— Нет, Ангус, дорогой. Я этого не вынесу. Если ты поедешь домой, то и я с тобой. Я не останусь здесь одна. — Ее голос почти дрожал. — Что мне здесь делать?
— Ну еще походишь по магазинам. Съездишь в Париж. Заберешь Мэбс из школы. — Ангус жевал мясо. Ему нравилось, когда женщины начинали суетиться, волноваться, он знал, что его жена делает это исключительно для того, чтобы доставить ему удовольствие. Он выпил немного вина.
— Запасись обувью, пока здесь. Если я поеду, то я поеду один. Ситуация не ясна.
— Тогда за твое дезертирство тебе придется расплачиваться платьями и шляпками. Я закидаю тебя огромными счетами за всякие безделушки.
— Ну и что, — просиял Ангус, распушив роскошные усы. — А как с перчатками?
За их спиной, за столиком в углублении сидели Денис и Вита Тревельян и молча ели. Между ними, уткнувшись в свою тарелку, сгорбилась Флора.
Центральный стол все еще пустовал.
Денис Тревельян чистил яблоко. Ангус Лей потягивал вино. Космо грезил.
Двери столовой широко распахнулись, и управляющий, кланяясь, ввел баронессу Хэбенинг, за которой следовали Элизабет, Энн, Мэри, Дотти и Долли. Их появление заметили все.
— Ну… — пробормотал Космо, — ни одной в возрасте для брака.
— Три самые младшие — с обручальными кольцами, — сказал Бланко, который был весьма наблюдательным.
— И нисколько не хорошенькие, — прошептал Космо.
— Домашние, — сказал Бланко.
— Они так и останутся с такой внешностью.
— О чем вы шепчетесь, Космо? — спросила мать. — Манеры, дорогой, манеры.
— Ничего такого, ма. Извини, ма.
— Уэльские шахтеры — хуже нет, — проговорил Ангус Лей, чьи мысли были заняты волнениями в Англии, — но северные могут оказаться еще страшнее. Вот почему я жду…
— В защиту шахтеров можно сказать немало. Я думаю, их положение…
— Не слишком ли далеко зашел Бланко? — подумал Космо. — Во что тогда превратится остаток каникул?
Но отец не слышал Бланко. Он тоже смотрел на новеньких, которые рассаживались, пытаясь разместить свои весьма пышные зады на веретенообразных ресторанных стульчиках.
— О! — воскликнул он. — Не моя ли это старинная подруга Роуз? Дорогая, пойдем и поздороваемся с Роуз. Ты, наверное, помнишь, я часто тебе рассказывал о Роуз и Джефе Хэбенингах. Я ходил с ним охотиться на дикого кабана. Помнишь? И на уток. Друзья моей молодости… — Ангус отложил в сторону салфетку и поднялся.
— Столько девочек, — проговорила миссис Лей.
— Тогда у нее не было девочек, я говорю о тех мрачных годах. Может, и были у них тогда одна-другая, но они не мешали, они сопели в своих колыбельках. Пошли, ты должна… — Ангус повел жену через зал к центральному столу. — Роуз? Ты меня помнишь?
— Ангус! — Баронесса раскинула руки. — Ангус! Конечно… — Пошли восклицания, представления, пожатия рун, вставания, усаживание на место.
— Посмотри-ка на них, — прошептал Космо. — Кошмар! Какое ужасное разочарование. А я-то…
Но Бланко был поглощен тем, о чем говорили за столиком за спиной. Он услышал…
— Такая грязная, как будто не мылась с тех пор, как я оставила тебя с ней. Обгрызенные ногти, под ними черно. Когда ты в последний раз принимала ванну? Она не удосужилась следить за твоим бельем. Оно серого цвета. Ты отвратительна, и у тебя вылезли угри. Посмотри, Денис, у нее угри.
— Отправь ее в парикмахерскую, — как-то отстраненно проговорил Денис Тревельян. — Пусть их удалят. И мне не нравятся эти косички.
— Но она еще мала для парикмахерской, Денис.
— Ну делай, что считаешь нужным. А ты почему не отвечаешь матери, Флора?
— Пожалуй, я пойду спать, — сказала Флора и встала. — Спокойной ночи. — Ее голос звучал твердо. — Спокойной ночи. — И пошла к выходу.
— Флора, — выпалила Вита. — Сядь. Вернись.
— Да пусть она идет, — сказал Денис, когда девочка проходила мимо стола Леев. — Ты не виновата, дорогая. — Он накрыл рукой руку жены. — Интересно, найдем ли мы пару, чтобы сыграть в бридж? Осмелюсь сказать, что гувернантка очень ленилась. — И он сжал руку жены.
Наблюдая за Флорой, Бланко и Космо увидели, как она пересекла зал и налетела на человека, торопливо входившего в ресторан. Он взял ее за плечи, отстранил, потом отступил в сторону и открыл ей дверь.
— Она его даже не видела. Она плакала, — сказал Космо. — Я скажу отцу, чтобы наш стол куда-нибудь передвинули, — продолжил он, не понижая голоса.
— Не бросить ли мне бридж? — сказал Бланко. — Посмотри, твой отец машет, зовет к себе.
— Наверное, это барон, ее сын, конечно, — вдова, мать девочки с неровными зубами, наклонилась к соседнему столику. — Правда, хорош собой? И такой молодой.
— Ангус, представь меня, — сказала баронесса.
— Мой сын Космо, его друг Хьюберт Виндеатт-Уайт, который проводит с нами каникулы, он немножко „больши“. И разреши мне представить твоих девочек: Элизабет, Энн, Мэри, Дотти и Долли.
— И мой сын Феликс, — добавила Роуз, указывая на молодого человека, столкнувшегося с Флорой, ухватив его за рукав. — Что тебя задержало, Феликс? Мы уже потеряли всякую надежду, что ты придешь.
— Прокол, мама. — Феликс сел рядом с матерью. — Привет, привет всем моим сестренкам.
— Какой удивительно красивый молодой человек, — сказала Милли Лей, когда они отходили от столика, — и какие ужасно неуклюжие девочки. Это просто несправедливо.
Денис передумал искать компанию для бриджа, перехватив взгляд Космо, от которого его бросило в озноб.
Он прогуливался под руку с Витой, время от времени прижимая ее руку локтем.
— Ну что тебе здесь делать? Разве ты будешь счастлива в этом отеле? Ты заскучаешь здесь одна с ребенком.
— Буду играть в бридж, в теннис, писать тебе длинные-предлинные письма, плавать.
— В этом климате? Да ты умрешь от холода.
— Перетрясу свои наряды и, когда приеду к тебе в сентябре, ты подумаешь, что у тебя новая жена.
— Я хочу единственную, которая у меня есть, и лучше всего — без нарядов.
— Но не в этом климате! — поддразнила она его. — Давай, скорее вернемся, ладно?
— А как с ребенком? — его голос стал раздраженным.
— Она, наверное, помогает мадемуазель упаковывать вещи. Со мной все будет в порядке, Денис, я найду кого-нибудь учить ее математике, она берет уроки музыки у мадам Тарасовой. Математика не так важна, она нагонит ее в школе. Когда я впервые привезла ее сюда, еще до твоего приезда в отпуск, одно итальянское семейство было радо говорить с ней, чтобы она не забыла итальянский.
— Дорогая, — Денис уставился на море — они шли по дороге над пляжем. — Если она так занята, какой смысл тебе вообще здесь оставаться?
— Но ей только десять. И я ей нужна.
Денис хмыкнул.
— Ты мне нужна.
— Дорогой, мы столько раз говорили. Все, кто служит в Индии, вынуждены пройти через это. Приезжают домой, проводят время с семьями, навещают детей. Нас сочтут странными, если мы не будем поступать так же. Что скажут о нас люди в Клубе?
— Но у нас нет здесь семьи. И меня не волнует, если про меня станут говорить, что я странный. Что странного в том, что мужчина любит свою жену?
— Я знаю, знаю. Не можем же мы винить мою мать за то, что она умерла, и я люблю тебя, дорогой. И ты знаешь, что я люблю тебя.
— Это был, конечно, удар. Она готова была взять на себя заботы о ребенке. И мы могли бы провести мой летний отпуск в Кашмире, — сказал Денис с возмущением.
Вита задрожала на апрельском ветру.
— Мне тоже обидно.
— Надо было отдать этого ребенка, пусть бы ее удочерили.
— Денис!
— Или хотя бы это был сын. Я знаю, ты чувствуешь то же самое. Всякий раз, когда у нас появляется возможность поразвлечься, она путается под ногами. Мы могли бы остаться в Лондоне, так нет, мы должны экономить деньги и тащиться сюда, в эту дыру. Ненавижу Францию. И теперь — французов.
— Денис!
— Мне не нравится этот отель. Я слушал, как в соседнем номере кто-то чистил зубы, когда я переодевался к ужину, брр!
— Денис!
— Мне не нравится семья, которая сидит рядом с нами в ресторане; один из этих отвратных мальчишек смотрит на меня так высокомерно…
— Но тебе же понравился на судне его отец.
— Это тебе понравился на судне его отец.
— Денис…
— Я завтра спрошу. Может, мы снимем где-то квартиру. Чтобы уединиться.
— И с хорошей двуспальной кроватью, а?
— Отличная мысль, тебе не кажется?
— Да. И это будет даже экономней. Мы могли бы побыть подольше в Кашмире в следующее лето или покататься зимой на лыжах.
— О, следующее лето — это когда еще!
— Но сегодняшняя ночь уже… Давай-ка, пойдем обратно. В постель.
Они повернулись и пошли вверх по холму.
— Не могу поверить, что на свете есть еще какой-нибудь мужчина, который так бы любил свою жену, — сказал он.
