Ну почему мне никогда не дают спокойно посмотреть «Рикки Лейк» от начала до конца? Только устроишься перед телевизором, как тут же начинает надрываться телефон или в дверь звонят, и пиши пропало — мне уже не узнать, чем кончилась передача «Как я стала секс-бомбой».
Сегодня помехой стала Фэй — низенькая, с коротко остриженными каштановыми волосами, грубоватая, но дружелюбная и вечно по уши в делах. Откровенно говоря, я удивилась, увидев ее у себя на пороге. Должно быть, Брианна что-то нашептала, потому что Фэй притащила коробку печенья — увы, не с шоколадом, а с изюмом. Терпеть не могу печенье с изюмом. Самое подлое, что издали оно выглядит точь-в-точь как мое любимое, с шоколадом. Ты вся преисполняешься надеждами. И вдруг — бац! — страшное разочарование.
Естественно, я поворчала про себя, а когда она сунула мне какой-то фундаментальный труд в твердом переплете, в душе так и обмерла.
— Сто лет собираюсь прочесть это дерьмо, — весело сообщила Фэй, — да все времени не хватает, дьявол его побери. А у тебя теперь времени навалом, вот ты и почитаешь, а после мне расскажешь! Опля!
Не смешно. Нисколечко не смешно. У меня в шкафу полным-полно собственных серьезных книжек. С чего она взяла, что я стану за нее читать ее серьезные книжки? Если я никуда не выхожу, ничего не делаю, значит, можно превратить мою жизнь в кромешный ад, так, что ли?
Вслух я, конечно, ничего такого не сказала. Вслух я сказала: как мило, с огромным интересом почитаю про то, как женщина в последней стадии рака в одиночку отправилась через Анды. И к тому же на протезе? Восхитительно. Сегодня же и начну.
Потом Фэй битый час толковала о работе — иных тем для разговора у нее нет, потому как, насколько я могу судить, ничем иным она не занимается. Со своей последней подругой она разошлась два года назад и с тех пор ни с кем не встречается. Фэй уже добилась вожделенного звания партнера в фирме, но просиживает в конторе еще дольше, чем я. Она и сейчас туда отправилась и небось проторчит до полуночи. Ужасное, одинокое, жалкое существование.
Середина пятницыДень третий постельного режима. Сегодня утром я проснулась, подумала: так будет еще девяносто дней. И разревелась.
Но успокоилась еще до того, как Том ушел на работу, к большому его облегчению («Не могу же я оставить тебя в таком состоянии!»), рьяно взялась за брови и целый час приводила их в надлежащий вид. Кроме того, я:
• воском удалила буйно разросшуюся растительность на животе (если следующие тринадцать с половиной недель меня будут осматривать каждые пять минут, надо хоть выглядеть прилично);
• подремала (когда проснулась, обнаружила, что обслюнявила всю нашу красную бархатную подушку. Почему, интересно, женщины на сносях такие слюнявые? Чтоб быстрее привыкнуть подтирать сопли будущему отпрыску?);
• наблюдала, как старушка в доме напротив моет полы в квартире (во всяком случае, там, где мне видно);
• поддалась минутной слабости и позвонила маме.
Последнее было роковой ошибкой. Одно дело звонить моей маме с конкретной информацией (самолет Элисон прилетает в 19.10; посылаю статью из «Ньюйоркера»; мой ребенок может родиться раньше срока). И совсем другое, если требуется поддержка или утешение.
Разговор у нас состоялся примерно следующий.
Я. Привет, мам, как дела? Совсем тут скоро ошалею валяться на левом боку. Подумала, дай-ка позвоню маме, она меня приободрит.
Она. Не стану утверждать, что ты сама во всем виновата… Ты пробовала «иланг-иланг»?[10]
Я. Сама виновата? То есть как это?
Она. Не стану утверждать, что ничего подобного не произошло бы, останься ты в Англии…
Я. Ты о чем? Какая разница, где я живу? Мои проблемы не имеют никакого отношения к тому, где я живу!
Она. Я сказала — не стану утверждать, что все дело в переезде в Америку…
Я. Ну начинается! По-твоему, все из-за моей работы? Думаешь, в Лондоне я работала бы меньше, и вообще причина любых бед — американский трудоголизм? Да ты ж ничегошеньки не знаешь о том, сколько вкалывают лондонские юристы, а вбила себе в голову…
Она. Все я знаю, моя дорогая! Дочка Джейн Купер работает пять дней в неделю и каждый день успевает после работы забрать детей из школы…
Я. Джейн Купер — ничтожество, чертова параюристка в занюханном Саффрон-Валдене[11]! И сравнивать нечего!..
Она. Так ли уж необходимо выражаться, дорогая? Ты сама мне позвонила, и я не намерена терпеть твою грубость…
Трубки были повешены минут через сорок, после того как я: 1) нехотя признала, что, вероятно, все-таки перерабатывала, и 2) обещала перед сном капнуть на подушку «иланг-иланга». После чего я еще полчаса предавалась печальным размышлениям. Ну почему я, относительно успешный, довольно уверенный в себе юрист, постоянно уступаю матери в подобных прениях? Почему, стоит ей раскритиковать какой-нибудь мой шаг, как у меня уже пылают щеки и слезы на глазах? Почему меня вообще волнует ее мнение? Бывают же люди, которые снисходительно посмеиваются над причудами своих матерей. Есть люди, которые в «Списке дел, которые каждая современная женщина обязана выполнить до тридцати» с легкостью отмечают галочкой пункт «Относиться к матери как один взрослый человек к другому взрослому человеку». Увы, я не из таких.
Выход собственной злости я дала, с остервенением ликвидируя волосы везде, где им не место. Время к обеду, пора бы уже появиться Брианне с чем-нибудь вкусненьким.
14.00Никакой Брианны. Ну и ладно. Том оставил мне целую гору сэндвичей с жутко дорогим сыром из «Забара»[12]. Вчера после работы он в припадке раскаяния прочесал полгорода и разыскал-таки мой любимый английский сыр, мягкий белый «Чеширский» («Вот, Кью, и не говори теперь, что я никогда не покупаю ничего стоящего. Кстати, завтра я, наверное, задержусь на работе»). И еще у меня осталось то дурацкое печенье с изюмом, что притащила Фэй. Если выковырять весь изюм (сморщенная мерзость, брр), то сойдет.
Понедельник, 10.00Все меня бросили, никто не навещает. Только телефон надрывается. Из конторы звонили человек двенадцать — одни оправдывались, почему не могут зайти, другие туманно обещали как-нибудь заглянуть (когда дети выздоровеют, когда закончится судебный процесс, когда вернутся с Мальдив). Можно подумать, я обитаю в какой-нибудь глухомани, а не в центре Нью-Йорка. Неужели так трудно спуститься в метро? Ну да, в воскресенье приходили обедать Лара и Марк. Но без этого удовольствия я бы уж как-нибудь обошлась — ни одного из них особенно не жалую. Марк, университетский приятель Тома, стал совершенно несносен с тех пор, как заделался помощником окружного прокурора и начал сажать за решетку торговцев марихуаной. Лара — невыносимо стройная и подтянутая тренерша по гимнастике — двоих детей родила, а нипочем не скажешь. Где она их носила, как рожала, — загадка. Одно очевидно: на ее фигуре это не отразилось. На мое пузо она глядит с плохо скрываемым отвращением. И гости из обоих никудышные. Ладно, в ресторан они завернули и кое-что съестное с собой принесли, но у них что, руки отвалились бы, если б они потом немножко помогли Тому прибраться? В квартире форменный свинарник! А захватить что-нибудь вкусное для меня им и в голову не пришло. Ни кусочка торта, ни печеньица, ничего! Притащили бутылку шардоне, которого я по понятным причинам даже пригубить не могу.
Как ни странно, куда более приятным оказался визит забавной гречанки, нашей соседки снизу. В субботу днем раздался стук в дверь и греческая леди попросила разрешения осмотреть квартиру: она воюет с нашим домовладельцем из-за коммунального обслуживания, и ей надо сравнить обе квартиры. Она внимательно исследовала кухонное оборудование и состояние кондиционеров, а через полчаса вернулась — с миской домашней мусаки и самодельными конфетами из манки, на бумажной тарелочке. Английский у нее дрянной, акцент чудовищный, но сама она ужасно милая. Сказала, еще придет и принесет своей пахлавы, а это, ей-богу, не хуже печенья с шоколадом.
Вот так. Первая неделя постельного режима закончилась, вторая началась. Беременность — двадцать семь недель. Если бы ребенок родился сегодня, он бы не дотянул до положенного срока тринадцать недель. Залезла в Google и нашла сайт, где уверяют, что его шансы выросли почти до 85 процентов. Сразу здорово полегчало.
11.00Только что «спросила» Google про «выживание и прогнозы при маловодии». Большая ошибка, Кью. Просто чудовищная ошибка!
Двадцать минут прошло, а я все реву. Оказывается, это обыкновенные младенцы в двадцать семь недель имеют 85 процентов шансов выкарабкаться, а для тех, которым недостает амниотической жидкости, все гораздо хуже. Для них «прогнозы неблагоприятные»: «катастрофическая задержка» развития легких. Детишки, имевшие вполне здоровый вид у мамаши в животе, при родах могут погибнуть от какой-то пакости под названием легочная гипоплазия.
