— Он просто миленький! — ответила Изабель. — Его подарила мне моя дорогая мама перед смертью. Подождите, я сниму его для Вас. Эту вещь я надеваю только по особо важным случаям.
Итак, ее первый большой бал у герцога представлялся особым событием неопытной девушке, воспитанной в простоте. Она отстегнула цепочку и передала ее вместе с крестиком в руки миссис Ливайсон.
— Бог ты мой, на тебе же нет ничего, кроме этого крестика и никуда негодных жемчужных браслетов! — заявила миссис Вейн. — Как это я не заметила раньше!
— И то и другое подарила мне мама. Она частенько носила эти браслеты.
— Какая же ты старомодная! Разве то, что твоя мама носила эти браслеты много лет назад, является достаточным основанием для того, чтобы ты делала то же самое? — язвительно заметила миссис Вейн. — Почему ты не надела свои бриллианты?
— Я… надевала, но потом… сняла их, — запинаясь произнесла Изабель.
— Почему, скажи на милость?
— Мне не хотелось выглядеть слишком нарядной, — ответила Изабель, рассмеявшись и покраснев. — Они так сверкали! Я боялась, что в обществе подумают, будто я надела их для того, чтобы выглядеть нарядной.
— Вот как! Ты, как я погляжу, претендуешь на принадлежность к той породе людей, которые притворяются, будто презирают украшения, — презрительно заметила миссис Вейн. — Это утонченное жеманство, леди Изабель.
Изабель пропустила насмешку мимо ушей. Она просто отметила, что по какой-то причине миссис Вейн разозлилась; это соответствовало действительности. И причиной тому, хотя Изабель и не подозревала, было явное восхищение ее свежей юной красотой, которого не смог скрыть капитан Ливайсон. Он был до того поглощен ею, что даже сделался невнимательным к миссис Вейн.
— Вот, дитя, возьми свой крестик, — сказала старая леди. — Он очень миленький и смотрится на тебе лучше, чем смотрелись бы бриллианты. Ты не нуждаешься в украшениях, и не обращай внимания на то, что говорит Эмма.
Френсис Ливайсон взял крестик и цепочку из ее рук с тем, чтобы передать их леди Изабель. Или из-за его неловкости, или оттого, что руки ее были заняты, поскольку она держала перчатки, носовой платок, и только что взяла свою накидку — как бы то ни было, но крестик упал, и наш джентльмен, слишком быстро бросившись поднимать его, умудрился наступить на хрупкую вещицу и сломал ее пополам.
— Посмотрите, что Вы наделали! — воскликнула миссис Ливайсон.
Изабель не ответила: сердце ее готово было разорваться. Она взяла сломанный крестик и не смогла сдержать слез.
— Ну вот, кто же плачет из-за какого-то дурацкого крестика! — сказала миссис Вейн, прерывая извинения капитана Ливайсона за свою неловкость.
— Его же можно починить! — вмешалась миссис Ливайсон.
Леди Изабель вытерла слезы и радостно повернулась к капитану Ливайсону.
— Не вините себя, бога ради! — кротко сказала она. — Я виновата не меньше Вас, и потом, миссис Ливайсон говорит, что его можно починить.
Говоря это, она сняла верхнюю часть крестика с цепочки, после чего надела и застегнула ее.
— Не собираешься же ты ехать, не имея на себе ничего, кроме тонкой золотой цепочки! — не выдержала миссис Вейн.
— Почему бы и нет? — возразила Изабель. — Если меня спросят, я скажу, что крестик сломался.
Миссис Вейн разразилась издевательским смехом.
— Если меня спросят! — таким же язвительным тоном повторила она. — Тебя вряд ли «спросят» о чем-нибудь, но будут считать, что у дочери лорда Маунт-Северна, бедняжки, не хватает драгоценностей.
Изабель улыбнулась и покачала головой.
— В Салоне видели мои бриллианты.
— Если бы ты сделал что-нибудь подобное со мной, Фрэнсис Ливайсон, — не выдержала старая леди, — ты бы целый месяц не переступал порог моего дома. Послушай, Эмма: если вы вообще собираетесь ехать, вам уже пора отправляться. Нет, вы только подумайте: начинать бал в десять часов вечера! В мое время мы начинали в семь, но сегодня принято превращать ночь в день.
— Это было в то время, когда Георг Третий в час пополудни обедал вареной бараниной и репой, — нахально вставил капитан, который явно относился к своей бабушке с ничуть не большим почтением, нежели миссис Вейн.
Говоря это, он повернулся к Изабель и предложил ей опереться на его руку для того, чтобы спуститься вниз. Таким образом, второй раз за этот вечер незнакомец провожал ее к экипажу.
Миссис Вейн пришлось спускаться в одиночестве, и настроение ее от этого не улучшилось.
— Спокойной ночи, — сказала она капитану.
— Я не прощаюсь, поскольку приеду следом за вами.
— Вы же говорили, что не поедете. У вас намечалась холостяцкая пирушка.
— Намечалась, но я передумал. До встречи, леди Изабель.
— Ну и как ты будешь выглядеть с единственным украшением в виде цепочки на шее, как у школьницы! — снова стала брюзжать миссис Вейн в экипаже.
— Ах, миссис Вейн, какое это имеет значение? Я не могу думать ни о чем, кроме моего сломанного крестика. Это дурная примета, я уверена.
— Дурная, — что?
— Примета. Мама подарила мне этот крестик, когда умирала. Она велела мне беречь его, как талисман, смотреть на него, если я окажусь в беде или мне потребуется совет, и, постаравшись представить, что она сказала бы мне, поступать соответственно. И вот теперь он сломан, сломан!
Яркий свет газового фонаря на мгновение выхватил из темноты лицо Изабель.
— Опять ты плачешь! — сказала миссис Вейн. Вот что я скажу тебе, Изабель: я не собираюсь сопровождать к герцогине Дартфордской девицу с зареванными красными глазами, поэтому, если ты не прекратишь плакать, я прикажу отвезти тебя домой и отправлюсь на бал одна.
Изабель послушно осушила слезы, тяжело вздыхая.
— Я полагаю, половинки крестика можно соединить, но для меня он никогда уже не будет прежним.
— А куда ты дела их? — раздраженно спросила миссис Вейн.
— Я завернула их в тонкую бумагу, которую дала мне миссис Ливайсон, и положила под платьице. Вот они, возле самого тела. Кармана-то у меня нет.
Миссис Вейн испустила стон. Сама она никогда не была девочкой, уже в десять лет будучи взрослой. Теперь миссис Вейн издевательски поздравила Изабель, сказав, что она немногим лучше слабоумной дурочки.
— Положила в платьице! — презрительно сказала она. — И это говорит восемнадцатилетняя девушка! Я-то полагала, что ты перестала носить «платьица», покинув детскую.
— Я хотела сказать «мое платье», — исправилась Изабель.
— Хотела сказать, что ты круглая дурочка, — про себя прокомментировала миссис Вейн.
Через несколько минут Изабель забыла о своих огорчениях. Сверкающие залы казались ей картинкой из сказочной страны, ибо юная душа ее была по-весеннему свежей, и пресыщение, приходящее с опытом, еще не поселилось в ней.
Да и как могла она помнить о сломанном крестике, отвечая на учтивые поклоны и внимая медоточивым речам, которые лились в ее нежное ушко?
— Привет! — воскликнул студент Оксфорда с внушительной рентой в будущем, прижимавшийся к стене, чтобы не мешать вальсирующим парам. — Я думал, ты больше не посещаешь подобные места.
— Так оно и было, — ответил кутила-аристократ, к которому он обращался. — Но сейчас я в поиске, и мне волей-неволей снова приходится бывать в них. Я полагаю, нет места скучнее танцевальной залы.
— И что же ты ищешь?
— Жену. Мой папаша приостановил мое денежное содержание и поклялся собственной бородой, что не даст ни шиллинга и не заплатит ни по одному из моих долгов, пока я не возьмусь за ум. В качестве предварительного шага к этой благой цели он настаивает на женитьбе, и вот теперь я подыскиваю себе подходящую партию, ибо дела мои обстоят гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.
— Ну, тогда женись на новой красотке.
— Кто она?
— Леди Изабель Вейн.
— Покорнейше благодарю, — ответил граф. — Но предпочтительней иметь респектабельного тестя. У нас слишком много общего с Маунт-Северном, и мы можем в конце концов столкнуться лоб в лоб.
— Ну нельзя же иметь все сразу! Девица необыкновенно хороша собой. Я видел, как этот повеса Ливайсон увивался возле нее. Он воображает, что ни одна женщина не устоит перед ним.
— Чаще всего так оно и бывает, — последовал спокойный ответ.
— Терпеть его не могу! Он такого высокого мнения о себе, о своих вьющихся волосах, ослепительных зубах и белых руках; он безжалостен, как сова. Что это за история с миссис Чартерис, ну та, которую замяли?
— Кто знает. Ливайсон ведь скользкий, как угорь; он вышел сухим из воды, а женщины заявили, что это была вина скорее не его, а противоположной стороны. Подавляющее большинство согласилось с этой точкой зрения. Да вот он идет, и дочь Маунт-Северна с ним.
К ним приближались Фрэнсис Ливайсон и леди Изабель. Он, вероятно, в десятый раз за этот вечер, выражал сожаление по поводу злосчастного происшествия с крестиком.
