Майлса Гордона Анжелика нашла, проглядывая телефонный справочник. Ей понравилось, как звучит его имя, а также то, что у него было свое хирургическое отделение в одной из лучших клиник Ливингстона. И когда она договорилась о встрече и увидела его, то была в восторге, обнаружив, что это, возможно, самый красивый мужчина из всех, кого она когда-либо видела.
Доктор Майлс Гордон был высокий и темноволосый, с широкими плечами и узким тазом, как на картинках в модных журналах. У него были голубые глаза, изящное женственное сложение и длинные великолепной формы руки с короткими и очень чистыми ногтями. Он был женат и имел двоих детей.
Анжелика только взглянула на него и что-то в очертаниях его рта и пронзительном взгляде голубых глаз подсказало, что в этом конкретном случае честность будет лучшей политикой.
- Я хочу сделать аборт, - прямо сказала она ему.
- Здесь вам этого не сделают, - так же прямо ответил он.
Анжелика ожидала, что он будет шокирован или возмущен, будет ругать ее или постарается разубедить, все, за исключением того, что случилось на самом деле. Она посмотрела с недоверием, но его голубые глаза смотрели прямо, с улыбкой и легким оттенком удивления.
- Вы замужем? - спросил он.
- Конечно, замужем, - резко ответила она, - за кого вы меня принимаете?
- За глупую пустоголовую женщину, - сказал он. - Почему вы так уверены, что беременны?
- У меня уже два раза не было месячных.
Доктор улыбнулся:
- Тогда вы наверное правы в своем диагнозе, - сказал он. - Но давайте убедимся.
Майлсу Гордону было тридцать восемь лет, из них уже более десяти он был врачом. Но когда обнаженная Анжелика легла на стол в ожидании осмотра, он не мог удержаться от неожиданного сексуального порыва, вдруг охватившего его.
У нее было самое прекрасное тело, которое он когда-либо видел, за исключением картинной галереи, и она действительно была беременна. Теперь он понимал, почему она хочет сделать аборт. Жаль будет наблюдать, как вся эта красота нарушится, и понимать, что, может быть, она исчезнет навсегда. Но он не собирался заниматься абортами или чем-то подобным. Слишком много было поставлено на карту.
Через три-четыре года мы с Генри Гудричем сможем навсегда переехать на Изи-стрит, подумал Майлс Гордон. И я не хочу, чтобы все это разрушилось. Даже из-за такого прекрасного тела.
- Да, вы правы, миссис де Монтиньи, - скзал он бодро, закончив осмотр. - Вы действительно беременны, но послушайте меня. Вам не надо ничего бояться. У вас прекрасный большой таз.
- Не хочу, - ответила Анжелика и разрыдалась. - Я умру, если рожу ребенка. Я знаю, что умру.
- Перестаньте, - резко сказал он, - вы не умрете. Вы здоровы как лошадь и, кроме того, я буду наблюдать за вами.
- Но я не хочу ребенка!
- Ну, об этом говорить немного поздно, - ответил доктор. - Теперь вставайте. Я вам дам лекарство, чтобы вы лучше себя чувствовали, назначу диету, и все будет в порядке. У вас будет прекрасный ребенок, и вы будете самой счастливой женщиной в мире.
Анжелика раздула ноздри и взглянула на него, как она была уверена, испепеляющим взглядом.
- Вы дурак, доктор Майлс Гордон. Говорю вам, я не хочу ни этого ребенка, ни любоо другого. Никогда.
- Подождем и увидим, - сказал доктор.
Следующие месяцы показались Анжелике бесконечными. Ее живот набух, грудь болела и даже лодыжки отекли. Она ничего не могла сделать со своими волосами и у нее даже обнаружилась полость в одном из коренных зубов. Впервые за свою жизнь.
Сначала Этьен старался быть внимательным, но Анжелика кричала, визжала и ругала его, пока в конце концов он с отвращением не отказался от этих попыток.
- Знаешь, ты не первая женщина, которая рожает ребенка.
- Заткни свою грязную, вонючую пасть, ублюдок, - орала Анжелика. - Ты мне это сделал. Лучшее, что ты можешь сделать теперь, - оставить меня в покое.
- Интересно, как бы ты теперь понравилась своему армянскому тоpговцу, - зло ответил Этьен.
- Ты пожалеешь, мерзавец, - кричала Анжелика. - Я умру, рожая твоего ребенка. Ты будешь убийцей.
Этьен уже не знал, что хуже, - скандалы, которые устраивала Анжелика, или бесконечное молчание его тещи. Моника безмолвно смотрела на него обвиняющим взглядом.
- Конечно, она Бог знает что говорит Анжелике, - сказал Этьен своей матери, Симоне. - Она всегда шепчет ей и так громко, что я все слышу. Вчера вечером она сказала Анжелике, что я грязная свинья. Вернее, она сказала, что все мужчины - грязные свиньи.
- Иди домой к жене, - ответила Симона, - и не приходи снова ко мне жаловаться. Я пыталась объяснить тебе, во что ты влипнешь, до того, как ты женился на ней. Теперь ты связан. Не только с ней, но и с ее матерью, а скоро и с ребенком. Поэтому иди домой.
- Пойдем, Этьен, - сказал Кристоф. - Я немного пройдусь с тобой.
Но как только они вышли, Кристоф повернулся к брату:
- На самом деле я хотел предложить тебе выпить. Ты выглядишь ужасно.
- Спасибо, - ответил Этьен. - С удовольствием. Теперь я даже не могу купить себе выпивку сам. Я должен копить каждый цент, чтобы заплатить за врача и за его проклятую больницу. Ты думал, что Анжелика будет рожать ребенка в Сент-Антуантской больнице, как все, правда? Но нет. Только не Анжелика. Она должна лечь в эту необыконвенную частную клинику. За почти вдвое большую плату, чем в Сент-Антуантской.
- Какую больницу? - спросил Кристоф.
- Ха, - ответил Этьен, проглатывая свою рюмку. - Я не удивлюсь, что ты никогда о ней не слышал. Ты понимаешь, это не для бедных работяг, как мы с тобой. Она называется Мемориальная больница Миры Гордон. Так назвал ее необыкновенный Анжеликин доктор в честь своей умершей матери. Он содержит ее вместе с другим чудо-доктором по имени Гудрич, Генри Гудрич.
Кристоф заказал еще по рюмке.
- Где это? - спросил он.
- В северном конце, - с горечью сказал Этьен, - как раз там, где живут эти боогатые сукины семьи. И куда должна отправиться моя жена. Монахини из Сент-Антуантской недостаточно хороши для нее. Она должна отправиться в северный конец в необыкновенную клинику, где держат пару дорогостоящих врачей, чтобы принять одного ребенка, и где целая армия накрахмаленных необыкновенных нянек будет наблюдать за ней по часам.
Вернувшись домой, Кристоф поискал название в телефонной книге. Он нашел ее в разделе Больницы, рядом с Сент-Антуантской и Ливингстонской общей. Мемориальная Миры Гордон. Кристоф пожал плечами и подумал, что в Ливингстоне существует много мест, о которых он никогда не слышал. Как паршиво, что Этьену приходится так терзаться из-за денег.
В первый день октября в восемь часов утра Анжелика родила своего первого ребенка, девочку, которую она решила еще несколько месяцев назад назвать Лесли, невзирая на протесты мужа, свекрови и всей семьи Этьена. И, несмотря на удивительно легкие роды, она настояла на том, чтобы остаться в больнице ровно на две недели, хотя могла вернуться домой через шесть дней.
- Я не возражаю, - сказал доктор Майлс Гордон, когда она это предложила. - Если ваш муж может платить за комнату, я совсем не против. Сейчас мы не перегружены.
Анжелика осталась. Она валялась в кровати, полировала ногти и расчесывала свои длинные белокурые волосы. Она полностью отказалась ухаживать за своим ребенком, и когда няня в первый раз принесла ей Лесли и бутылочку, Анжелика накинулась на нее:
- Послушайте, кормить детей - это ваша работа, не моя!
- Но, миссис де Монтиньи, - сказала няня, - все наши молодые мамы кормят своих детей в течение дня. Конечно, грудных...
- Убирайтесь отсюда, - закричала Анжелика. - Пока я плачу за это, вы можете прекрасно выполнять вашу работу. И не беспокойте меня снова. Если вы мне будете нужны, я позвоню.
Анжелике очень понравилась больница. Мемориальная больница Миры Гордон занимала просторное трехэтажное здание из натурального камня, дерева и стекла и была одним из самых красивых частных владений Ливингстона. С годами были выложены "крылья" и дополнительные пристройки без всякой системы, что могло бы изуродовать здание, но вместо этого придали ему какое-то необыкновенное обаяние. Оно выглядело как дом, о котором много заботятся и который увеличивается, чтобы предоставить кров растущей семье.
У Анжелики была большая солнечная комната, выходящая в сад, и, лежа в постели, она часами воображала, что больница - это ее дом, а няни - ее служанки. С годами она немного отвыкла от привычки длительно беседовать с Арманом Бержероном, но сейчас, в этой уютной комнате, полной цветов, она проводила часы, разговаривая с ним.
Еще кофе, папа?
Нет, спасибо, мой ангел.
Тогда погуляем в саду.
Все, что хочешь, моя дорогая.
О, я совсем забыла. У нас сегодня гости. К чаю.
Да? А кто придет?
Никто, кроме Этьена, мамы и этой толпы.
Как утомительно. Но ты должна быть любезной. В конце концов, моя маленькая принцесса, noblesse oblige** **Положение обязывает (фр.)** .
