Из казино Бат и Гленда вышли наружу, вдохнуть ароматного тропического воздуха, теплого и тяжелого от влаги. Из расположенного неподалеку ночного клуба до «Ривьеры» долетали звуки зажигательной латиноамериканской мелодии. Внезапно музыку заглушил одиночный выстрел, затем на него наложилась автоматная очередь. Стрельба длилась не более десяти секунд, и вновь зазвучала музыка.
— Что это было? — спросила Гленда.
— Полиция, — пожал плечами Бат. — Похоже, они нервничают и палят по каждой тени.
Они проследовали в Копа-Рум. Мейер Лански уже сидел за столиком. Он представил Гленду и Бата сидящему рядом с ним мужчине, Винсенту Эло, который предпочитал, чтобы его звали Синеглазый Джимми. Бат знал, что Синеглазый Джимми один из совладельцев «Ривьеры». Хотя и не тот, чью долю предлагал Кордам Мейер Лански.
Лански твердо верил, что хорошее казино должно иметь хорошую кухню. Официально он числился директором, курирующим все вопросы, связанные с питанием. И, хотя пост этот был не более чем прикрытием, Лански проявлял живейший интерес к кухне, приготовлению блюд и обслуживанию гостей в ресторанах, барах, номерах.
Прибыл президент Фульхенсио Батиста. По пути к своему столику приветственно помахал рукой Мейеру Лански, но, увидев Бата, поспешил к нему.
— Sbrino! Jonas Enrique Raul! Bienvenidos![42]
— Puedo presentar a la Senorita Glenda Grayson[43].
— Es una muchacha bonita[44],— Батиста улыбнулся. — Es esta su hija[45]?
Гленда не поняла ни слова, на ее лице отражалось недоумение.
— Очень рад нашей встрече, мисс Грейсон, — Батиста перешел на английский. — Ваше имя мне хорошо знакомо. В Гаване мы смотрим американское телевидение. Знаете, Мейер, я бы посоветовал вам организовать выступление мисс Грейсон в «Ривьере».
— Я собирался сегодня же поговорить с ней об этом, — ответил Лански.
На открытие отеля Лански пригласил Джинджер Роджерс.
Он рассказал о достигнутой договоренности с Эбботтом и Костелло. Шли переговоры и с другими звездами. Так что он, Лански, будет счастлив, если мисс Грейсон сможет выкроить время для выступлений в «Ривьере».
По окончании шоу Гленда сказала Лански, что, возвратившись в Штаты, первым делом попросит своего агента связаться с ним. Ни в одном ночном клубе она не видела такой хорошей сцены.
Лански сиял, как медный таз, провожая Бата и Гленду из концертного зала в их «люкс». Официанты катили за ними тележки с шампанским, икрой, салатом из лобстеров, кофе, крекерами. С ними пошел также Синеглазый Джимми, который и не пытался скрыть своего восхищения Глендой.
— Видите? — сказал Лански Бату. — Вот так и должно работать казино.
Бат кивнул:
— И вы хотите, чтобы мы вложили сюда деньги, не так ли?
Лански заулыбался:
— Только в том случае, если убедитесь, что они принесут немалую прибыль. Я прошу вас инвестировать, а не выбрасывать деньги на краткосрочные спекуляции.
— Мейер… — обратился к нему Бат. — Давайте выйдем на балкон. Я хочу с вами поговорить.
С балкона, с высоты двадцатого этажа, им открылся прекрасный вид на Флоридский пролив («Можно увидеть Америку», — прокомментировал Лански) и часть Гаваны. Город сиял огнями. Президент Батиста пригласил на Кубу весь мир. Здесь их ждал нескончаемый праздник: честная игра в казино, роскошные отели, великолепные шоу, превосходная еда, молоденькие, но многоопытные проститутки, музыка, танцы, всевозможные развлечения. (В некоем салоне мужчина по прозвищу Гигант выкладывал в ряд двенадцать серебряных долларов, а затем накрывал их все своим членом.) Чувствовалось, что ночная жизнь в самом разгаре. Улицы, запруженные автомобилями, музыка, наполняющая теплый, пропитанный тропическими ароматами воздух, смех.
— Мейер…
И тут издалека донеслась автоматная очередь.
— Вы знаете, что это, Мейер?
— Полиция. Они слишком часто нажимают на спусковой крючок, хотя стреляют почти всегда в воздух.
Бат покачал головой:
— Нет, это отзвук войны. Гражданской войны. Мятежники окопались в горах. И скоро они спустятся вниз.
Лански отвернулся от Бата. Оглядел город.
— Батиста об этом позаботится. Если он введет в дело армию…
— Армия уже в деле, но она не может разделаться с мятежниками.
Лански глубоко вдохнул:
— Вы хотите сказать, что не будете вкладывать сюда деньги.
— Более того, я советую вам спасти то, что еще возможно, и выйти из игры.
— Да вы сумасшедший. Все, что у меня есть, вложено в «Ривьеру». Вы же все видели сами! Лучший в мире отель-казино… Самый лучший!
— Мейер, я знаю, что могу вам доверять. Вы, наверное, догадываетесь, какие у меня источники информации. Я настоятельно советую вам продать свою долю.
Лански покачал головой:
— Нет, нет. Я профессиональный игрок. Я, конечно, знал, что негоже ставить все на одну карту, но я это сделал. И теперь не имею права сомневаться в своей правоте. Я уверен, что вы ошибаетесь.
— Мне бы тоже этого хотелось.
— Вы испортили мне вечер, — печально вздохнул Лански.
Как только Мейер Лански и Синеглазый Джимми откланялись, Бат погасил в гостиной свет и раздвинул портьеры. Теперь комнату освещали зависшая над океаном луна да оранжевое зарево города. Освещали отлично, при желании можно было и читать.
Он стоял и смотрел на океан, когда почувствовал прижавшуюся к нему сзади Гленду. Протянул руку, коснулся ее, не удивился, обнаружив, что она уже разделась. Когда же Бат повернулся, она, улыбаясь, протянула ему два куска грубой пеньковой веревки.
— Где ты их взяла? — рассмеялся Бат.
— Привезла с собой.
— Хорошо. Повернись.
Она повернулась, завела руки за спину. Одним куском он связал ей запястья. Вторым, пропустив под грудью, накрепко прихватил руки к телу. Гленда прошла в спальню, села на кровать.
— Быстрее, — прошептала она.
Он и так раздевался. Идея принадлежала Гленде. Поначалу Бат не хотел связывать ее, тем более по-настоящему, с узлами, чтобы она не могла развязаться, но Гленда настояла на своем. И ему пришлось признать, что веревка действовала возбуждающе на них обоих.
Со связанными руками она не могла лечь на спину. И они совокуплялись в позе, которая нравилась ей больше всего: она садилась на Бата, выписывая бедрами неистовый танец. Ей это нравилось, как со связанными руками, так и без всякой веревки. В таком положении конец Бата проникал глубже всего, а движением бедер она могла заставить его коснуться самых чувствительных мест. Дважды она теряла равновесие и начинала валиться набок. Он этого ожидал, поскольку такое нередко случалось и раньше, и руками удерживал от падения. Всякий раз она смеялась.
Она закрыла глаза, губы ее изогнулись в довольной улыбке. Движения бедер убыстрялись. Она ахала и постанывала, и он знал, что она достигла вершины блаженства. За первым оргазмом последовали второй и третий.
— Хочешь кончить, дорогой? — прошептала она.
— С удовольствием.
Для устойчивости он сжал руками ее бедра, и она ответила еще более энергичными движениями, загоняя его член все глубже и глубже. Пока сперма мощным потоком не вырвалась из него.
Гленда перелезла через Бата, встала, вернулась в гостиную. Бат, блаженствуя, остался в постели. Гленда локтем откатила сдвижную стеклянную дверь, вышла на балкон, уставилась на океан. В уверенности, что никто ее не видит, в чем Бат очень сомневался. Возможно, она тоже подумала о нескромных взорах, потому что метнулась обратно в комнату.
— Бат?
— Что, крошка? — спросил он с кровати.
Она подошла к двери в спальню.
— Что с нами будет?
— О чем ты?
— Боже ты мой, неужели я должна говорить тебе…
— Я тебя не понимаю, Гленда. — Он скатился с кровати и шагнул к ней, чтобы развязать веревки.
Она повернулась и опять вышла на балкон.
— Будущего у нас нет? По большому счету. — Она смотрела на залитый лунным светом океан. — Я хочу сказать, ничего постоянного. Мы трахаемся. Хорошо трахаемся. Но это все. Так? Мы говорим, что любим друг друга, но…
— Гленда.
— Ты же не хочешь, чтобы я родила тебе ребенка?
— Ты беременна?
— Нет. Я не беременна. И не собираюсь беременеть. Я не могу такого позволить. Не нужен мне незаконнорожденный ребенок.
— Моя мать родила такого.
— О, извини, Бат. Зачем я только это сказала? Извини. Но…
Он начал развязывать веревки.
— Суть в том, что у нас нет будущего. И главная причина в том, что твой отец…
— Мой отец здесь ни при чем.
— Неужели? Твой отец не любит меня. Да, я дойная денежная корова, но он не хочет, чтобы его сын женился на такой, как я.
— Мой отец не контролирует мою личную жизнь!
