Интервью Гленды Грейсон и личной перепиской звезды занимался ее агент Сэм Стайн и его пресс-бюро. Аналогичные службы были у приглашенных на шоу знаменитостей. Так что Джо-Энн оставались лишь вопросы, связанные с деятельностью компании. Работа не требовала особых усилий, но Джо-Энн искала возможность придать своей должности более высокий статус и тем самым принимать более активное участие в делах «Корд продакшнс».
Удавалось ей это или нет, но в душе Джо-Энн воцарилось спокойствие. Впервые после окончания колледжа у нее появился повод подниматься рано утром, принимать душ, краситься, одеваться. В клинике она похудела. По рекомендации врачей играла в теннис и плавала, а на завтрак, обед и ужин получала еду, калорийность которой тщательно дозировалась.
Она по-прежнему жаловала шотландское, но теперь уже знала свою дозу и могла вовремя остановиться. «Если ты можешь остановиться, когда это надобно, значит, ты не алкоголик», — говорила она. Джо-Энн не собиралась сосать апельсиновый сок, когда все пили спиртное. Слишком это было унизительно. Не хотела она идти и к «Анонимным алкоголикам», хотя в клинике ей настоятельно рекомендовали наладить тесные отношения с этой общественной организацией. Она сходила на одно собрание, после чего пришла к выводу, что АА — та же секта.
Отец не видел ее после выхода из клиники, но к двадцати трем годам она придумала для себя новый образ. Полностью сменила гардероб, отдав предпочтение одежде, оптически удлиняющей фигуру, коротко подстриглась, завила волосы. В тот день она пришла на работу в кремовой юбке и обтягивающем небесно-голубом свитере. Бюстгальтер высоко поднимал ее грудь. Бену нравился этот наряд, поэтому она часто надевала его, особенно если знала, что днем они увидятся.
Зазвонил телефон. Секретарь сообщила, что с Джо-Энн хочет поговорить молодая женщина, не условившаяся заранее о встрече. Некая Синтия Роулз, представившаяся репортером из «Очерков Голливуда». Приход репортера порадовал Джо-Энн, и она попросила секретаря послать женщину к ней.
Синтия Роулз жевала резинку и носила очки, а принадлежность к репортерской гильдии удостоверяла карандашом, заткнутым в волосы над правым ухом, и блокнотом для стенографирования в левой руке.
Она протянула Джо-Энн визитную карточку.
— Вы знаете нашу газету? — спросила она.
Джо-Энн кивнула. Это малоформатное издание продавалось во всех супермаркетах.
— Видела. Но не читаю регулярно.
Если Синтия Роулз и уловила нотки пренебрежения в голосе Джо-Энн, то не подала вида.
— Мы хотели бы проверить полученный нами материал. Поверите ли, но мы проверяем поступающие в редакцию сведения куда тщательнее, чем другие газеты. Мы просто не можем позволить себе дать ложную информацию.
— Я понимаю.
— Я… пыталась связаться с мистером Стайном, но он не хочет со мной разговаривать. В факсе речь идет о Гленде Грейсон. Вы понимаете, о вашей звезде.
— Почему вы решили, что я скажу вам то, чего не хочет сказать Сэм Стайн?
— Может, и не скажете. Но я считаю, что должна показать вам эту заметку до ее публикации. — Синтия Роулз протянула Джо-Энн два листа с отпечатанным текстом. — Если вы скажете, что не все соответствует действительности, мы продолжим проверку.
Джо-Энн просмотрела текст.
«…Мило, мило, мило! Все более тесные отношения устанавливаются между телезвездой Глендой Грейсон и голливудским плейбоем Бенджамином Парришем, известным также как агент и продюсер.
Более никаких «перепихиваний» в мотелях для стриптизерши давно минувших дней и ее нового кавалера. В эти дни она принимает своего Бенни в доме на побережье, который ранее делила с богатеньким Джонасом — «Батом» — Кордом.
Насколько нам известно, мистер Корд не возражает. Как и его знаменитый отец, Джонас Корд II, «Бат» не кладет яйца в одну корзину. Моногамия не числится среди семейных традиций Кордов.
Наши источники информации в данном случае не вызывают ни малейших сомнений…»
— Я сожалею, что пришлось использовать вашу фамилию. — Синтия Роулз вздохнула. — Полагаю, для вас это не сюрприз, не так ли?
Джо-Энн ответила ледяным взглядом.
— Я хочу знать, кто вам все это сообщил.
— Вы же понимаете, что мы не можем разглашать фамилии наших информаторов.
— Еще как можете. У вас есть два варианта, мисс Роулз. Я думаю, вы понимаете, чем чреваты подобные игры с Кордами. Если мой отец не сможет взыскать с вас штраф в суде, он просто купит вашу газетенку. Такое уже случалось, знаете ли. И никакие крики о свободе печати не помогут. Мой отец не закроет газету. Просто переименует «Очерки Голливуда» в «Сельские новости». Что вы знаете о коровах, мисс Роулз?
Поначалу Синтия Роулз решила сыграть бесстрашного репортера. Пожала плечами и усмехнулась. Но бравада длилась недолго.
— А второй вариант?
— Вы называете мне фамилию вашего информатора, и я, возможно, окажу вам содействие. Ваша заметка далеко не полна. А с моей помощью вы сможете много чего добавить.
Пока Синтия размышляла, Джо-Энн мысленно похвалила себя. Именно так всегда и действовали Корды. А Бена Парриша она разнесет в пух и прах… В том, что написанное — правда, она не сомневалась.
— Мисс… мисс Корд, я…
— Кто вам все это рассказал?
— Мисс Корд… Я попала между молотом и наковальней.
Джо-Энн вскинула голову:
— Вы к этому привыкнете, мисс Роулз, повзрослев еще на несколько лет. Вам еще повезло. У вас есть выбор. В большинстве случаев у людей его нет.
— Все гораздо сложнее. Информатор позвонил моему редактору. Тот записал разговор на пленку, как и любой другой. Дал мне ее прослушать. Наверное, вы не поверите мне, если я скажу, кто ему звонил.
— А вы рискните.
— Мисс Корд… Это был ваш отец.
Такого Джо-Энн не ожидала. Лицо ее залил румянец.
— Мой отец… Вы думаете, звонил мой отец?
— Вы это отрицаете?
Джо-Энн задумалась, потом покачала головой. Что тут отрицать. Этим звонком отец мог решить не одну проблему.
— Нет, не отрицаю. Более того, могу подтвердить, что все, что он сказал, — чистая правда. И могу кое-что добавить. У Бена Парриша есть определенная… репутация. Я уверена, вы знаете, о чем я говорю.
— Насчет того, что у него висит, как у коня?
— Ему позавидуют многие жеребцы. Вас интересует, откуда мне это известно?
— Я боюсь спросить, — призналась Синтия Роулз.
— Полагаю, вы обо всем догадались. Я рада, что вы заглянули ко мне. Я подозревала, что у кого-то развязался язык, но не знала, у кого именно.
— Но ваш отец был в курсе всего. Как вы могли не знать того, что известно ему?
— У Джонаса Корда есть способы узнать то, что его интересует. Мне он ничего не сказал. Хотел, чтобы я прочитала об этом в газете.
— А как он отреагирует, прочитав появившиеся в заметке дополнения?
— Из-за этого он не станет покупать вашу газету.
— Благодарю вас, мисс Корд. Я рада нашей встрече.
Он сказал ей, что любит ее. Она ему поверила.
Джо-Энн встретилась с Беном за ленчем, в публичном месте, где ни он, ни она не могли устроить скандал. Скандал, однако, случился. Люди таращились на них. Некоторые смеялись. Если судить по внешнему виду, посетители ресторана не относились к тем, кто мог знать о существовании таких газетенок, как «Очерки Голливуда». И тем не менее они поглядывали на Бена Парриша и Джо-Энн Корд и узнавали в них героев статьи, напечатанной на первой полосе еженедельника.
Статью иллюстрировали фотографии. Гленды Грейсон, та самая, что рассылал в свое время Джиб Дуган, в черной шляпе и черных же трусиках и бюстгальтере. Джо-Энн, сделанная в ту ночь, когда ее задержали и в наручниках доставили в полицейский участок Лос-Анджелеса, Бена, у бассейна, с нависающим над плавками животом, с сигаретой в одной руке и полупустым стаканом в другой.
Девушка-репортер оказалась более умной и вредной, чем могла предположить Джо-Энн. Если в конце интервью в ее вопросах и появились нотки сочувствия, то в статью они не попали. Ни для одного из героев у нее не нашлось доброго слова. Гленду Грейсон она назвала «бывшей стриптизершей», Бена — «голливудским плейбоем», Джо-Энн — «богатенькой шлюшкой». А всех вместе — «сладострастным трио». В «Очерках Голливуда» слово «сладострастный» относилось к разряду наиболее употребительных.
— Я тебе верила. — Джо-Энн старалась не повышать голоса. Шотландского она уже выпила больше нормы, но еще держала себя в руках. — Какая же я дура. Я себя просто ненавижу. Конечно, Кордам можно простить многое, но только не глупость.
— Бат сказал Гленде, что женится на ней, — и Бен говорил на пониженных тонах. — Потом уехал в Нью-Йорк и начал находить предлоги для того, чтобы не проводить с ней уик-энды. Она узнала, что он вновь видится с Тони, более того, Тони, приезжая в Нью-Йорк, живет в его квартире в «Уолдорф Тауэрс». Гленда расстроилась. Я тоже был в печали. А ты сидела в тюрьме!
