Только когда толпа раздвинулась, освобождая путь хозяевам замка, представленным в данном случае герцогом Карлом (ты ведь, по правде говоря, был тогда не в состоянии кого-то или что-то представлять), до меня вдруг дошло, что это как раз та самая комната, из которой, как мне довелось случайно заметить, несколько минут назад вышел крадучись Карл.
* * *
Признаюсь тебе, брат, что на меня, считавшего себя человеком хладнокровным и отнюдь не впечатлительным, ее красота произвела в ту ночь такое умопомрачительное впечатление, что все мои органы чувств пришли в полное расстройство. Это было как гибель звезды: моментальный и сильный взрыв, после которого остается лишь облако пыли, не рассеивающееся потом в течение многих-многих тысяч лет.
В ту ночь, брат, меня осыпала с головы до ног звездная пыль…
Все началось тогда, когда я услышал, что кто-то снует по коридорам. Я в тот момент уже точно знал, что встревожило находящихся в замке гостей и что заставило их покинуть свои комнаты посреди ночи. Чего я тогда еще не мог себе представить — так это того, что все раскроется так быстро, а именно лишь через несколько минут после того, как я покинул комнату Бориса Ильяновича и зашел в свои покои на первом этаже.
Я даже не успел переодеться в пижаму, а потому мне пришлось накинуть поверх своих черных одежд просторный халат и нацепить на ноги тапочки. Затем я вышел из своих покоев и присоединился к собравшимся в коридоре людям, отдых которых был внезапно прерван раздавшимся выстрелом. Когда я подошел к последней комнате второго этажа, перед ее дверью уже собралась целая толпа. Вокруг раздавались изумленные и испуганные возгласы, почему-то напомнившие мне звуки вскипающей воды. Я прошел через эту толпу и сделал вид, что первый раз вижу то, что я на самом деле уже видел — мертвого господина Ильяновича, лежащего на кровати с пулевым отверстием в голове.
Едва я протиснулся в первый ряд зевак, ошеломленно смотревших на жуткую сцену, как почувствовал на себе ее подозрительный взгляд. Возможно, в силу того, что все остальное я здесь уже видел, все мое внимание в этот момент — словно под воздействием магнита — обратилось на ее стройную фигуру, почему-то оказавшуюся в самом центре этой ужасной сцены. Она была как цветок, изумительно распустивший все свои лепестки посреди помойки. Она была одета в легкий белый халат, и это дало повод разыграться моему сладострастному воображению. Ее непричесанные черные волосы ниспадали ей на плечи, а ее лицо без косметики демонстрировало все великолепие своей естественной красоты. Она уставилась на меня своими темными, как ночь, удивительными глазами, с вызывающим видом, без малейшего смущения выдерживая мой взгляд. Самоуверенная. Надменная. Она была богиней… Нет, одновременно тысячей богинь: и древнеримской Венерой, и греческой Афродитой, и египетской Изидой, и вавилонской Иштар, и финикийской Аштарт, и… индуистской Кали.
Только твое появление смогло отвлечь меня от нее. Ты вышел из ванной — белый как мел, с перекошенным лицом, с опухшими — превратившимися в малюсенькие щелочки — глазами и с все еще кровоточащей раной на лбу. Твое состояние было весьма плачевным. Я тебя еще никогда таким не видел. Когда ты подошел к ней, ты пошатнулся так сильно, как будто едва-едва не потерял сознание. Увидев, что богиня, снова превратившись в обычного смертного человека, стала поддерживать тебя обеими руками, я ощутил, как непонятное, но теплое и спасительное для меня чувство охватило мое существо, все еще находящееся под воздействием ее чар, и я решил взять ситуацию под свой контроль. Увидев мажордома, я отправил его вызвать полицию.
1914 год
1 января
Я помню, любовь моя, как после весьма трагического начала года в Брунштрихе замок стал бурлить в своего рода катарсисе; ужас, истерика и замешательство безжалостно подавили ранее свойственные Брунштриху жажду удовольствий и разрушили праздничную атмосферу. Словно в какой-нибудь древнегреческой трагедии, насильственная смерть Бориса спровоцировала долгие дискуссии о смертности человека, о власти, о героизме, о религии и о смерти вообще. Это вырождающееся и никчемное общество принялось оживленно судачить по поводу бренности своего существования, превратив произошедшее событие в один из актов действа, называемого рождественскими и новогодними праздниками.
В замке, как никогда раньше, развернулась бурная деятельность. По его многочисленным гостиным бродили группки тех, кто хныкал по поводу произошедшего, и тех, кто оживленно по этому поводу дискутировал, а еще сюда понаехало множество полицейских и прочих представителей правоохранительных органов.
— Боже мой, какая трагедия!
Усевшись на диван, твоя матушка прикрывала лицо рукой, в которой она держала очень красивый вышитый платок. Вокруг нее собралось множество дам, посчитавших своим долгом в такой критический момент находиться рядом с ней. Она сокрушенно причитала:
— Никогда еще в Брунштрихе не происходило ничего подобного! По крайней мере, с тех самых пор, как великий герцог Константин убил свою жену и затем повесился в северной башне. Однако это произошло еще в Средние века, а тогда все люди были очень грубыми.
Собравшиеся вокруг твоей матушки сердобольные дамочки сочувственно закивали. Я подала ей чашку чая, однако она неохотно сделала из нее лишь пару глотков, а затем продолжила свои жалобные разглагольствования:
— Что же нам теперь делать?! По всему дому слоняются эти зловещие полицейские… А мы сидим здесь едва ли не под замком, потому что нам не разрешают отсюда выходить, как будто мы какие-нибудь преступники. Какое унижение! Какое бесчестье! Придется сказать экономке, чтобы она передала кухарке, что еды нужно готовить намного больше… А она, видите ли, сердится из-за того, что ей приходится менять меню! Прислуга стала уже совсем не такой, какой была раньше…
Сидящие вокруг твоей матушки дамочки, выражая свое согласие с ней, снова дружно закивали. Затем все дамы — кроме графини Марии Неванович, бабушки Нади, считавшей себя вашей близкой родственницей, — осмелились подойти на шаг к твоей матушке и обратиться к ней с утешительными словами, сопровождаемыми выразительной жестикуляцией.
— Не переживай, Алехандра. Рядом с тобой — волей Божьей — находимся все мы, и мы поможем тебе все это пережить. Если потребуется, я прикажу вызвать сюда свою кухарку, — сказала одна из них.
— Ну, конечно! Я тоже вызову сюда свою кухарку, — поддержала ее другая.
— А я — свою, — заявила третья. — И еще парочку служанок.
— Ты нам только скажи, что тебе нужно, и мы все сделаем, — подхватила четвертая.
Я, воспользовавшись тем, что все они были заняты энергичным проявлением дружеских чувств и выражением готовности поддержать твою матушку в трудную минуту, вышла из оформленной в японском стиле гостиной, где разыгрывалась эта душещипательная сцена, подумав, что раз уж у меня нет никакой личной прислуги, которую я могла бы предоставить в распоряжение великой герцогини, то вряд ли я смогу быть ей чем-то полезной.
Прошедшая ночь была долгой и беспокойной. Я из-за всей этой сутолоки так и не смогла поспать, и теперь меня начала одолевать усталость. Я решила пойти в свою комнату и попытаться хоть немного отдохнуть. Затем я намеревалась навестить тебя, ведь для тебя эта ночь, в общем-то, закончилась гораздо хуже, чем для меня: у тебя было выражение лица человека, который первый раз в жизни видит труп того, кто умер насильственной смертью. Кровь в твоих жилах в тот момент замедлила свой бег, а на лбу у тебя виднелись швы, искусно наложенные сельским врачом, который при этом всячески пытался скрывать жуткое похмелье, в котором он пребывал после неумеренного употребления пива во время празднования Нового года…
Поднимаясь по лестнице, я еще издалека услышала, как по второму этажу снуют туда-сюда полицейские. Оказавшись на пересечении коридоров, я, прежде чем свернуть в коридор, ведущий к моей комнате, остановилась, заинтересовавшись ранее не виданной мною сценой. Несколько полицейских, распределившись равномерно по коридору у входа в комнату господина Ильяновича, выискивали следы, разглядывали различные предметы, присматривались ко всем, кто проходил мимо, и даже, как мне показалось, принюхались к запахам, исходившим от пола… Каждый из них, напоминая целеустремленными действиями муравья, всецело сконцентрировался на своем маленьком участке и не обращал почти никакого внимание на то, что происходит вокруг.
Я наблюдала за этим лишь пару минут, как вдруг из комнаты господина Ильяновича вышли трое, разговаривающих друг с другом почти шепотом: инспектор полиции Франке, занимавшийся данным делом, Ричард Виндфилд и твой брат Карл. Ричарда и Карла вообще часто можно было увидеть вдвоем, причем они были чем-то похожи на комический дуэт из какого-нибудь водевиля. Заметив меня, Карл лишь искоса чиркнул по мне взглядом, не прерывая разговора с инспектором и Ричардом. Ричард же, увидев меня, приподнял брови и, отделившись от своих спутников, направился ко мне.
