— В-вы шутите, — запинаясь, проговорила она. — Вы просто разыгрываете меня, мсье! Подобное поведение недостойно вас.
— Отнюдь, я вовсе не шучу и вовсе не собираюсь вас разыгрывать. Во сколько вы оцениваете этот дом? Разумеется, я подразумеваю также и землю, скот, надворные строения, имущество, мебель, короче говоря — все. В тридцать тысяч долларов? В пятьдесят тысяч? Как только мы сможем подписать необходимые документы, я заплачу вам названную сумму наличными. Если угодно, я могу вручить вам пять тысяч прямо сейчас, чтобы скрепить сделку.
Она пронзительно вскрикнула, на этот раз даже не пытаясь сдержаться, и покачнулась к нему. Чтобы она не упала, он обнял ее за плечи. Затем, по-прежнему крепко держа ее, медленно опустил руки, взяв ее за локти. После этого оказалось совершенно неизбежным обхватить ее за талию. Клайд изогнул вытянутые ладони на ее талии, и его большие пальцы не только воссоединились, они даже зашли один за другой. Он ощутил корсет из китового уса, безжалостно стягивающий ее тело, и, хотя шнуровка была очень тугой, все же по бокам, там, где части корсета не соединялись полностью, оставались крошечные пространства. В этих местах была лишь шнуровка в виде решеточки, а под нею батистовая сорочка, а под сорочкой — теплая, податливая плоть. И когда Клайд почувствовал эту запрятанную мягкость, его объятия стали крепче, и он привлек Доротею к себе.
Он не обманывал себя, понимая, что, несмотря на всю его привлекательность, Доротея не увидела бы в нем неотразимого мужчину, не будь он способен приобрести ее дом и тем самым вернуть ее во Францию. Да, да, вполне вероятно, что она рассматривала это как негласную часть покупной цены. Что ж, хотя он и не рассчитывал на такое, какая разница, если так случилось? Ведь он никогда не упускал благоприятной возможности, возникающей неожиданно, и тем более не собирался отказываться от того, что Доротея Лабусс была готова подарить ему наслаждение.
Разумеется, в случае с Люси все происходило бы совершенно иначе.
Как обычно, обед в Синди Лу являл собой весьма обильную трапезу и посему приводил в состояние приятной дремоты. Начался он с тарелки бобов с маслом и только что выловленными речными креветками, что скорее походило на кашу, чем на суп. В приготовлении этого блюда Белла затмевала всех остальных поварих. Затем подавалось жаркое — тонкие, нежнейшие кусочки телятины, тушенные в густом соусе, а к ним — рисовые хлопья и кукуруза. За блюдом с сыром следовал зеленый салат, и завершал все один из знаменитых испанских кремов Люси, который она гордо внесла в столовую. Как и многие виргинки ее времени и социального положения, Люси ежедневно сама готовила десерт для всей семьи, за исключением тех случаев, когда была больна. А испанский крем был ее шедевром.
Клайд должным образом оценил десерт, с удовлетворенным видом насытившегося человека поднялся из-за стола и вместе с женой направился из комнаты. На пороге он поцеловал Люси в щеку и двинулся прямо к своему излюбленному плетеному креслу, стоящему под раскидистым дубом между домом и фонтаном. Вообще-то было нежелательно регулярно дремать после обеда, равно как и постоянно отдавать предпочтение уютному креслу, поскольку и то и другое являлось предательским признаком надвигающегося старения, что, естественно, вовсе не нравилось ему. Однако кресло было страшно удобным, а послеобеденная дремота столь приятна! Так зачем же отказывать себе в первом и отгонять второе?
И все же не следует, подумал он, ежедневно погружаться в кресло и дремать. В конце концов, старение — это еще не преклонные годы. Действительно, ведь любое продвижение вперед дополнительно несет с собой определенный прогресс. И тот человек, каким он был сейчас — счастливый супруг, обожаемый приемный отец, землевладелец, состоятельный, уважаемый гражданин, — весьма далек от уличного бродяги, игравшего в кости намного лучше своих приятелей, которые — все до единого! — были не в ладах с законом. А если вспомнить, что он был лучшим карточным шулером, проделавшим свой путь от самых дешевых притонов Сент-Луиса и плохоньких корабликов, забитых торговцами, врачами, проститутками и продавцами лотерейных билетов, до шикарных игорных залов роскошных речных пароходов. Со временем этот профессиональный игрок превратился в поставщика для маркитантов, а когда речные пароходы уступили место канонеркам, стал спекулировать табаком и хлопком, и первыми его компаньонами на Юге стали люди, припрятавшие добро, и дельцы, которые с радостью встречали чужака, расплачивающегося золотом, всегда у него имеющимся.
Клайду Бачелору часто казалось, что его третье превращение ознаменовало собою величайший шаг вперед, и совсем не потому, что он значительно увеличил свое состояние, последовав за победоносной Объединенной армией на побежденный Юг, а потому, что нашел другие, лучшие формы для обогащения. Это произошло в Виргинии, когда он познакомился с Люси Пейдж и уговорил ее выйти за него замуж. Несомненно, это было значительным успехом для человека, которого она, вероятно, не считала джентльменом и уж совершенно справедливо могла воспринимать как врага.
Он услышал ее голос раньше, чем увидел ее саму, и ему было забавно рассказывать ей — уже после того, как они достаточно хорошо познакомились, чтобы немного подразнить, — что сначала он влюбился в голос, а не в женщину. А поскольку голос этой женщины был довольно необычным, то подобное заявление, скорее всего, не должно было показаться экстравагантным.
Клайд проходил по Франклин-стрит, как вдруг услыхал из-за стены сада всхлипывания, а затем — нежные слова утешения:
— Не плачь, миленький. Ну, поешь чего-нибудь завтра.
— Ты мне говорила это еще вчера!
— Знаю, и ведь сегодня ты ел, не так ли? Немного, правда, но все-таки поел. А завтра будет еще больше еды, я точно знаю.
— Но я хочу есть сейчас!
— Если ты, как хороший мальчик, сейчас пойдешь спать, то забудешь о голоде. А я почитаю тебе «Шестилетие Сьюзи», пока ты не уснешь.
— Это девчачья книжка! И еще — это книжка янки! Так сказал папа. И я не хочу, чтобы ты мне ее читала!
— Мне очень жаль, миленький. Тогда я почитаю тебе «Дика и его кота».
— Но я го-о-о-олоден!
Клайд не вытерпел. Он подошел к воротам сада и бесцеремонно постучал в них.
Хныканье тут же прекратилось, за ним послышались легкие быстрые шаги, сопровождаемые слабым звуком чьих-то совсем маленьких ножек, потом раздался скрежет отодвигаемой задвижки и поворачиваемого ключа. Ворота открылись, и взору Клайда предстала светловолосая девушка на фоне клумбы с ярко цветущей глицинией. Рядом с нею стоял бледный мальчуган с капризным выражением лица, дергающий ее за розовато-лиловую муслиновую юбку.
Сочувствие к ребенку пропало у Клайда так же быстро, как и возникло, ибо мальчишка относился к тому сорту детей, которые хнычут при любой возможности и независимо от того, голодны они или нет. А вот к девушке он испытал совершенно другое чувство. Все в ней оказалось таким же красивым, как и ее голос: светлые волосы, серые глаза, чистая, гладкая кожа, выражение лица, манера вести себя. К тому же эта хрупкая красота никоим образом не означала отсутствия твердости духа. Как показалось Клайду, эта девушка ни за что не заплачет, если будет голодна; видно, она из тех, кто трудности встречает лицом к лицу, сдержанно улыбаясь при этом.
— Добрый вечер, — поздоровалась она, ничем не показывая, что удивлена появлением возле ее дома незнакомого мужчины.
— Добрый вечер, — механически отозвался Клайд.
И тут он почувствовал, что ему совершенно нечего сказать ей. Девушка же без всякого раздражения или нетерпения стояла в ожидании, когда он что-нибудь произнесет. Однако противный мальчишка снова потянул ее за юбку и захныкал:
— Чего надо этому человеку? Зачем он сюда пришел?
— Помолчи, Бушрод. Сейчас джентльмен нам все расскажет, — мягко проговорила девушка, приглаживая взъерошенные волосы мальчишки.
— А он янки?
— Ну конечно же, нет, миленький! Все янки носят форму, голубую форму.
Ее простодушие и безыскусственность подействовали на Клайда обезоруживающе, и он решил, что ему ничего не остается, как действовать в открытую, поэтому выложил правду.
— Боюсь, что не должен вас обманывать, — произнес он. — Я из Сент-Луиса и в настоящее время… э-э-э… связан с Объединенной армией, хотя и не в качестве военного. Так что, полагаю, вы вполне можете считать меня янки. Но я случайно подслушал, как малыш плачет, и мне показалось, что он сказал, будто голоден. Понимаете, случилось так, что у меня имеется доступ… ну, в общем, к огромному количеству всякой провизии. Поэтому надеюсь, что, может быть…
