Я думала о голосе Мэла, когда он позвонил мне. У него был такой серьезный тон. Это немного пугало меня. Может, он хочет рассказать мне, что происходит со Стефани? В последнее время она вела себя очень странно: выглядела напряженной, настороженной. Загнанной в угол. Точно, загнанной в угол. Будто ее прижали к стене и она готова в любой момент наброситься на меня, чтобы освободиться.
Мне было трудно проводить с ней время. Я увлекалась эзотерикой, поэтому многое знала об энергетических вампирах, людях, которые — обычно неосознанно — вытягивают из вас энергию, как вурдалаки высасывают кровь, и вы чувствуете себя обессиленными и подавленными. Обычно я не позволяю людям поступать так со мной, но моя обычная техника защиты, позволявшая отстраниться от вампира, почему-то не срабатывала со Стефани. Стефани, словно граф Дракула, выпивала меня досуха, и когда она уходила, то казалось, что все силы покинули меня, и мне оставалось лишь лечь и отдыхать.
Если в предыдущие недели Стефани светилась от радости и счастья, называла меня своей лучшей подругой, то теперь все это прекратилось. Осталась лишь черная дыра в ее душе, куда затягивало все хорошее.
Надеюсь, Мэл мне это объяснит, и все вернется в привычную колею.
Я закрыла глаза, наслаждаясь теплом. Солнечные лучи гладили мое лицо, на улице машин было немного, мало кто проходил мимо. Я наслаждалась тишиной. Через год, когда я уеду в Австралию, там будет зима, и мне уже не доведется вот так греться на солнышке.
— Привет, — сказал Мэл.
Я улыбнулась и только потом открыла глаза.
— Привет!
Счастье, которое я ощущала, испарилось, как только я увидела его лицо.
Я хорошо знала это выражение. Обычно именно с таким видом Мэл говорил мне о том, что у тети Мер обострение. Агония, скрытая натянутой улыбкой. Покрасневшие глаза.
— Ты заказал что-нибудь? — спросила я.
Мэл покачал головой. Кашлянул.
— Я ненадолго.
— Что случилось? — Я выпрямилась.
Мэл пригладил волосы, облизнул губы.
— Ты же знаешь, как я люблю тебя, — начал он. — Ты мой лучший друг, и в мире нет никого, кто был бы мне ближе.
Если бы мы встречались, я бы сразу подумала, что Мэл меня бросает. Но нельзя бросить друга, верно? Если ты хотел разорвать отношения с другом, то просто позволял этим отношениям умереть. Ты прекращал звонить, переставал приходить на встречи, ты отдалялся… И в следующий раз, когда вы встречались, казалось, что вы не виделись пару десятков лет и теперь вам нечего сказать друг другу.
Но нельзя позвать друга в кафе, чтобы сказать, что вашей дружбе конец. «Или можно?»
— Ты… Ты была потрясающим другом все эти годы. Даже когда я этого не заслуживал. Мы провели вместе столько лет… Но теперь мне нужно строить новую жизнь со Стефани. Я дал клятву сделать это, когда женился на ней. И только недавно я понял, что не смогу выполнить эту клятву, если мы будем видеться.
«Судя по всему, все-таки можно позвать друга в кафе, чтобы сказать, что вашей дружбе конец».
— Мы много говорили в последнюю пару недель, и в особенности последнюю пару дней. И мы поняли, что не готовы завести ребенка. Мы не насладились временем вместе. Только я и Стефани. Я испытал влечение к тебе — это длилось всего мгновение, но этого было достаточно, чтобы я понял, что не полностью верен Стефани. А это нечестно по отношению к ней. Нечестно по отношению к нашему браку. Если мы заведем ребенка, это будет нечестно по отношению ко всем. Мы еще не готовы к такой ответственности. Мы больше не хотим этого ребенка.
— Дело в том, Мальволио, что если бы речь шла об остывшем ужине в моем ресторане, то я поняла бы, как можно сказать: «Я этого больше не хочу». Но это ребенок. Ты не можешь передумать. Это же ребенок!
— Прости. — Мэл опустил глаза.
— Прости? Я вынашиваю твоего ребенка, ты передумал, а теперь ты говоришь мне «прости»?!
— Мне больше нечего сказать.
— Тебе есть что сказать. Например, ты можешь сказать мне почему.
— Я уже сказал тебе.
— Ты нес какую-то чушь. Ты не сказал мне, почему ты изменил решение о том, с чем мне было так сложно согласиться. И я пошла на это только потому, что знала, насколько вы со Стефани хотите ребенка. До этого вашего похода в горы ты постоянно стремился коснуться моего живота. И поэтому я не верю, что ты говоришь серьезно.
Мэл посмотрел на меня, его лицо окаменело. Было понятно, что он больше ничего не скажет.
— А что мне делать с ребенком, Мэл? — тихо спросила я.
Может, они и говорили о том, что ребенок нарушит привычный для них распорядок жизни, но вряд ли они продумали все последствия своего решения. А ведь должны были бы.
Он снова опустил глаза.
— Ты… ты могла бы… сделать аборт. — Мэл говорил так тихо, что мне пришлось податься вперед, чтобы расслышать его. — Так было бы проще всего. — Он почесал в затылке. Мэл всегда так делал, когда волновался. — Так было бы лучше всего.
— Проще? Лучше? — повторила я. — Откуда тебе знать?
Мэл не поднимал глаз.
— Стефани делала аборт. Ей было тогда пятнадцать. Вроде бы с ней все в порядке.
«Все в порядке? Со Стефани? Ох, только не начинай…»
— Одно дело пойти на аборт, когда ты молода и залетела случайно. Но когда тебе под тридцать и ты тщательно планировала беременность — это совсем другое.
— Тогда оставь ребенка.
— Да, и что мне всем сказать? Что ты его отец? И что ты больше не хочешь со мной общаться? И да, родные мои, не беспокойтесь, я вовсе не трахалась с этим женатиком, я не залетела случайно. Нет, я воспользовалась шприцом, чтобы ввести себе во влагалище его сперму, потому что собиралась родить ребенка ему и его жене. Нет-нет, они не принудили меня к этому, я сделала это по собственной воле, потому что я ведь так волнуюсь о них.
— Вот что я имел в виду, когда говорил, что так было бы проще всего.
— Нет, Мэл. Проще всего было бы, если бы вы забрали у меня ребенка, как и планировали.
— Мы не можем. Прости меня.
— Хотя бы посмотри мне в глаза, когда говоришь это. Иначе я тебе не поверю.
Мэл посмотрел на меня, и я увидела, что он не со мной. Он полностью отстранился от ситуации. Я читала о таком, когда училась на психолога. Люди мысленно отгораживались от ситуации, чтобы сделать что-то, чего они не хотели делать. Чтобы пережить травму. Чтобы принять сложное решение.
Мэл отгородился от меня, чтобы суметь сказать мне это.
Я лишь раз раньше видела, чтобы он поступал так. Нам было одиннадцать. Хотя Мэл и был довольно высоким и мускулистым пареньком, он всегда таскался с девчонками — со мной или Корди, и поэтому мальчишки считали его слабаком. Билли Сноу, мордоворот и задира, сидел за мной и Мэлом на математике. И вот однажды он назвал тетю Мер психованной. Билли прошептал эти слова, зная, что учитель не услышит его, но Мэла это заденет. И потом он сможет и дальше дразнить Мэла.
Мэл вскочил из-за стола прежде, чем кто-либо (в первую очередь сам Билли) успел отреагировать. Он врезал Билли по челюсти, сбил его со стула на пол и молча принялся избивать. Все в классе, включая нашего учителя, мистера Бельфаста, были настолько огорошены, что не знали, что делать, и лишь с ужасом наблюдали, как лицо Билли Сноу превращается в кровавое месиво. В какой-то момент мистер Бельфаст очнулся и стащил Мэла с незадачливого хулигана.
И в тот момент в глазах Мэла не было ярости. Не было жажды убийства. Лишь пустота. Такая же, как сейчас.
Тогда я впервые в жизни испугалась Мэла. Он словно перестал быть мальчиком, которого я знала, и превратился в человека, способного сильно ранить кого-то и при этом оставаться невозмутимым.
Больше такого не случалось. Больше я не боялась Мэла.
Вплоть до этого момента.
То, что ему приходится вот так отстраняться от меня, чтобы сделать что-то настолько тяжелое, означало, что они действительно не хотят этого ребенка. И Мэл действительно не хочет больше со мной видеться.
— Прости меня. Нам не нужно было вообще все это затевать. Но лучше мы скажем тебе сейчас, чем через пару месяцев, когда что-то изменить будет уже трудно. — Мэл положил ладонь мне на руку.
Он так часто делал раньше. А теперь он говорил мне, что это в последний раз.
— Береги себя, ладно?
Мэл встал и ушел, оставив после себя лишь запах лосьона и память о тепле его ладони.
Через два часа Мэл вернулся домой. Дверь тихо закрылась за ним, ключи звякнули, когда он бросил их на столик в прихожей.
Мэл даже голову не повернул в сторону гостиной, не поздоровался со мной. Он отправился прямиком в кухню. Я услышала, как он хлопнул дверцей холодильника, как отодвинул стул от стола.
Я прождала пару минут, давая ему время решить, устроится ли он в кухне или все-таки придет ко мне.
Когда Мэл не пришел, я сама пошла к нему. Мэл сидел на стуле, глядя в окно, на сад. В руке у него была бутылка пива, еще четыре бутылки стояли перед ним. Он поднес горлышко ко рту и жадно припал губами к темной жидкости. Обычно я заставляю его пить пиво из стакана, но сейчас был неподходящий момент, чтобы заводить разговор об этом.
