— Приезжайте.
Без аппетита дожевав бутерброд, Таня вышла на улицу. Пахнуло свежестью остывшей за ночь земли. Из-за угла показался автобус. Она прибавила шаг и успела втиснуть себя в его переполненное людьми чрево. Полчаса в тряской тесноте — и наконец поворот к автозаправке. С трудом протиснувшись сквозь плотный строй пассажиров, Таня соскочила с подножки и быстрым шагом направилась к покрытой новым асфальтом площадке, на краю которой стоял небольшой кирпичный офис. Неприятное предчувствие шелохнулось в груди, как только она увидела у входа милицейскую машину.
— Здравствуйте, — входя, неуверенно сказала она.
Вадим, их начальник, сидел на диване для посетителей и машинально перелистывал толстый иллюстрированный журнал. Около окна, наклонившись над чахлой молодой пальмой в глиняном горшке, стоял мужчина с солидным брюшком, нависающим над бляхой армейского ремня.
— Здравствуй, — напряженно ответил Вадим, продолжая листать страницы.
— Вы Татьяна Алексеевна Меркушева? — обернувшись, спросил любитель комнатных растений.
— Да… А что? — испуганно воскликнула Таня.
— Хорошо спалось? — спросил дородный мужчина, оглядывая ее с ног до головы цепким взглядом.
Таню словно ошпарили кипятком.
— Да… Нет… Спасибо… — ответила она, чувствуя, как на ее щеках вспыхивают алые пятна.
— Может, в кабинет пройдем? — предложил Вадим и кивнул на черную дверь.
— Пройдемте, — согласился мужчина, взял с подоконника увесистую кожаную папку и первым направился к черной двери.
Таня вошла в кабинет последней. Незнакомец уже по-хозяйски занял место у письменного стола. Таня присела рядом, Вадим остановился у окна, внимательно глядя на улицу.
— Итак… — Дородный мужчина достал из папки чистый лист бумаги, положил рядом дешевую шариковую ручку. — По графику числится ваша смена. Почему подменились?
Таня растерянно оглянулась на Вадима, который упорно рассматривал пейзаж за окном.
— Все согласовано, — сказала она неуверенно. — Вы из налоговой инспекции?
— Нет, — ответил мужчина, снимая колпачок с шариковой ручки. — Я — следователь. Помнишь, еще фильм такой был?
Он выпрямился и, слегка прищурившись, посмотрел на Таню.
— Впрочем, тебя тогда, наверное, даже в проекте не было, — улыбнулся он.
На мгновение Тане показалось, что это всего лишь шутка. Сейчас Вадим наконец-то перестанет пялиться на улицу, рассмеется и скажет какую-нибудь свою банальную пошлость. Но Вадим молчал, а лицо следователя опять стало серьезным.
— Итак, расскажите, как вы тут работаете. Почему с Ниной Валерьевной Фофановой поменялись сменами? — спросил следователь.
— Мы работаем по двенадцать часов, — начала Таня, не отводя застывшего взгляда от листа бумаги. — Мои смены — ночные… я еще в одном месте работаю, в салоне. У Нинки другой работы нет, она в дневную… Ей сотовый хотелось купить. К тому же устала я. — Таня вздохнула и добавила: — По взаимной договоренности этот месяц она работает за меня.
Вдруг Таня резко подняла голову и посмотрела прямо следователю в глаза.
— А где Нинка?
Следователь отвел взгляд и что-то черкнул на листе.
— Документы есть? Заявления там или что? — спросил он.
— Какие документы? Не поняла…
Таня, в поисках поддержки, посмотрела на Вадима. Тот продолжал пристально смотреть в окно.
— Заявление без содержания есть? — повторил следователь.
— Я же вам сказала — по взаимной договоренности, — снова стала объяснять Таня, стараясь унять внезапно появившуюся в голосе дрожь. — Нинка вместо меня работала. Так мы все договорились. По ведомости я бы деньги получила, а ей отдала, — неуверенно сказала Таня, зная, что это было каким-то нарушением.
— И сколько смен Фофанова за вас отработала?
— Три. Еще три осталось… По договоренности, — зачем-то добавила Таня.
— Не осталось. Нету ее. — Вадим отошел от окна. — Я вам, гражданин майор, все объяснил. Девчонки подружками были, а подмены — дело житейское.
— Ладно, пусть с тобой профсоюз разбирается. Мне одно важно — нет ли тут какой-то мести или еще чего личного?
— Вряд ли. А ты как считаешь? — спросил Вадим, глядя на Таню.
— Я ничего не считаю… Не понимаю… Где Нина?
— В морге, где же еще? — резко выкрикнул Вадим, но взгляд у него был как у зверя, попавшего в засаду.
— Что?! — Таня вскочила, но тут же села обратно. Внезапно ставшие ватными ноги не держали. Она уткнулась лицом в ладони, вслушиваясь в гулкую тишину, воцарившуюся у нее в душе.
— Выпей, — услышала она и щекой почувствовала холод стекла.
Таня заставила себя поднять голову.
— Выпей и иди домой, — сказал Вадим, прижимая твердый край стакана к ее губам.
Она вдохнула резкий запах валерианы и с усилием сделала глоток.
— Что с Ниной? — спросила она, растерянно глядя на следователя.
— Убили Нину, — вздохнул он и плотно сжал сухие губы. — А ты иди. Если что вспомнишь — скажи. Как парня-то подружкиного найти?
— Парня?.. — растерялась Таня.
— Нету у нее никого, не обзавелась еще, — сказал Вадим и отошел к окну.
— Да… — Майор почесал за ухом. — А мальчонка успел обжениться. И жена, говорят, в положении.
— А что с Гошкой? — испугалась Таня, сообразив, о ком идет речь. Парень был единственным женатым охранником.
— Ножом по шее, — ответил Вадим сухо. — Нинку — из пистолета. И взяли-то немного. Вечером ведь всегда кассу снимаем, ты знаешь. По чекам — пятнадцать с копейками… И две жизни.
— Судьба — индейка, а жизнь — копейка, — вздохнул майор. — Жалко ребят.
Вадим одним махом допил все, что осталось в стакане.
— Ты иди, — сказал он, обернувшись к Тане. — За расчетом — на следующей неделе зайди.
— Нет, — ответила Таня. — У меня в этом месяце смен не было.
— В рубашке родилась, — услышала Таня, когда закрывала за собой дверь.
Баба Софа тоже называла ее счастливой. Правда, Таня никогда не понимала, в чем, собственно, состояло ее счастье. Многие одноклассники жили куда лучше, чем она. Родители их баловали, покупали красивые вещи, возили на море, кормили иностранными сладостями, а баба Софа никогда даже на кексы из кулинарии не тратилась, не говоря уже о новомодных американских батончиках, которые постоянно рекламировали по телевизору. Бабушка кормила Таню ватрушками с творогом и булочками с повидлом. Ее стряпня была девочке по вкусу, но «Сникерса» с «Марсом» ей тоже хотелось. Сейчас Таня могла покупать эти приторные до изжоги батончики хоть каждый день, только доступность быстро свела на нет всю привлекательность заграничного лакомства, и теперь она с грустью вспоминала бабушкины пирожки с ватрушками, уютную кухонную суету, дразняще-сладкий запах ванили, сдобное тепло газовой духовки…
Таня шла, не разбирая дороги, сознательно перебирая в памяти воспоминания раннего детства, чтобы ненароком не задеть вдруг образовавшийся где-то в душе кратер боли. Горе давило всей своей тяжестью, но слез не было. Таня прошла мимо автобусной остановки. Ей сейчас казалось невозможным втиснуться в его душное нутро, оказаться среди равнодушных лиц. Она могла только идти, шагами заглушая эту саднящую боль.
Отрезок тротуара закончился, и Таня пошла по краю шоссе. Машины, сигналя, объезжали ее. Одна, взвизгнув резиной шин, остановилась.
— Тебя подвезти?
Таня непонимающе посмотрела на забрызганную грязью «Волгу».
— Подвезти? — снова предложил водитель и распахнул перед ней дверцу.
Его лицо было усталым, но серо-зеленые глаза с угольно-черной сердцевинкой зрачка смотрели участливо. Внезапно Таня почувствовала, что больше не может оставаться в одиночестве.
Кивнув, она села рядом с водителем и потянула на себя тяжелую дверцу.
— Сильнее, — сказал водитель.
Таня с усилием хлопнула дверью.
— Ну так-то зачем? — проворчал мужчина, и машина тронулась с места. — Тебе куда?
— Вперед, — ответила Таня и, не мигая, уставилась на серое полотно дороги.
— С парнем, что ли, разругалась? — усмехнулся водитель.
Таня отвела взгляд от асфальтовой ленты и взглянула на водителя. «Какой большой лоб, — подумалось ей. — И брови густые. Некрасиво».
— Чего не отвечаешь? Или начальник послал? — не унимался мужчина.
— Что? — спросила Таня, почувствовав, как в уголках глаз собираются слезы.
— Что стряслось, спрашиваю?
Мужчина с участием посмотрел на девушку и опять сосредоточился на дороге.
— Подругу убили… Не понимаю… Ничего не понимаю… — Теплая слеза поползла по щеке вниз.
— А… — Водитель вздохнул. — Слышал по радио. И парня… Опять никого не найдут…
— И найдут, а Нинку не вернуть… Она такая была, такая… — Слезы уже градом катились из ее глаз.
