Она уже знала, что пожалеет. Она знала это наверняка. Она будет крутиться и вертеться ночами, просыпаясь и мучаясь от того, что так поступила с добросердечным заботливым человеком, который совершил только одну-единственную ошибку — влюбился в нее.
…Что бы на это сказала Джини? Она сказала бы примерно то же, что сказала Джози: погоди, подумай, но не тогда, когда в твоей голове играют пузырьки шампанского, а чувства скачут, как розовые шарики в лототроне. Если бы там была Джини, возможно, она бы и не сбежала… А может быть, и этой свадьбы не было бы — в любом случае, Джини не позволила бы ей учудить то, что она учудила.
…Что скажет ее отец? Господи, она о нем совсем забыла. Она даже не подумала о том, чтобы хоть намеком дать ему знать, на что решилась, возможно, потому, что знала: он преградил бы ей дорогу. После того как не стало мамы, которая всегда умела сглаживать разногласия и удерживать их от ссор, отношения между ними катились вниз по наклонной плоскости. Но если сицилийцы что-либо и чтили, так это семью и детей. Уж он бы позаботился о том, чтобы она осталась и выполнила свой долг. Каким-то образом эта преданность семейным традициям не передалась Марте по наследству, но она понимала, что ее поведение невероятно огорчит отца и что он будет опозорен перед всеми своими друзьями в тот день, который должен был стать большим семейным праздником.
Но уже скоро он узнает. Она могла бы позвонить ему из отеля сказать, что с ней все нормально, если бы была уверена, что он не станет ее выслеживать. Но он обязательно явится, и, может быть, не один, а с дядей Нунцио и парочкой кузенов, которые насильно оттащат ее обратно. Все-таки, если здраво рассуждать, оно и к лучшему, что она ему не сказала.
Она прижалась к Глену, постепенно отогреваясь в его объятиях, которые защищали от холода куда надежнее, чем кружевные рукава свадебного платья. Сколько же денег выкинуто на ветер. Сколько людей никогда в жизни больше не захотят с ней говорить. В их глазах она совершила неслыханный проступок, который невозможно простить. В первую очередь, она не простит сама себе.
Они приехали в очень модный шикарный отель, излюбленное место сборищ всяких поп-звезд, кинозвезд, королей, королев, глав государств, богатых туристов, счастливчиков, выигравших в лотерею, и, похоже, новобрачных. Она когда-то уже была здесь, на пиар-акции какого-то радикального африканского художника, приверженца минимализма, но не помнила ни названия отеля, ни имени художника. Но надо учитывать, что ее мозг в данный момент был не в состоянии полностью использовать свои ресурсы.
Марта чувствовала себя глупо, бесцельно слоняясь по холлу в своем истерзанном свадебном платье, пока Глен заказывал комнату.
— Мои поздравления, мадам, — сказал администратор, обращаясь к Марте, пока Глен заполнял анкету. — Мы предоставляем вам дополнительные услуги в качестве подарка, с наилучшими пожеланиями от администрации отеля.
— Мы не… — начала было Марта.
— Мы уезжаем в свадебное путешествие только завтра, — перебил ее Глен, очаровательно улыбаясь.
— Да, — сказала Марта, смущенно теребя свою фату. — Завтра.
— У вас есть сумки?
— Э-э-э, нет… — теперь смутился Глен.
— Если вам что-то понадобится, дайте нам знать, сэр.
— Спасибо.
Администратор отдал ключ-карточку Глену, на лице его оставалась непоколебимая улыбка профессионала своего дела.
— Надеюсь, вам у нас понравится!
А Марта размышляла о том, что мог подумать клерк об их позднем приезде и менее чем подобающем виде невесты с потекшей тушью и размазанными по щекам слезами. И, о боже, у них не было даже зубных щеток. Клерк тактично отвернулся, изобразив, что ему необходимо срочно ввести их данные в компьютер.
— Зачем ты сказал, что мы женаты? — спросила она Глена, пока они шли к лифту.
— В основном потому, что на тебе свадебное платье, дорогая. — Он натянуто улыбнулся портье. — Я что-то не так сделал?
— Нет, — сказала она. — Наверное, нет. Просто мне было неловко.
— Для меня это тоже было не слишком ловко, Марта, — заметил он. — Нам обоим придется привыкать.
— Я знаю, — сказала она. — Извини.
Глен обнял ее, когда они вошли в лифт и за ними закрылась дверь.
— Для этого у нас впереди вся жизнь, дорогая.
Лифт начал подниматься, а у Марты все опустилось внутри. «Вся жизнь». Сегодня она уже слышала эту фразу.
Джози все еще держала лицо Джека в своих ладонях. Он больше не плакал, но выглядел бледным и удрученным — как мужчина, которого бросили в день свадьбы.
— Тебе лучше?
Джек кивнул.
— Может, я здесь посижу какое-то время.
— А ну-ка, выше нос! — скомандовала Джози и чмокнула его. — Я останусь здесь с тобой столько, сколько нужно. Если ты, конечно, хочешь.
Джек слабо улыбнулся:
— Да, пожалуй…
— О, как уютно ты устроилась! — послышался голос в дверях флигеля. — Как, черт возьми, вам тут уютно!
Джози увидела неясный силуэт в дверном проеме. Мужская тень облокотилась на косяк с каким-то знакомым хамоватым видом. Не может быть! Тень пошевелилась и попала в свет фонаря на берегу.
— Дэмиен!
— О, ты меня не забыла, — сказал он.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Чувствую, что я не к месту, если так можно выразиться, — он указал большим пальцем в сторону Джека, который явно ничего не понимал. — Вот кого я никак не ожидал увидеть здесь.
— Джека? — Джози и Джек переглянулись. — Почему?
— Если бы твоя мама предупредила меня, что ты поехала не одна, я бы не поперся вслед за тобой на край света.
— А при чем здесь моя мама?
— Она все еще надеется, что мы сойдемся опять.
— Мы с тобой? — Джози рассмеялась. — Я думаю, она предпочтет, чтобы я вышла замуж за Ганнибала Лектора, чем вернулась к тебе, Дэмиен.
— И что ты в нем нашла? — от злости Дэмиен был черен, как собственная тень. «Тень» повела глазами в сторону Джека. — Он же годится тебе в… в… старшие братья.
— Что я в нем нашла? — Джози и Джек опять переглянулись. Джек совершенно недоумевал. Джози догадливо сморщила нос. — Дэмиен, если у тебя претензии к Джеку, то могу сказать одно: они не по адресу.
Дэмиен саркастически ухмыльнулся.
— Джози, хочешь, я все улажу? — спросил Джек, поднимаясь.
Дэмиен толкнул Джека в грудь, и тот сел обратно на лавочку с удивленным «У-уф».
— Я думаю, ты достаточно наулаживал здесь, приятель. Она, между прочим, все еще замужняя женщина. Я так полагаю, она тебе этого не говорила?
— О семейном положении Джози мне все известно, — сказал Джек и, вновь поднявшись со скамейки, принял, к вящему ужасу Джози, позу, которая должна была предостеречь любого от агрессии. — Но, насколько я могу судить, ты имеешь неправильное представление о моем.
— А меня твое положение не колышет, приятель, — сказал Дэмиен, тоже принимая боевую стойку. — Хотя нет, колышет, если это имеет отношение к моей жене.
— К твоей жене это не имеет никакого отношения, — Джек сделал странное движение руками, которое должно было означать, что свою агрессию он еще контролирует, но уже с трудом.
— А по-моему, имеет! — Дэмиен слегка ударил Джека в грудь.
Джек опять сделал странное движение руками, как будто медленно опустил вниз какой-то несуществующий тяжелый предмет.
— Мне кажется, нам лучше успокоиться и попробовать поговорить.
— А мне до одного места, что тебе кажется, приятель, — сказал Дэмиен, делая замах и целясь Джеку в нос.
Джози стояла ошарашенная. Она моргнула, и этого мига оказалось достаточно, чтобы пропустить все самое интересное. Еще секунду назад Дэмиен, можно сказать, почти ударил Джека по носу, и вот он уже лежал на полу лицом вниз.
— Ах, — только и сказал он.
Джек наступил Дэмиену на плечо, крепко сжимая его вывернутую назад руку. Лицо Джека было непроницаемым. Будь на его месте Джози, она бы с превеликим удовольствием наподдала бы своему бывшему мужу еще. Дэмиен подергался, но безрезультатно.
Джози сложила руки на груди и смотрела сверху вниз на извивающуюся от боли тень Дэмиена.
— Кажется, пришло время представить вас друг другу. Джек, это Дэмиен, мой бывший муж.
— Очень приятно, Дэмиен, — ответил Джек, вежливо кивнув головой, правда, этого Дэмиен однозначно не заметил, поскольку лежал, уткнувшись носом в пол.
— Дэмиен, это Джек, мастер восточных единоборств, — без лишней надобности уточнила Джози. — А также муж Марты.
Мэтт зашел в холл свадебного особняка «Zeppe», стараясь выглядеть уверенно и непринужденно, хотя в голове у него происходило что-то, похожее на какофонию звуков в конце композиции «Я — морж». Из всего репертуара чудесной музыки, созданной Ленноном и Маккартни, именно эта вещь ему никогда не нравилась. И еще меньше ему нравилась, когда она звучала у него в голове, на сердце и в животе.
