десятку достанешь — отпущу.
Таня села, держась руками за живот.
— Десять тысяч рублей?
— Дура, долларов. Можно по курсу.
— У меня нет… нет…
— Тогда в бордель тебя отдам. За свежачок неплохо платят.
— Что я тебе сделала? — выкрикнула она.
— Когда ты сердишься — бесподобна. Хотя в постели дура дурой. Ничего, обучим.
Колька поднялся с дивана, подошел к ней, подал руку:
— Вставай и приготовь мне пожрать.
Таня отшатнулась от его руки.
— Я все про тебя расскажу!
— Кому? Доблестным ментам? — Колька опустил руку и чуть отклонился. Его лицо побледнело до серости.
— Ты, ты убил…
— Мед, пиво пил… — Его рука гадюкой метнулась к ее горлу. — Если хочешь знать, у меня с ментами договор. Деловые за меня дали. За десятку я чист. Мокруху на Пугача списали. Сове по малолетству по минимуму дадут. Я теперича деловым и за себя, и за Пугача должен. — Колька судорожно вздернул верхнюю губу, оскалив зубы. — Из-за тебя, паскуда, на счетчике сижу.
Таня, не мигая, смотрела в его налитые кровью глаза и судорожно глотала пересохшими губами воздух. Пальцы Кольки все сильнее сжимали ее горло. Наконец он отпустил ее.
— Ищи деньги, б…ь. Наврала небось, что дядька. Знаю, любовничек…
— Нет… Максим меня защитит. — Вдруг ее озарила догадка. Уже увереннее она сказала: — Виталь Михалыч тебя достанет.
Колька застыл на месте.
— Кто такой? Почему не знаю?
— Я тебе говорила… Я предупреждала… Он — крутой мафиози, а ты его племяшку убил, — бросала она слова, как плевки, прямо в лицо Кольки. — Виталь Михалыч думал, что это Пугач… Кровь за кровь.
На один бесконечно долгий миг их взгляды скрестились. В его глазах промелькнул страх, но он тут же был вытеснен ненавистью. Его губы превратились в тонкую полоску, лоб прорезала поперечная морщина. Наконец он выдавил из себя:
— Значит, это ты, ведьма, науськала мафиози… А я-то думал: за что зуб менты на Пугача держут, раз в петлю сунули… Значит, говоришь, кровь за кровь…
Колька наклонился над ней, и Таня прочитала в его глазах приговор.
— Нет! Нет! — закричала она.
Он схватил ее за волосы и коротким прямым ударом рассек губу. Кровь хлынула на подбородок. Таня, всхлипнув, замолчала. Он схватил ее за руку, рывком поднял на ноги и толчками погнал перед собой. Распахнув дверь, он втолкнул Таню в ванную комнату и зашел следом.
— Значит, куколка, ванную решила принять…
— Нет… — прохрипела она, вытирая кровь с подбородка.
— Да, — прошептал Колька и стукнул ребром ладони ей под ребра. Таня от боли присела. Колька, заткнув ванну пробкой, включил краны. Одним махом он стянул с нее футболку, расстегнул «молнию» на джинсах. — Штаны давай сама.
— Нет! — вскрикнула Таня и попыталась встать, но он опять ударил ее так, что она осела на пол.
— Не шали, малышка. Давай куп-куп…
— Не надо, Коленька, пожалуйста, — залепетала она. — Я достану деньги, достану.
— А тем временем меня твой мафиози кокнет… как Пугача. Кто много знает — пусть крепко спит. Ну, быстро!
Таня дрожащими руками стала стягивать с себя джинсы. Как только джинсы оказались у нее в руках, она бросила их Кольке в лицо и попыталась проскочить мимо. Одним движением отбросив джинсы, он опять ударил ее так, что у нее потемнело в глазах. Схватив за талию, Колька потащил ее к ванне, заполненной больше чем до половины.
— Давай, дура. Давай, дрянь.
Таня с шумом упала в ванну. Брызги окатили Кольку с ног до головы. Судорожно схватившись за края, Таня попыталась подняться. Положив ладони ей на макушку, Колька нажал что есть силы. Таня скрылась под водой. Он отпустил руки, Таня пробкой выскочила из воды, жадно хватая ртом воздух. Колька встал, снял с подставки фен.
— Несчастный случай, — сказал он.
Таня сделала попытку подняться из воды. Колька протянул руку и снова толкнул ее. Фен зашумел.
— Шнур короткий, бля… — ругнулся он и тут же, выпучив глаза и хватая ртом воздух, стал оседать.
За его спиной показалась фигура Максима. Долю секунды Таня смотрела перед собой, ничего не понимая, потом приподнялась, но, поскользнувшись, упала. С глухим стуком она ударилась затылком о край ванны и ушла под воду.
Пять дней Таня провела в больнице. Три дня она только спала, одурманенная лекарствами. На четвертый пришел следователь. Он много спрашивал, Таня подробно отвечала, старательно продираясь сквозь туман в голове. Она рассказала все, что знала о Кольке и его компании. Единственно, о чем умолчала, — что Гошу убил не Пугач, а Колька. Следователь просто не задал нужного вопроса.
Как только Таня подписала все бумаги и проводила глазами сутулую спину местного представителя «убойного отдела», в палату вошел Виталий Михайлович. Он сел на стул рядом с кроватью. Сплетя пальцы на животе, он с минуту наблюдал за нею. Его лицо было абсолютно бесстрастным, даже темные глаза-буравчики сейчас казались нарисованными.
— Ну как? — спросил он.
Таня села на кровати, спустив ноги на пол. На ней был хлопчатобумажный больничный халат размера на три больше, чем нужно.
— Максим где? — еле слышно произнесла она.
— Он не придет, — жестко сказал Виталий Михайлович.
Таня кивнула.
— Вы все ему о Кольке сказали?
— Твой узкоглазый так орал — в Нью-Йорке слышно было.
— И что?.. Что он сказал? — спросила она, по-прежнему уткнувшись взглядом в подол.
Виталий Михайлович еще раз окинул взглядом ее понурую фигуру. Он бы не узнал Таню — настолько она показалась ему взрослой, усталой, замученной женщиной. Казалось, что в ее волосах проблескивает седина. Но это беглый луч утреннего солнца, заглянув в палату, застрял в ее растрепанных волосах. Таня провела ладонью по голове, словно хотела стряхнуть солнечный блик, и робко подняла голову. Ее зеленые глаза смотрели настороженно, и в то же время в них была боль. «Бедная девочка, эк тебя судьба-то по башке твоей глупой настукала», — подумал Виталий Михайлович и, поймав себя на жалости, с досадой сказал:
— Знала бы, сколько грязи вылил на тебя твой ухажер.
— Он не ухажер… — прошептала Таня, и еле слышный звук ее голоса вызвал такое раздражение у него, что он почти выкрикнул:
— Хочешь сказать, что не спала с ним? И наркотики не глотала? Небось подстелилась под мразь в первый же день. Эх ты… Максим к тебе со всей душой, а ты за три копейки продалась.
Таня растерянно моргала, еще теснее сжимая коленями ладони, и только шептала: «Нет, нет, нет…». Виталий Михайлович остановился. Внезапно пришло к нему воспоминание из далекого детства. Как они с Максимкой как-то играли с девчонками в снежки. Как он, тогда еще подросток, сжал теплыми руками без варежек талый снег, размахнулся и кинул что есть силы так, что девчонка упала. Подбежав, он стал закидывать ее снегом, а она в бессилии только махала руками и повторяла эти свои «нет». Тогда он впервые поцеловал. Ее губы были твердыми и холодными…
— Ладно, — крутанул головой Виталий Михайлович, стряхивая воспоминания. — Я принес тебе вещи, деньги. Выпишут — езжай домой.
— А Максим? Он где? Дома? — с трудом проговорила Таня, ощущая, как горло сводит спазм.
— На работе, — спокойно сказал Виталий Михайлович, и в его голосе Тане почудился незнакомый, теплый оттенок. Таня подняла глаза. Он смотрел куда-то в сторону, и она опять опустила голову.
— Скажите ему… Скажите… — Таня с трудом справилась с комом в горле. — Я прошу у него прощения… Он… он… он лучше всех.
Виталий Михайлович окинул ее быстрым, но внимательным, чисто мужским взглядом. Словно почувствовав это, Таня еще больше сжалась. Он приподнял руку, и Таня отшатнулась, будто опасаясь удара. Он опустил руку на ее плечо, другой приподнял подбородок. Таня в ужасе отпрянула, закрыв лицо руками.
