Он начал задумываться, следя за тем, как все они теряют в весе в большей или меньшей степени, но надеялся, что результаты, полученные в будущем, дадут ему возможность извлечь кое-какие ценные данные из эксперимента.
То, что говорила Марина, имело смысл, но он не понимал, как связать ее мысли с экспериментом. Протокол был составлен еще в начале. Его нельзя изменить, если не возникла угроза человеческой жизни и тем более если одна из участниц выступила с какой-нибудь легковесной теорией.
И все же он вынужден был задать свой вопрос.
— Как, по-твоему, я должен разрешить эту проблему — если, конечно, проблема существует?
Марина пожала плечами.
— Ты ученый, не я. Одно хочу сказать. Может, таблетки постепенно утратили свой эффект? Сейчас, наверное, слишком поздно что-то предпринимать. Если только нет способа снова посадить нас на таблетки, а потом медленно отойти от них.
В ее голосе безошибочно угадывалась надежда. Дэвид покачал головой.
— Это совершенно невозможно. Хотя…
— Хотя что? — с жаром подхватила Марина.
— Есть еще одна возможность, но не знаю, приемлема ли она.
— Почему ты не скажешь мне, что это за возможность?
— Если бы была медицинская проблема, что-то непредвиденное, тогда бы я мог изменить ход эксперимента, чтобы действовать иначе.
Марина соображала быстро.
— Эмма.
— Ты видела ее в последнее время?
— Нет, уже несколько месяцев. Полагаю, ничего страшного с ней не произошло, а то мы бы узнали. В СМИ она человек известный.
Дэвид внимательно выслушал ее слова.
— Что ж, новости хорошие. Но когда я видел ее в последний раз, она была действительно плоха, да и ты говорила то же самое. Я не имею в виду, что это прямой результат приема лекарства. А если это следствие того, что она слишком быстро прекратила принимать препарат?
Марина с сомнением посмотрела на него.
— Не в этом дело. Она так и не подошла к той стадии, когда ты прекратил давать ей таблетки. Она заболела задолго до этого.
Дэвид поднял палец, предупреждая ее не делать поспешных выводов.
— Насколько мы знаем.
— Не понимаю.
— Допустим, она прекратила принимать таблетки по какой-то безумной причине, о которой никто из нас не подозревает. И только потом заболела. Значит, в этом случае отнюдь не отказ от приема таблеток вызвал появление проблемы.
— Но как ты можешь это узнать?
— А нам и не нужно это узнавать.
— Погоди-ка. Я думала, ты хотел сказать, что Эмма забеременела и именно поэтому вышла из эксперимента?
— Да, но я изменил свое мнение. Как ты сказала, она известная журналистка. Мне бы не хотелось, чтобы она написала что-то совершенно другое.
— И что ты написал о ее участии в эксперименте? Как ты объяснил то, что она не появилась на взвешивании?
Затянувшееся молчание Дэвида свидетельствовало о том, что он что-то скрывает.
— Ты что, приписал ей какие-то цифры? Что она якобы по-прежнему принимает участие в эксперименте? Ты с ума сошел?
— Послушай, никто ничего не заметит. Индивидуальные данные никогда не раскрываются, это нарушение конфиденциальности. Она и сама ничего не будет знать. Но она наверняка узнает, если против ее фамилии записи будут отсутствовать по причине беременности.
У Марины заколотилось сердце, а пустой желудок настоятельно требовал к себе внимания.
— По-моему, ты зашел слишком далеко, Дэвид. Тебя поймают. И выяснится, что все было напрасно.
— Как это напрасно? Лекарство действует, и ты это знаешь.
Она это знала, но она так устала. Ей не хотелось ничего знать. Просто ей хотелось быть стройной и продолжать жить. В скольких еще сражениях ей предстоит участвовать, чтобы жить, как другие женщины?
— Значит, ты собираешься доложить своим боссам, что Эмма неожиданно прекратила принимать таблетки без твоего разрешения, и у нее начались… проблемы? И не скажешь о том, что она не участвует в программе уже три месяца, а представишь дело так, будто она продолжает эксперимент?
— Вот именно!
Он не принял ее обвинений.
— И поэтому я уверен, что лучше всего назначать отмену препарата более осторожными методами.
В его сощурившихся глазах светилась плутоватая невинность.
— Моя позиция значительно укрепилась бы, если бы я смог представить кого-то, кто подтвердил бы, что испытывает трудности после отказа от приема препарата. То есть в отсутствие Эммы.
Он подал мяч на сторону Марины, и тот завис в воздухе, пока она боролась со своей совестью.
Как все ужасно. Это Марина понимала. Но иначе ему никак не выкрутиться. При первых же серьезных проблемах с чьим-либо здоровьем эксперимент прекратится. Однако это вам не торговля средством для чистки стекол, которая вдруг показалась ей делом более надежным и отрегулированным, чем исследовательская работа, в ходе которой то и дело приходится что-то придумывать. Впрочем, ей все равно. Пятнадцать фунтов за две недели. Тридцать фунтов за месяц. И шестьдесят фунтов за полтора месяца. Она скоро вернется к тому весу, с которым приступила к эксперименту.
Она опять подумала о таблетках. Они ей нужны. Как она и говорила, ей нужно еще немного времени, чтобы отказаться от них, приспособиться к своему новому аппетиту, медленно вывести химические составляющие из организма. Если бы только она могла принимать таблетки еще недели две. И все. Она снова влезет в свою юбку десятого размера и будет чувствовать себя отлично.
Двое отчаявшихся людей смотрели друг на друга. Каждому хотелось покоя. Никому из них не нужны были кризисы и стрессы. Ни у кого не оставалось сил на долгие моральные и философские разговоры. У каждого были свои проблемы. И решение им хотелось найти простое.
От дополнительного груза, который Дэвид взвалил на ее совесть, у Марины опустились плечи.
— Не такая уж это будет и большая ложь. То, что я толстею так быстро, это ведь не хорошо для здоровья, правда? И для сердца плохо. А ем я не больше, чем раньше. Значит, я больна. Что-то не так работает в моем теле, поэтому я больна, так ведь?
— Ну конечно! — согласился Дэвид, даже и не пытаясь следить за ее хромающей логикой. Она разделяет его мысли, а почему, ему все равно. — Так я напишу здесь, что у тебя были, скажем так, головные боли, не очень, запомни, сильные, жалобы на бессонницу, работу желудка. И что ты была совершенно здорова, когда принимала лекарство. Устраивает?
Это ее устраивало, если не считать того, что головные боли, бессонница и жалобы на работу желудка были побочными эффектами, от которых она страдала, пока принимала лекарство. Она нарочно утаивала от Дэвида эти побочные эффекты, лишь бы ее не сняли с эксперимента.
Мало того. Прекратив принимать таблетки, она стала чувствовать себя гораздо лучше, чем в предыдущие месяцы, но не собиралась говорить Дэвиду об этом.
— Хорошо, — слабо согласилась она.
Дэвид облегченно вздохнул, когда она ушла. Трудную ситуацию удалось разрядить, а Марина между тем снова становилась пухленькой. Чем скорее ему разонравится эта женщина, тем счастливее он будет.
День выдался длинным. Женщины засыпали его горестными историями, лгали насчет того, как они питаются, утверждали, будто предменструальные отеки дали прибавку в весе не меньше семи фунтов. Просматривая свои записи, он обратил внимание на то, что у некоторых из этих женщин критические дни составляли, похоже, три четверти жизни.
К шести часам у него разболелась голова. Ему удалось внушить некоторым женщинам мысль о том, как избавиться от головной боли, и теперь ему нужно было составить план, как снова посадить их на таблетки, пока он думает, что предпринять дальше.
Все это было ужасно. Распечатка фамилий участниц и лекарств, которые они принимали, сама по себе оказалась почти бесполезной. Он обнаружил, что самые значительные снижения веса оказались у женщин, которые принимали «пустышку», а у тех, кто сидел на оксиметабулине, вес то снижался, то увеличивался. Он размышлял над тем, не стоит ли незаметно внушить некоторым женщинам мысль о том, чтобы они выдавали данные поближе к ожидаемым, но оставил это, подумав, что не может показать, что ему известно, какое лекарство они принимают.
Решение созрело только тогда, когда он вспомнил, как ему повезло, что эти сведения у него в руках. Результаты программы в компьютере были защищены только одним способом — паролем. Если его взломать, то это будет другой документ. И как всякий документ, он может быть отредактирован. Изменен.
Почему я не подумал об этом раньше? Просто возьму и изменю данные, которые отличаются от ожидаемых. Ничего аморального в этом нет. Всем известно, что лекарство действует. Так почему же все должно рухнуть только из-за кучки ненормальных женщин, которые не могут контролировать то, что кладут себе в рот?
Вот что я сделаю. Внесу-ка я изменения в протокол.
