Драмм слышал голос. Звуки пробудили его от тяжелого сна. Он напрягся, пытаясь сесть и оглядеться вокруг, но боль заставила сдаться. Ну и хорошо. Может быть, двигаться опасно. Мало ли кто за ним следит? Но тут раненый мужчина вспомнил, что находится в безопасности. Никаких выстрелов, никакого риска. У него болит нога, потому что сломана. Боль во всем теле, потому что он упал с лошади. А голова раскалывается, потому что он ударился о землю.
Драмм осторожно открыл глаза и посмотрел на тени, пляшущие на покатом потолке. Он видел потемневшие балки, грубую штукатурку. Наверняка крестьянский дом. Видимо, сейчас ночь, потому что горит лампа, и еще комнату освещает огонь камина. Драмм чувствовал, что на него давят одеяла, было жарко, он хотел бы сбросить их, но на это не было сил. Голос, звучавший в его больной голове во время сна, все продолжал произносить какие-то слова. Это был женский голос, тихий, успокаивающий, но говорящий на чужом языке.
Драмм наморщил лоб. Это Франция? Испания? Италия? Возможно. Он бывал за границей и выполнял там опасные задания. Память возвращалась. Все происходило много лет назад. До того, как маленького императора отослали на Эльбу... Эльба! Он не был там с тех пор, как Наполеон нарушил свое обещание и пошел войной на Европу. Потом бывшего французского императора сослали на остров Святой Елены. Драмм видел это своими глазами, потому что тоже был там. И знает, что сейчас находится в другом месте.
Голос говорит на греческом? Значит, он в Греции? Нет, это невозможно. Будем вспоминать дальше. Год, время года, месяц и число. Да, прошел год с тех пор, как Драмм был на острове Святой Елены. Он, конечно, в Англии. В него стреляли, он упал с лошади. Ему плохо, нога горит как в огне, болит все, от головы до пяток, особенно голова. Боль пульсировала в такт со словами, произносимыми мягким голосом, который пробудил его ото сна.
Драмм с усилием повернул голову. В комнате было еще четверо. Двое юных парнишек, один маленький мальчик. У них светлые волосы, и все они как зачарованные слушают женщину, читающую книгу. Он помнит ее, когда-то разговаривал с ней. Кажется, знает ее имя. Но это мимолетное воспоминание, иначе Драмм никогда бы ее не позабыл.
Хозяева дома дежурят у его постели? Значит, жить осталось недолго? Сердце заколотилось от этой мысли, но, приглядевшись, он понял, что никто не обращает на него внимания. Все слушали книгу. Женщина сидела у огня и читала древние слова, которые дети его круга изучают в школе. "Одиссея". Драмм ощутил невероятную гордость из-за того, что вспомнил это. Значит, снова начинает соображать. Он некоторое время наблюдал за женщиной, пытаясь собраться с мыслями, которые расползались, создавая неясные образы.
Мальчики совсем белокурые, а у нее золотисто-каштановые волосы. Но она не похожа на их мать не только внешне: девушка слишком молода. Хотя ей может быть сколько угодно лет, бывают такие женщины без возраста. Кроме того, Драмм видит ее издалека и плохо соображает. Но достаточно, чтобы чувствовать ее притягательность. Да и кто бы не ощутил этого?
Лицо незнакомки окутывают розовато-золотистые отблески огня. Она не красавица. Слишком сильный характер, несвойственный хрупким созданиям, отражается на лице. Драмму казалось, что девушка светлокожая, с выразительными глазами под летящими бровями, с прямым носом и правильными чертами лица. Рот идеальный - губы пухлые, мягкие и теплые. Удивительно, откуда он это знает?
Ему были видны ее высокая грудь, изгиб шеи, плечи и руки хорошей формы. Гладкие, блестящие волосы зачесаны назад - стиль немодный, но ей идет. Это лицо могло бы послужить моделью для создания образа вечной женственности, средневековой мадонны, женщины на картинах, которые Драмм видел в Риме. Сейчас в моде хрупкость, а она слишком крепкая, здоровая и не красавица. Просто милая.
Он улыбнулся. Не так плохо умирать в кровати симпатичной женщины. Привлекательные женщины встречались ему и раньше. Что говорил его отец?
- Слишком много женщин, Драмм. Наверное, это можно было понять и простить, когда ты был моложе. Но подумай, сколько тебе лет! Два последних года ты только и делал, что ходил на свадьбы друзей. Остался хоть один из них неженатым?
Драмм вспомнил, что ответил в тот раз:
- Один остался.
И это была правда. Он редко обманывал отца. Конечно, он не святой, но любит своего отца. Более того, уважает его.
- Ты ходил на очень много свадеб, согласись, Драмм, - продолжал отец. Когда же ты придешь на свою собственную?
- Когда встречу женщину, которую смогу полюбить, как ты любил маму, честно ответил Драмм.
Сейчас ему было стыдно об этом вспоминать. Высокие скулы отца побагровели, и он отвернулся. Драмм тогда чувствовал себя ужасно. Он не хотел причинять отцу боль.
- Я бы тоже хотел жениться по любви, - заговорил он, чтобы поскорее избавиться от чувства стыда. И, словно защищаясь от нападок, добавил: - Но когда мама умерла, ты не ушел в монастырь. И не страдал в одиночестве. Кстати, как поживает уважаемая миссис Дейн?
Отец внимательно рассматривал свои ногти.
- Мы расстались с этой леди, Драмм. И нисколько не переживали по этому поводу, хоть и знакомы несколько лет, - заметив удивленный взгляд сына, добавил он. - Поскольку наши отношения не были вызваны сердечной привязанностью, как подчас бывает у тебя. Но наши с тобой ситуации нельзя сравнивать. Мне пятьдесят пять, дорогой мальчик. И у меня есть наследник ты. Я продолжил родословную. А ты нет. Наша генеалогия прослеживается до 1033 года, когда наши предки сражались на стороне короля Кнута. И теперь, после всех тяжких трудов и славных побед, после всей нашей долгой истории, неужели ты позволишь угаснуть древнему роду?
Драмм помнил лицо отца, смотревшего на него с непередаваемой грустью. Это было гораздо хуже, чем ярость.
- Ты пользуешься успехом у женщин, Драмм, - сказал он. - И тем не менее абсолютно одинок. Я хочу, чтобы это изменилось. Время пришло!
Да, отец был прав. Эти мысли занимали Драмма в ту роковую поездку верхом, при возвращении в Лондон. Из-за этого он не осознавал, что творится вокруг, и не был готов, впервые за многие годы, ни к какому нападению. Зачем беспокоиться о нападении здесь, в Англии? Затем, что человек, работавший на правительство, всегда должен быть начеку. А у него тогда сложились трудные отношения с весьма решительной дамой, и сейчас они никуда не делись. Молодой человек застонал, подумав об этом. Как он мог предложить женщине только руку, но не сердце? И почему сердце молчало?
Один за другим все его закадычные друзья повлюблялись. Драмму казалось, что это похоже на внезапное падение, когда человек, выйдя прогуляться, вдруг летит в пропасть и оказывается в каком-то новом, совершенно незнакомом мире. Сегодня один из друзей такой же, как всегда. А назавтра он смущен, захвачен новыми эмоциями и готов переменить свою жизнь из-за того, что встретил единственную любимую женщину. И каждый из них действительно изменил жизнь. Каждый стал частью пары. Нет, более того - каждый стал словно половинкой ножниц, предметом, бессмысленным без другой половинки.
Драмм чувствовал себя одиноким. Его одолевало беспокойство, желание встретить родственную душу. В чем же тайна? Как это происходит? Почему он не может влюбиться? Были женщины, с которыми приятно побеседовать, и другие, с которыми можно поразвлечься. Но ни одной он не хотел посвятить свою жизнь, а как еще можно относиться к жене. Ему нравились женщины. Нет ничего восхитительнее женской компании и ничего более волнующего, чем женское тело. Ему нравился женский взгляд на вещи, то, как женщина способна облагораживать окружающих ее мужчин, и он наслаждался женским умением пробуждать в избраннике необузданные чувства. Он дружил с женщинами и имел любовниц, но все проклятие заключалось в том, что эти две ипостаси редко совпадали. Он как-то предложил женщине выйти за него замуж, но та не приняла импульсивного предложения, сделанного наполовину из жалости, наполовину под влиянием страсти, а в целом под влиянием момента. Она вышла за другого, отдавшего ей всю душу. "Я бы тоже отдал, - с тоской подумал Драмм, - за одну секунду, на одном дыхание! Если бы только знал, что значит влюбиться!"
Сейчас его мучила физическая боль. Нога и голова. От жары становилось еще хуже. Он задыхался, горел. Попытался повернуться, чтобы сбросить одеяла. Напрягся, но не смог даже пошевелиться.
- Ну-ну, - услышал он тихий голос. - Все в порядке. Успокойтесь. Мы здесь.
Он открыл глаза. Девушка склонилась над ним. Мальчики придвинулись вплотную и держали его так крепко, что стало еще больнее. Незнакомка пристально смотрела на него, и ее лицо отражало то же страдание, которое он ощущал. Славные карие глаза. Мальчишки смотрели на него голубыми, зелеными и черными глазами. Наверное, сон продолжается. Драмм зажмурился, сжал зубы.
- Я бы лежал спокойно, - сказал он, - если бы меня не поджаривали заживо.
