— Как бы то ни было, она полнейшая дура, если по-прежнему любит его! — возмущенно воскликнула Джойс.
— Конечно, однако она его любит. Она частенько подкрадывается к калитке в то время, когда он должен пройти мимо, и тайком наблюдает за ним. Она сделалась такой раздражительной только из-за своего горя и ревности к леди Изабель. Уверяю тебя, Джойс; за последний год она изменилась до неузнаваемости. Если мистеру Карлайлу надоест миледи, и…
— Уилсон, — резко перебила ее Джойс. — Не забывайся, Бога ради!
— А что я такого сказала? Ничего, кроме правды. Все мужчины ужасно неверные, а мужья — еще похлеще, чем просто воздыхатели, и я, мне кажется, ничего дурного не сказала. Однако, возвращаясь к нашему спору, хочу, заметить: если бы что-то случилось с миледи, мисс Барбара наверняка заняла бы ее место.
— С ней ничего не случится, — спокойно ответила Джойс.
— Я тоже надеюсь на это, хотя бы ради этой милой невинной малышки, что лежит у меня на коленях, — продолжала гнуть свое Уилсон. — Доброй мачехи из нее не получилось бы, это ясно: если ты ненавидишь первую жену своего мужа, нельзя полюбить ее детей. Она бы настраивала мистера Карлайла против них…
— Послушай-ка, Уилсон, — перебила ее Джойс решительным тоном, не предвещавшим ничего доброго собеседнице, — если ты собираешься и дальше обсуждать эту тему в Ист-Линне, я вынуждена буду сказать хозяйке, что ты не подходишь для этого места.
— Ну, конечно!
— И ты знаешь, что, если я решила что-то сделать, я это сделаю, — продолжала Джойс. — Мисс Карлайл говорит, что у тебя самый длинный язык в Вест-Линне, но ты должна бы понимать, что болтать об этом не годится, независимо от того, чей хлеб ты ешь: мистера Хэйра или мистера Карлайла. И еще, Уилсон: сдается мне, ты привыкла шпионить в доме миссис Хэйр, и не дай тебе Бог делать то же самое здесь!
— Ну, ты всегда была такой пуританкой, Джойс, — воскликнула Уилсон, добродушно рассмеявшись. — Но теперь, когда я выговорилась, я умолкаю, и не считай меня дурочкой, способной разболтать это остальным слугам.
Нетрудно представить себе, какое впечатление этот разговор произвел на леди Изабель. Она слышала все, до последнего слова. Конечно, легко сказать: «Не стоит придавать значения сплетням слуг». Тут все зависит от того, на какую тему сплетничают. Это бы не произвело на нее такого впечатления, если бы она пребывала в добром здравии, но у нее была слабость, жар, полубредовое состояние; неудивительно, что Изабель тут же вообразила, будто Арчибальд Карлайл никогда не любил ее, а женился на ней только из честолюбия, причем сердце его на самом деле принадлежало Барбаре Хэйр. Она чрезвычайно разволновалась: ревность, жар, да и любовь тоже сыграли с ней злую шутку. Время шло к обеду, и когда м-р Карлайл пришел проведать ее, он просто поразился: ее бледные щеки покрыл нездоровый румянец, а глаза лихорадочно блестели.
— Изабель! Тебе стало хуже! — воскликнул он, бросившись к ней.
Она привстала и нервно сжала его в своих объятиях.
— Ах, Арчибальд, Арчибальд! — пролепетала она. — Не женись на ней! Мне тогда и на том свете не будет покоя!
М-р Карлайл так поразился, что подумал, будто у нее в результате слабости и болезни начались галлюцинации. Он попытался успокоить ее, но она не могла успокоиться. Она разрыдалась и снова начала бессвязно говорить:
— Она будет плохо относиться к моему ребенку, она заставит тебя разлюбить наше дитя и забыть обо мне, Арчибальд, ты не должен жениться на ней.
— Тебе, наверное, что-то приснилось, Изабель, — попытался он успокоить ее. — Ты спала, и все еще не можешь окончательно проснуться. Не шевелись, успокойся, и память вернется к тебе. Подожди, моя милая, обопрись на меня.
— От одной мысли о том, что она может стать твоей женой, мне делается так больно, что жить не хочется, — продолжала повторять она. — Обещай мне, что не женишься на ней, Арчибальд, обещай мне!
— Я пообещаю тебе все, что возможно выполнить, — ответил он, ошеломленный ее словами, — но я не знаю, что ты имеешь в виду. Я ни на ком не могу жениться, Изабель: моя жена — ты.
— А если я умру? Я ведь могу умереть, ты знаешь, и многие считают, что я умру. Не позволяй ей захватить мое место.
— Ну, конечно, я не позволю ей, о ком бы ты ни говорила. Что тебе приснилось? Кто так беспокоит тебя?
— Ты еще спрашиваешь, Арчибальд? Разве ты никого не любил до того, как женился на мне? Может быть, ты продолжал любить ее и все еще любишь и теперь?
М-ра Карлайла не на шутку обеспокоили ее слова. Он сменил свой шутливый тон на серьезный и искренний:
— О ком ты говоришь, Изабель?
— О Барбаре Хэйр.
Он нахмурил брови, не на шутку рассердившись. Кто мог вбить ей в голову эту глупость? Он встал с дивана и выпрямился во весь рост, спокойный, величавый, почти мрачный в своей серьезности.
— Изабель, я не знаю, что ты вообразила обо мне и Барбаре Хэйр. Я никогда не любил Барбару Хэйр. Я никогда не питал ни малейших чувств к ней: ни до, ни после нашей свадьбы. Скажи мне, с чего ты это взяла?
— Однако она любила тебя.
Он ответил не сразу, ибо прекрасно знал об этом; однако, принимая во внимание все обстоятельства, особенно то, как он узнал об этом, м-р Карлайл не мог, не уронив своего достоинства, признать это даже перед женой.
— Если это так, Изабель, то она была гораздо глупее, чем я полагал. Женщина может любить безответно, так же, как и быть любимой без взаимности с ее стороны. Если она любила меня, мне нечего сказать, кроме того, что я об этом и не подозревал. Поверь мне: ты с таким же успехом можешь ревновать к Корнелии.
Изабель вздохнула. Это был вздох облегчения, и дыхание бедняжки сделалось ровнее.
М-р Карлайл склонился к ней и проговорил нежно, хотя и обиженно:
— Мог ли я подумать, что ничего не достиг за этот год? Как еще может мужчина доказать женщине, что любит ее искренне и всем сердцем?
Она со слезами раскаяния подняла на него глаза и взяла его руку в свои.
— Не сердись на меня, Арчибальд: я не переживала бы так сильно, если бы ты был мне менее дорог.
Он снова улыбнулся, нежно, как умел он один, и наклонился ниже.
— А теперь скажи мне, с чего ты это взяла?
Она чуть было не рассказала ему все: о нескольких словах, которые обронили Сьюзен и Джойс год назад, о только что услышанном разговоре; однако теперь, когда она успокоилась, ей подумалось, что глупо было придавать этому такое значение, что слушать разговоры слуг было для нее унизительно, и она промолчала.
— Тебя кто-то пытался настроить против меня? — снова спросил он.
— Нет, Арчибальд! Да и кто бы осмелился так поступить?
— Тогда тебе что-то снилось и ты не смогла забыть это, проснувшись?
— Мне иногда снятся странные вещи, особенно, когда у меня жар. Порой я брежу, Арчибальд, и не могу отличить реальность от фантазии.
Ответ был уклончивым, хотя и верно отражал ее физическое состояние, однако, м-р Карлайл удовлетворился этим ответом, потому что он казался единственным объяснением той загадки, с которой он столкнулся.
— Постарайся больше не придавать значения подобным снам, — сказал он. — Относись к ним как к тому, что они есть на самом деле — игра воображения, неприятная для тебя и несправедливая по отношению ко мне. Меня связывают с тобой как узы брака, так и самая нежная любовь; Барбара Хэйр не может встать между нами.
Ответь, читатель: есть ли на свете, да и будет ли когда-нибудь страсть более причудливая, обманчивая и в то же время сильная, чем ревность? М-р Карлайл и думать забыл об этом происшествии, считая его следствием сна и не сомневаясь, что она забудет его, как сон. Увы! Полностью поверив мужу в тот момент и даже чувствуя стыд за свои подозрения, впоследствии леди Изабель почувствовала, что страх возвращается, что она больше верит рассказу Уилсон, чем словам мужа. Шекспир называл ревность желто-зеленым чувством, мне же кажется, что ее можно назвать черно-белой, ибо ревнивцу, несомненно, белое кажется черным, а черное — белым.
Самые немыслимые подозрения кажутся истиной, самые невероятные вещи кажутся вполне реальными. Изабель ни словом не обмолвилась об этом своему супругу, а поселившееся в ее душе чувство — вы поймете ее, если у вас когда-то хватило глупости вкусить этого сомнительного яства — заставило ее еще больше привязаться к нему, желать его любви еще сильнее.
Несомненно лишь одно: образ Барбары Хэйр стал для нее настоящим кошмаром.
Глава 19
КАПИТАН ТОРН В ВЕСТ-ЛИННЕ
— Барбара, какой ясный день!
— День чудесный, мама.
— Думаю, мне не повредит прогулка.
— Ну, конечно же, мама, — ответила Барбара. — Если бы ты больше бывала на воздухе, это пошло бы тебе на пользу; нельзя упускать ни один погожий денек.
— У меня не хватает духа на это, дорогая, — вздохнула миссис Хэйр. — Первые солнечные весенние дни, так же, как и первые теплые дни лета, поднимают мне настроение. Думаю, сегодня мне следует прогуляться. Папа сейчас в саду. Пойди спроси, не будет ли он против.
